Он не сожалел ни о чем — ни о принятых решениях, ни об убийствах — поскольку делал то, что хотел. Но все было кончено. Карио не желал для себя судьбы Коненоса, он собирался умереть так же, как жил, — одним из истинных Детей Императора.
— Ты обречен, как и я, — с ухмылкой сказал Раваш чогорийцу. — Но схватка, брат мой, была отличная.
Шибан всадил в него кинжал. Клинок, вспыхнув расщепляющим полем, пробил доспех Карио и глубоко вонзился в главное сердце. Обхватив рукоять обеими латными перчатками, Белый Шрам повел оружие вбок и вниз, рассекая грудь префектора до позвоночника.
Рогатая тварь ревела, бешено пытаясь выбраться наружу, но было уже поздно. Сознание Раваша угасало, он рухнул навзничь, и сабля лязгнула о металлическую палубу.
Грохот битвы стих до невнятных отголосков, и перед концом Карио увидел, как мстящие Шрамы идут в, несомненно, победное наступление. Но ничто не могло омрачить его радость.
Зверь внутри завывал, но уже бессильно.
— Непорочный, — прохрипел Раваш на последнем выдохе и оставил сей мир.
«Копье небес» ворвалось в портал, содрогаясь всем корпусом под ударами исполинских сил. Вихрь обладал чем-то вроде гравитации: он жадно тянул каждый звездолет к себе и засасывал, словно зыбучий песок. Уцелевшие корабли Пятого легиона все быстрее неслись в брешь, казались размытыми пятнами от скорости, которой их наделили отнюдь не варп-двигатели.
Мимо них с ревом пролетали стены чистой энергии, что сверкали в ритме ударов сердца, с каждой секундой все стремительнее. Силуэты людей на мостике утратили четкость, их голоса исказились. Далеко позади — уже очень далеко — захлопнулся портал, и за кораблями понеслись новые ударные волны. Флот отчаянно преследовали сжатые дуговые разряды неоново-белых эфирных молний, которые вцеплялись в корму звездолетов, завивались вокруг пылающих сопел и безнадежно пытались схватить беглецов.
До того как закрылись последние варп-ставни, Хан успел заглянуть в кипящее безумие по носу флагмана и мельком рассмотреть сердце бури. Недостижимо далеко впереди вращались и распадались обломки Темного Зеркала. Примарх увидел, как все куски обшивки из черной стали на лету обращаются в пепел.
За ними начиналась сама подвселенная, эфирное пространство, о котором говорил Вейл — stratum рrоfundis, Смятение, Глубинный Варп.
Потом оно исчезло, скрытое от смертных глаз за преградой из свинца, железа и древних глифов, вырезанных техномантами Терры.
«Мы всегда знали, — подумал Хан. — Мы всегда понимали, что для варп-переходов нам нужны тайные символы и знания. Так легко было забыть об этом, сделать вид, что все иначе. Вот что стало первой ошибкой».
О пробоине в корпусе сообщил резкий наклон на правый борт, вызванный толчком куда более мощным, чем обычная варп-турбулентность.
Джагатай взглянул на тактические экраны. Его корабли вытянулись вдаль от флагмана, двигаясь в плотном строю на одинаковой безумной скорости. Вокруг дико стрекотали хроны, непрерывно менялись показания датчиков, плавились и трескались измерители хода. На мигающих дисплеях авгуров Хан увидел, что звездолеты Третьего легиона последовали за ними и взорвались при входе в портал. Их пылающие обломки неслись в общем потоке и постепенно сближались с плазменным выхлопом «Копья небес».
Все девять грозовых пророков и чернокнижник Арвида, что оставались на мостике, прервали обряды прозревания варпа. Наранбаатар, самый могучий шаман после Есугэя, умудренный годами воин с резным эбеновым посохом в руке, с неожиданно напрягшимся лицом посмотрел на высокий потолок отсека.
Послышался шум, словно кто-то проводил стальными шипами по ржавому железу, оставляя глубокие борозды. Со всех сторон купола донеслись оглушительный лязг и скрежет.
Примарх узнал эти звуки. Сколько Хан себя помнил, они пребывали в его снах, услышанные в полете меж вихрей огня и льда, — до того, как он впервые по-настоящему обрел самосознание на Чогорисе.
