Спотыкаясь под яростными очередями, воины Шибана падали с пробитыми нагрудниками и расколотыми шлемами, но другие тут же занимали их места. Они перепрыгивали через обломки или скользили по полу, улучшая позицию, после чего стреляли в ответ. Легионеры петляли в вихре снарядов, выдерживали попадания и усиливали какофонию разрушения собственными залпами.
— За Хана! — прокричал Джучи, перекрывая возгласы и шум битвы. — За Тахсира!
Единой бело-красной лавиной чогорийцы с боем подкатились к основанию лестницы. Как только они сошлись с мечниками Детей Императора, к рокоту болтеров добавился лязг блистающих силовых клинков. Воины Иманя свернули вправо, прорубаясь к дальней стене зала. Джучи остался возле Шибана, и вместе они проломили путь через центр, поддержанные плотным огнем собратьев, что вбежали в огромные двери далеко позади.
В азарте схватки Джучи опередил всех, даже своего повелителя. Он заскочил на нижние ступени и толкнул плечом нависшего над ним отступника, который, размахивая руками, свалился в надвигающуюся волну Белых Шрамов.
Но перед чогорийцем встал следующий Придворный Клинок, чемпион в шлеме с наличником, покрытым фиолетовым и синим лаком. Чарнобальскую саблю он держал в одной руке. Джучи одним прыжком подобрался к нему, удержал равновесие и со свистом рассек воздух тальваром.
Враг презрительно быстро закончил бой. Первым взмахом клинка префектор вывернул меч из руки Шрама, вторым полоснул его выше горжета, рассекая кабели и горло под ними. Чогориец повалился на колени, хватая воздух и булькая кровью, но тут же рухнул ничком, добитый третьим ударом сабли.
Шибан, метнувшийся к нему, не успел отразить смертельный выпад. Резко дернув глефу вверх, хан отбросил изменника, хотя тому удалось парировать атаку. Придворный Клинок начал отступать, как и все его воины. Лояльные легионеры, пылая раскаленным добела гневом, преследовали их вверх по ступеням. Переступая тело Джучи, они все дальше и дальше теснили мечников Третьего.
— Я знаю тебя, — прошипел Шибан.
Черная ярость придавала ему сил, наполняла мощью удары гуань дао. Хан словно вернулся на мостик огромного транспортника, где сдерживал врага до прибытия «Грозовой птицы».
— Я охотился за тобой с атаки на «Мемнос»! — В ответе прозвучала почти мальчишеская радость. — Как тебя называют, стальной шлем?
Шибан не сбавлял натиск, орудуя глефой, словно боевым молотом, — размашисто и быстро. От неистовства ему застилал глаза багровый туман.
— Хочешь знать мое имя? — злобно рявкнул он и резко выбросил гуань дао вперед, стараясь не отстать от врага. — Таму из степи!
Клинки летали, волоча за собой плазменные хвосты.
— Тахсир из легиона!
Темп схватки нарастал, обмен ударами ускорялся, мир расплывался вокруг.
— Шибан-хан из братства Бури!
Свирепым прямым выпадом снизу он попал префектору в грудь. Вспыхнуло расщепляющее поле, отброшенный ударом изменник пробороздил своим телом каменные ступени. Не давая ему опомниться, по-волчьи дышащий хан шагнул следом.
— Но тебе эти имена ни к чему, клятвопреступник, — кровожадно прохрипел он. — Для тебя я просто воздаяние.
«Стойкость» чванливо вплыла в центр плоскости боя, высоко над стягивающимся порталом. На ее грузных боках до сих пор вспыхивали разряды — следы воздействия неизвестных сил, пробужденных взрывом в сердце варп-колодца. За ней собрался весь флот Гвардии Смерти, к ним спешно присоединились корабли беспокойных кузенов. Сдвоенная армада развернулась и опять помчалась в атаку, набирая ход. Беснующуюся пустоту, будто охваченную лесным пожаром, еще раз вспороли лазерные лучи, и левиафаны бездны развернули орудия к новым целям.
«Гордое сердце» энергично ринулось к зениту, с изысканной точностью накрывая ряды отступающих космолетов Пятого легиона непрерывными залпами. Гвардия Смерти придерживалась центра, ее корабли двигались по прямой, наводя лэнсы на плотную середину оборонительного строя Белых Шрамов.