Тогда те, кто их издавал, тоже пытались прорваться внутрь.
— Слушайте! — крикнул Джагатай, ступая к краю командной площадки. Все лица на мостике повернулись к нему: служителей за штурманскими пультами, офицеров в белых мундирах, легионеров на каждом пересечении рядов и у входов на платформы, провидцев с костяными амулетами и посохами, увенчанными конскими хвостами. — Сейчас мы во владениях богов. Это их дом, и они не потерпят в нем присутствия смертных.
Корпус снова завибрировал под тяжелыми ударами снаружи. В адамантии не возникли трещины, поскольку обитатели эмпиреев старались пробить не слои реальной материи, а психические барьеры техноколдовства, что окружали ее.
— Они идут, желая снова пролить кровь, — сказал Хан своим людям. — Но мы уже достаточно истекли ею, и другие отдали свою, чтобы привести нас сюда, поэтому больше враги ничего не получат!
Первая когтистая лапа прорвалась через внутренний потолок, мерцая подобно гололиту. По мостику растекся резкий, сводящий с ума аромат духов, за которым последовали протяжные вскрики иного мира.
Каган выхватил тальвар. Все воины на мостике подняли клинки. Стучали варп-ставни, стонали варп-двигатели.
— Они жаждут повергнуть нас, потому что мы ведем остальных! — воскликнул Хан, шагая к Арвиде. — Мы не вправе погибнуть!
Еще несколько клешней пробилось внутрь. Эфирный визг достиг лихорадочных высот. Сквозь толщу металла проникли шипастые бичи, что извивались, будто обладая собственным разумом, и внутренние щиты над отсеками мостика — последний слой поля Геллера — раскололись.
— Примем же бой! — взревел Каган, непреклонный пред лицом демонической стаи. — Примем бой здесь! Мы — талскары, сыны Чогориса, и это наше последнее испытание!
Твари ринулись внутрь, вереща и завывая, прокладывая путь для величайшего кошмара. Подобно огромным каплям, они скользили вниз с потолка — рогатые, с изящными конечностями, клешнями вместо рук и раздвоенными копытами.
— До конца времен! — прогремел Хан, готовясь к схватке. — Мы отвергаем тьму!
И все смертные возвысили голоса в ярости и согласии, бесстрашные перед легионом ужасов, что вырывался из цельного металла и тянул к ним когти. Схватив все оружие, оставшееся у них, бойцы рванулись за примархом в битву на корабле, который стремительно углублялся в эфир по заброшенным дорогам.
— Каган! — вскричали они, заглушив вопли эмпиреев. — Орду гамана Джагатай!
Воинства сошлись, и демоны бросились на людей, и закипело сражение на борту «Копья небес», несущегося сквозь недра самого варпа.
Глава двадцать шестая
Арвида не видел демонов, хотя чувствовал их присутствие. Когда твари вторглись на «Копье небес», сознание псайкера было сосредоточено на варпе. Обычные глаза он держал закрытыми, его тело лежало ничком, разум был обращен внутрь себя и, следовательно, к эфиру снаружи.
Ревюэль ждал, что переход запустит изменение плоти, подвигнет искажающий ужас пробудиться и завершить мутацию, но на деле случилось обратное. Как только флагман вошел в разлом, давление в висках Арвиды исчезло, шум в ушах утих, а боль в суставах ослабла. Он не сразу осознал истину: место, в которое они проникли, было защищено от основной массы Смятения. Громадные стены психической материи сдерживали волны варпа, прикрывая весь флот текучим колдовским барьером. Корабли неслись по гигантским туннелям, которые были прорыты в основании имматериума, словно червоточины в самом фундаменте мироздания.
Сознание Ревюэля, избавленное от битвы с деградацией тела, помчалось вперед и обогнало быстрейшие звездолеты. Псайкер видел множество ветвистых путей, что объединялось в умопомрачительно запутанную сеть. Чем дальше он заплывал, тем громаднее становилась эта галактическая паутина каналов и переходов, связанных, пересеченных, обвитых и сплетенных с сотнями других. Человек не мог даже постичь ее, не говоря о том, чтобы построить.
Здесь не было Астрономикона, только бесконечный головокружительный лабиринт туннелей, которые извивались сквозь тьму, напитанные чарами более древними и великими, чем любые из знакомых Арвиде. Даже на Просперо в зените его славы не знали подобной магии.