Величайшей среди всех была «Стойкость» — самая громадная, смертоносная и защищенная. Ее пушки уже обрекли на гибель десяток вражеских звездолетов, и с каждой секундой все больше мишеней появлялось в прицелах флагмана. Гигантские конденсаторы лэнс-орудий яростно и надрывно гудели от перегрева; фосфекс-податчики изливали свое бурлящее содержимое в окованные железом пусковые установки; многотысячные армии слуг загружали торпеды-распылители в стартовые аппараты, напрягаясь в вечной жаре, бесконечной влажности, неизбывной грязи и темноте каторжного труда.
Мортарион с мостика наблюдал за отходом неприятелей, которые еще сражались, но уже отдавали пустотную территорию. Брешь позади них стремительно вращалась, окаймленная эгидой серебряного пламени. Большинство врагов пытались развернуться к ней, пока их косил огонь сдвоенного флота, но не все. Одинокий корабль, взмывая над разверстым провалом, непокорно шел навстречу резне. Он был таким же колоссальным, как «Стойкость», но гораздо стройнее, с аккуратными и плавными обводами, как у породистого охотничьего пса. Его белый нос пятнали следы боев, но разряд молнии на корпусе по-прежнему блистал золотом, а лэнсы безжалостно сияли, готовясь к залпу.
— Мой брат не убегает, — сказал примарх, сжимая в пальцах рукоять Безмолвия. — Да, так и должно быть.
Повелитель Смерти поднялся с трона, молчаливая свита шагнула за ним.
— Всем сосредоточить огонь на флагмане, — приказал Мортарион, направляясь к телепортам. — Вскрыть его. На прочее отребье мне плевать, но добудьте мне этот корабль.
Калгаро передал команду флоту, и вскоре все звездолеты прервали заход на атаку, отступили и развернулись для перехвата надвигающейся «Бури мечей». Со всех сторон ринулись веера торпед, наведенных на одинокий флагман. Лишенный эскортов, звездолет Хана получил ряд попаданий в каждую секцию пустотных щитов, весь его корпус задрожал, окутанный пламенем взрывов.
Но флагман летел дальше. Его орудия вспыхивали, метая снаряды в сверкающую пустоту. Темп огня поражал воображение — «Буря мечей» непрерывно крушила стаи Четырнадцатого легиона, что стягивались вокруг нее, раскалывала носы и ломала хребты кораблей.
Она мчалась навстречу сестре, другой «Глориане». Полностью забыв о безопасности или самосохранении, флагман прокладывал пылающую дорогу к своему мучителю. Управляли им с безупречным мастерством. Звездолет кренился и нырял в волнах плазмы или горящего прометия, но сберегал оставшиеся силы, даже получая раны, — грозные раны, нанесенные оружием террора, которое извлекли из запретных глубин в хранилищах Четырнадцатого легиона.
Его должны были остановить. Даже такой могучий корабль просто не мог войти в прямой контакт со «Стойкостью», но что-то — ловкость экипажа, прочность корпуса или же кровожадная решимость — позволило «Буре мечей» прорваться через сосредоточенный огонь «Неукротимой воли» и «Косы жнеца», этих убийц систем. Ответными бортовыми залпами флагман отбросил врагов в шквале макроснарядов, которые испепеляли бронепластины и перегружали ускорители.
Маневр «Бури мечей» не был ни безумным, ни самоубийственным. Когда противник сосредоточил обстрел на ней, остальной флот Пятого легиона бежал к границе варп-разлома, преследуемый только группировкой Эйдолона. Но флагман дорого заплатил за успех: но его обугленному корпусу уже змеились трещины, пустотные щиты мерцали, тускнели по краям, в вакуум тянулись полосы красноватого дыма из натруженных двигателей.
Мортарион занял место на площадке телепорта. Он еще следил за ситуацией через передовые иллюминаторы, наблюдал за пожаром крепости врага. Его корабль пока что не стрелял, но теперь примарх подал знак Калгаро, и «Стойкость» наконец обрушила на цель свою необъятную огневую мощь. Град разрывных зарядов — вортексных бомб, кассетных растворителей, «пожирателей железа» — стремительными волнами пронесся через пустоту и врезался в «Бурю мечей». За ними последовали энергетические лучи, кинетические снаряды и все, что нашлось в арсеналах, летящее единым ураганом абсолютного уничтожения.
Флагман Хана ворвался на арену не беспомощным и тоже мог ранить неприятеля. Он дал ответный залп, и стало ясно, что «Буря мечей» сохранила грозные запасы в своих оружейных. Ее ракеты рванулись в стороны, пронеслись сквозь облака плазмы и вонзились в корпуса кружащих неподалеку преследователей. Ее непрерывно мерцавшие лазпушки, питаемые всеми генераторами на борту, вели плотный обстрел, под которым плавился адамантий.
Но все же когда «Буря мечей» наконец преодолела огненный вал «Стойкости», она уже была наполовину разрушена, ее пустотные щиты меркли, искря разрядами, а из пробоин выходила атмосфера. Словно какой-то смертельно раненный аврох, флагман взмыл из дымного месива — все еще громадный и цельный, но быстро теряющий силы.
— Довольно. — Мортарион выговорил, почти прошептал, только одно слово, но залпы тут же прекратились. Хотя корабли Гвардии Смерти нависали над звездолетом Хана, перекрывая пути к бегству, их пушки молчали. — Очистить дорогу.
«Стойкость» нанесла последний удар: одинокий лэнс-луч, нетерпеливо рванувшись из макроорудия на ее хребте, прожег бездну между флагманами и вонзился в пылающий шпиль-мостик «Бури мечей». Пустотные щиты лопнули со вспышкой, которая на мгновение затмила даже сияние варп-разлома. Раненый корабль содрогнулся и начал рыскать, остановленный на полном ходу. Вдоль пушечных бойниц протянулась гирлянда вторичных взрывов, в космос вылетели кружащиеся обломки корпуса.
— Рассчитать перенос, — скомандовал примарх в сладком и ядовитом предвкушении боя. Его изношенные сердца гулко забились, пальцы крепче сжали Безмолвие. — И отправляйте нас.
Двенадцать воинов Савана заняли свои места, их косы бледно засветились расщепляющими полями. Намного больше легионеров встали на другие транспортные площадки, тускло блеснув доспехами «Катафракт» в ослепительных лучах люменов. Всего в первой волне отправлялись триста бойцов — элита легиона, отряд, достойный оберегать примарха, — и за ними должны были последовать остальные.
Мортарион почувствовал резкий жар от колонны телепорта, набирающей полный заряд, и выброс метафизических энергий, которые разрывали варп. Мостик перед ним исчез, скрылся за ослепительно-белой пеленой.
Тепло сменилось лютым морозом, последовал надломленный краткий визг эфирного перехода, и мир ощущений стремительно вернулся.
Под сабатонами примарха скрипнул твердый пол, серебряная завеса отдернулась.
Напрягшись, он перехватил Безмолвие двумя руками и крутнулся на месте, готовясь к шквалу болт-снарядов. Бойцы Савана рассредоточились вокруг, сияя бледной зеленью смотровых линз, и приготовились отражать натиск врага.
Но их никто не атаковал. Мостик «Бури мечей» обезлюдел, его троны опустели, под сводами разносилось эхо. Когда резкие отзвуки телепортации смолкли, над консолями мерцающих люменов и пустых тактических линз разлилась тишина.
Подобравшись, напряженный Мортарион осторожно шагнул вперед.
— Брат мой! — позвал он, пристально вглядываясь в тени.
Примарх подошел к командному трону, также незанятому. Тьму озаряли пучки искр из оборванных кабелей, но ни одно живое существо не бросало вызов барбарусцу.
Воины Савана почти беззвучно ступали следом, лишь глухо скрежетали их древняя броня и окованные железом сабатоны. Мортарион отвернулся от трона, объятый немыслимой яростью.
— Он бежит от меня! — загремел примарх и расколол косой мраморный пол. — Найти его! Перебросить меня к нему — еще не поздно взять след!
Но луч телепорта не вспыхнул и не пронзил реальность, чтобы унести Мортариона прочь. В пустых ячейках сервиторов внезапно ожили экраны когитаторов. Над треснувшими иллюминаторами из бронестекла вновь развернулись пустотные щиты, словно кто-то накрыл весь мостик кисеей. Наведение переброски извне стало невозможным. Снизу донесся рокот запустившихся двигателей, палубы задрожали, и огромные люмен-панели снова засияли ослепительным светом.