Он вспомнил последние слова Есугэя:
«Им понадобится поводырь».
Навигаторы не провели бы флот по этому пути, ведь их обучали воспринимать свет Императора среди потоков истинного варпа. Напрягая волю, Ревюэль вновь спроецировал сознание далеко вперед. Псайкер изучил сеть каналов, определил, какой из них проходит ближе всего от цели, и озарил дорогу ментальным лучом, за которым мог следовать любой пси-одаренный индивидуум.
Это сработало. Один за другим корабли армады легли на указанный им курс. К тому моменту они уже мчались быстрее мысли, на несколько порядков стремительнее, чем обычно перемещались человеческие космолеты. Их несли вперед стихийные силы, что ярились и пылали в сокрытых туннелях.
Вначале Арвида отслеживал маршрут бессознательно, полагаясь на свое предвидение. Паутина дорог разрасталась перед ним, огромная и сияющая, как золотая вуаль на лице вселенной. Вопреки рассудку, Ревюэлю захотелось подольше задержаться тут — изучить сеть, отследить тысячи ее путей и разгадать все их тайны. В проносящихся мимо размытых пятнах он замечал чудеса, погребенные еще ниже: огромные провалы, уходящие в непроглядный бархатный мрак; великие залы, что блистали подобно жеодам,[33] озаренным звездами; скопления красноватых облаков, которые полыхали изнутри; колоссальные мерцающие сталагмиты, выстроенные кольцами вокруг черных шаров скованных солнц.
Флот уходил все глубже. Арвида ощущал, как его мыслей касаются иные разумы, совершенно не знакомые и чуждые. Их наполняла горечь королей, давно свергнутых и лишенных армий, которые вынуждены наблюдать за буйством захватчиков на землях, некогда оберегаемых ими. Ревюэль чувствовал не только их презрительный гнев, но и бессильную опустошенность. Они были призраками, всего лишь памятью о древних силах, и льнули к туннелям, как завитки дыма к уголькам.
Арвида сосредоточил внутреннюю мощь. Освобожденный от кошмаров изменения плоти, он сумел подняться выше в Исчислениях и воспользоваться методами прозревания, которым обучился в Тизке. Видения помчались на него камнепадом, беспорядочно накатываясь друг на друга. Псайкер узрел тысячу планет, что кружились в пустоте, — разоренные, или осажденные, или объятые пламенем войны. Он увидел на пороге реальности бесчисленные орды демонов, готовые к прыжку через брешь, и с жуткой ясностью осознал, что они сотворят с миром людей.
Потом Ревюэль вспомнил, что предстало его глазам в Темном Зеркале.
Он вспомнил планету чернокнижников, темную башню и ряды магов в рясах, бредущих к ней. Он вспомнил расколотого бога, из прежней сути которого остался неизменным лишь одинокий глаз.
Если это место существовало, Арвида мог направить флот туда. На мгновение его мысли осторожно поползли в нужном направлении, пытаясь определить, простирается ли сеть настолько далеко.
«Им понадобится поводырь».
Даже здесь, у основ мироздания, приходилось сопротивляться искусам.
Придя в себя, Ревюэль собрался с силами и начал соединять раздробленные фрагменты тысячи вариантов будущего в единое целое. Великий лабиринт построили существа, для которых Терра была неведомым захолустьем, обычной пометкой на звездных картах. Туда не вели прямые дороги, флот не мог вернуться в мир живых по легкому пути.
Арвида направлял свой провидческий взор все дальше в дебри возможностей. Отыскав, где заканчивается воронка вихря, он впервые разглядел бурлящее месиво вокруг пункта назначения. Когда Есугэй прокладывал канат из Катулла, ему не ответил голос с другого конца, поэтому все маршруты к сердцу Терры оказались перекрыты, забиты воинствами варпа, которые вырывались из глубочайших недр преисподней. За ярким пламенем, охватившим туннели, терялся свет главного Трона — в адских подземельях неудержимо пылала какая-то тайная война.
Но Ревюэль мог довести флот почти до цели.
В лабиринте имелись выходы в реальный космос за границами Солнечной системы, но впереди фронта наступления Луперкаля. До них было еще далеко, однако армада двигалась на невероятной скорости, беспрерывно возраставшей с начата перехода, от которой растягивались и дрожали корпуса звездолетов. Если Арвида удержит путеводный луч, если сумеет отыскать дорогу, у них еще будет шанс выбраться.