Саван мгновенно окружил примарха неразрывным кольцом. Бойцы других абордажных отделений развернулись с болтерами на изготовку, выискивая затаившихся врагов.
На высоких ярусах над командным троном сверкнули сто тридцать два силовых клинка, озарив своды мостика неоново-синим блеском. Сто тридцать два штормовых щита с лязгом прикрыли воинов, сто тридцать две глотки с вызовом исторгли боевой клич.
— Каган! — взревели они в унисон.
Перескочив через край уступа, сагьяр мазан понеслись к палубе, словно падающие ангелы. Зарычали болтерные очереди, снаряды, что помчались к целям, врезались в металлические опоры или раскрошили камень, и Шрамы приземлились, вращая клинками.
Мортарион двинулся к ним, слыша, как внизу нарастает характерный вой перегруженных турбин. Завеса, не позволявшая телепортироваться с флагмана, по-прежнему действовала, и отчаянная битва уже охватила весь мостик.
— Сбейте эти щиты, — прошипел он Калгаро по комму, выхватывая «Лампион» и открывая огонь. — Хоть все силы ада обрушьте на них, но сбейте.
Ворвавшись в ближний бой, примарх начал срубать врагов чудовищными взмахами косы, но уже знал, что никак не успеет перебить всех.
«Буря мечей» сгорала изнутри, ее реакторы вспучивались, раскаленная плазма изливалась из заполненных нижних отсеков. Громадный символ молнии, что висел над командным троном, рухнул на пол; обломки разлетелись по начищенному мрамору.
Не сдаваясь, дикари прорывались к Мортариону, чтобы навалиться на него и замедлить. Белые Шрамы дрались, словно демоны, оставались на ногах после явно смертельных ран и свирепо, самозабвенно хохотали, накатываясь на непоколебимых воинов Савана.
Их возглавлял одинокий хан, вооруженный полуторным терранским клинком. Другие бойцы, атакующие вместе с ним, издавали воинственные кличи родного варварского мира.
Они безнадежно уступали Гвардии Смерти в численности, но их натиск не ослабевал. Телохранители примарха рассекали врагов на куски, струи крови с кос летели на палубу, но Шрамы не собирались отступать.
Шагнув между безрассудными неприятелями, Мортарион лично смел троих одним взмахом Безмолвия изуродованные трупы отлетели в рабочие ячейки. Четвертому он вскрыл грудь выстрелом и направился к их вожаку, который удерживал дикарей вместе. Заметив его, Белый Шрам прикончил своего противника и резко обернулся к примарху.
— Здравствуй, Повелитель Смерти! — почти восторженно крикнул он, занося полуторный меч для выпада. — Торгун-хан приветствует тебя!
— Зачем вам это? — спросил Мортарион, на краткий миг придержав косу. — Зачем впустую тратить жизни?
Но он и сам знал, что это не впустую. С каждой уходящей секундой приближалась смерть флагмана. С каждой уходящей секундой остальной флот Пятого ускользал все дальше. Корабли Четырнадцатого сосредоточили яростные залпы на одной цели, забыв о других, и даже сейчас они били лэнсами только по щитам брошенного, гибнущего звездолета, пытаясь освободить своего владыку из плена.
— Зачем, властитель? — усмехнулся хан, готовясь к удару. — Ради искупления напоследок.
Примарх занес косу.
— Его не существует.
Каган наблюдал за тем, как умирает «Буря мечей», с мостика «Копья небес». Любая рана в корпусе флагмана отзывалась болью в его теле. Огромный корпус звездолета вновь кренился, сотрясаемый лучевыми залпами по командному мостику. Уже скоро изменники собьют последние заслоны, вытащат своих бойцов и возобновят атаку. Сагьяр мазан не продержатся и минуты против грозной свиты его брата.
Джагатая глодал стыд. Вновь сыны примарха умирали вместо него. Вновь схватка осталась неоконченной, и на сей раз уже Хан бежал от дуэли, его флот отступал, орудия мстительных врагов наводились на изнемогающие двигатели его кораблей.
«Вам предначертано быть на Терре».
Все они говорили ему это — Есугэй, Илия, чернокнижник. Грозовой пророк, несомненно, видел в снах последнюю битву на полях перед стенами Дворца, и именно там настанет решающий момент, если таковой вообще будет.