Псайкер смутно почуял демонический смрад. В мире ощущений твари пробивались к нему, визжали, стремясь впиться в душу, но Ревюэль не мог позволить себе нарушить концентрацию — даже ради самозащиты. Если он потерпит неудачу, всему конец.
Назад уносились ярко сияющие колдовские стены. Арвида слышал гневные и болезненные возгласы. Он чувствовал твердую палубу под ногами и видел высоко над собой эмпиреи — грандиозные и ужасные.
«Продержись, — выдохнул Ревюэль. — Еще чуть дольше».
«Продержись».
Демоны прорвались через отказывающее поле Геллера с разинутыми пастями и вытянутыми когтями, сопровождаемые безумным хором проклятых душ.
В ответ грозовые пророки обрушили на них бурю. Передовых созданий эфира разорвало на части, их сплетенная из варпа плоть разлетелась искрами высвобожденной энергии, но за ними с визгом и хохотом ринулись другие.
Джагатай занял позицию возле Арвиды, как и Джубал, и воины кэшика, укрепившие островок перед троном. С других концов мостика вели огонь бойцы орду, рассекая волну демонической плоти множеством болтерных очередей.
Творения эмпиреев с воем спрыгивали на палубу и бросались в атаку, сверкая глазами. Они изливались в реальность десятками, затем сотнями — проникали сквозь толщу корпуса, вылезали из палубы, кидались вниз из-под сводов отсека. Важно ступая на сгибающихся назад ногах, они щелкали руками-клешнями, поразительно искусно размахивали бичами и цепами. При каждом движении их тела окружал подрагивающий ореол ложных цветов, круговорот не-света, чуждого для смертных глаз, и твари ухмылялись ртами-разрезами на лицах.
Болт-снаряды ранили их, но только оружие, неизменное с древности, — клинки, кулаки, копья — убивало их. Белые Шрамы встречали демонов в ближнем бою, целиком используя свои проворство и силу. Тальвары столкнулись с цепами в бешеном вихре выпадов и контрприемов, и вскоре верхние уровни мостика захлестнула упорная рукопашная схватка.
Твари вонзали когти в грудь смертным, поднимали их над палубой и швыряли в ячейки внизу. Сыны Джагатая давали им отпор с равной жестокостью, разрубая тускло светящиеся тела нерожденных, что кружились и скакали вокруг.
Грозовые пророки, прошагав в самую гущу битвы, выкрикнули слова силы на хорчине и призвали новый шквал разрушения. На мостике с треском полыхнули ветвистые пси-молнии, и пораженных ими демонов охватило жадное пламя. Над штурманскими постами и рядами когитаторов пронесся ураганный ветер, который сбил проклятых и ненавистных с копыт и швырнул прочь.
Но их сменили другие твари, еще более могучие и напитанные злобой. На их упругой коже виднелись останки какофонов, частицы фиолетовой брони, словно чешуйки, держались на худощавых телах нерожденных. Растянув глотки, гибриды издали кошмарный оглушительный вопль, от которого у бойцов на мостике вытекли глаза и полопались барабанные перепонки. Они вытянули искореженные руки, сплавленные с фрагментами орудий, и выпустили цунами беспримесного шума, вздыбившее палубное покрытие и разнесшее в пыль колонны.
Ни один смертный не мог выстоять под такими ударами. Экипаж флагмана погибал целыми толпами, панцирная броня и шлемы почти не спасали от сокрушительных атак демонического воинства. Но люди держали строй, вдохновленные присутствием космодесантников.
Легионеры — как прибывшие с «Бури мечей», так и гарнизон «Копья небес» — врубались в ряды врагов, стремясь удержать стратегические позиции. Окруженные вихрем стали, они бились как никогда яростно, изо всех сил стараясь поспеть за неестественно быстрыми противниками. С пальцев задын арга слетали пучки жестокого света, который окутывал тела чудовищ, ослеплял их и заставлял визжать. Меньший из демонов был крупнее любого Белого Шрама, но орду сражалась вместе, парировала, рассекала, набрасывалась на тварей, где бы они ни возникли, и повергала их.