Я протянула руку и пощупала его коротко стриженную голову. Он устало сидел, привалившись к холодной, скользкой на ощупь, глыбе. Одной из тех глыб, из которых, похоже, и были сложены стенки подземного коридора.
– Все, надо идти, – Олег тяжело поднялся, цепляясь за выступы камня.
– Куда, отдохни, – попыталась я удержать его.
– Там, снаружи, остались все, – пояснил он. – Наверно не могут найти вход. Не видят. Придется выйти, помочь. А ты жди здесь. Не вздумай возвращаться – тут еще опасная зона. Она кончается совсем рядом. Можешь нечаянно впасть в кручень…
Он потопал к выходу, а я потерла руку, за которую только что цеплялась зловещая гривна. Рука понемногу возвращалась к жизни. Кожа и под кожей – все там пульсировало, зудело, чесалось. Но это были почти сладостные ощущения. Они говорили о том, что я вырвалась. Что выскочила все-таки в последний миг!
Топот многих ног и стук колес по камням прервали мою краткую передышку.
– Ух ты, дышать можно! – подивился сочный баритон Семена.
– Следите за безгривенными, – предупредил тонкий голос Олега, – а то они могут в первый момент спутать направление и пойти назад, в сторону пустохляби.
– А света нельзя зажечь? – поинтересовался Матвей, царов порученец.
– Можно, – разрешил Олег.
Застучало кресало. Некоторое время затея с факелом не удавалась.
– Сыро, – пожаловался Федор.
Но вот мелькнула искорка, потянуло дымом, заплясали тени по осклизлым каменным стенам.
– Теперь совсем хорошо, – ухмыльнулся Гаврила.
– Все пришли в себя? – спросил Олег. – Тогда идемте.
Семен привычно ухватился за лямку тачки, но Олег сказал:
– Пойдем налегке. Там, дальше, есть совсем уж узкие проходы – нам и самим проползти будет непросто.
Возражений не последовало, и мы вереницей побрели вверх по неширокому коридору.
Выпирающие из стен остроугольные обломки то и дело царапали одежду, подземный ход извивался змеей, но воздух был чистый, свежий и идти было легко.
– Стоп, – вдруг сообщил Олег. – Вот отсюда и поползем.
– А чего вдруг… – начал вечно недовольный Федор.
Действительно, на первый взгляд проход впереди ничем не отличался от остального коридора. Свет факелов выхватывал из темноты все те же каменные стены и высокие бугристые своды.
– Дальше можно только ползти, – покачал головой Олег. – Вот так, смотрите.
Он лег на пол. И даже не просто лег, а распластался по неровной поверхности. Вжался в булыжники как можно сильнее. И пополз вперед, не поднимая головы.
Гаврила воткнул факел в трещину между булыжниками, улегся, и, старательно копируя князевы движения, осторожно пополз следом.
За ним – Серега. Их примеру последовал Микула.
– Да вы что, белены объелись! – не выдержал Федор. – Какого вы!…
Он шагнул вперед, переступая через Микулу. И смолк. Потому что его не стало.
Пестрый водоворот, закружился на месте Федора. Буквально на мгновение. Уже через миг он исчез. Но перед тем успел выплеснуть обратно, в проход, прямо на нас, красную липкую, мелкодисперсную кашицу. Которая забрызгала все – пол, стены, рубахи мужчин, подол моей юбки…
Стало трудно дышать от теплого, кровавого духа.
Я зажмурилась, закрывая лицо ладонями… Но тут же спохватилась, одернула себя, раскрыла глаза. Нельзя прятаться! Смотри!
Хотя смотреть было уже не на что. Мутный кисель, оставшийся от Федора, ленивыми потеками сползал по стенам. Еще несколько мгновений в проходе – как раз справа и слева от Микулы – еще стояли федоровы ноги, обрезанные будто пилой чуть выше голенищ сапог. Но вот и они покачнулись, упали, выливая прямо на спину Микулы алую жидкость…
– Лежать! Голову не поднимать! – заорал Олег, искоса, напряженно всматриваясь в то, что делалось позади.
Но опаздал. Микула дернулся, отшатываясь от страшных останков Федора – и повторил его судьбу.
Второй теплый вихрь взвился в проходе, а когда тело Микулы шлепнулось назад, на пол, то у него уже не было ни спины, ни затылка. Обнаженное сердце еще продолжало биться, и из его надорванных сосудов разбрызгивались веером алые фонтанчики. И скрюченные пальцы Микулы еще проскребли по полу, оставляя неровные полоски в кровавой суспензии, покрывшей камни. И икры ног еще дернулись – раз, другой. Но он уже был мертв. Воздух с бульканьем выходил из его раскрытых, разорванных, медленно опадающих легких…
Мне стало совсем нехорошо.
Я отшатнулась, попятилась, пытаясь отодвинуться от этой бойни… И спазм рвоты вывернул меня чуть ли ни на изнанку.
И не только меня. Рядом согнулись пополам Семен и Матвей. А Жирослав, тот просто сполз по камням, теряя сознание.
– Лежи, лежи! – истошно орал Олег.
Он стискивал кроссовками виски Гаврила, придавливая его голову к полу. И Гаврила исправно лежал. Дисциплинированный Серега – тоже. Что их и спасло.
Лишь через полчаса мы настолько пришли в себя, что смогли задуматься о продолжении путешествия.
Олег, Гаврила и Серега за это время отползли чуть дальше наверх и лежали там, поджидая нас.
– Как вы, княгиня? – спросил бледный Матвей.
– Почти нормально, – с нервным смешком заверила я его. – Только нужно теперь обязательно вытащить то, что осталось от бедных Микулы с Федором. Особенно от Микулы. Проход не широкий, и его нам обползти ну просто никак не удастся…
Матвей кивнул, осторожно взялся за торчащие из прохода микуловы сапоги, потянул. Тело голутвенного плавно поехало по кроваво-скользкому полу, мертвые руки дернулись, выставили локти, будто пытаясь удержаться на месте.
– Семен, что стоишь, помогай! – натужно выкрикнул Матвей.
Но Бреньков только замотал головой, в ужасе тараща глаз и вжимаясь в стенку.
– Эх, людишки… – зло пробормотал Матвей, протаскивая труп мимо него.
Далеко волочь останки Микулы он не стал. Вытер перепачканные руки о штаны покойника, предложил задумчиво:
– Не взять ли тряпицу какую – протереть под ногами. А то ежели сейчас ползти – так вся жижа на нас останется… Я, кажись, видел подходящее тряпье в тележке…
Пришлось ждать еще некоторое время, пока он сходил с факелом вниз, и вернулся с куском мешковины.
– Вы там не замерзли лежать? – спросила я у наших первопроходцев. -Ползите потихонечку вперед, наверно, не дожидайтесь нас… А мы как-нибудь потом за вами…
– Я не полезу в эту страсть… – вдруг дрожащим голосом сообщил Жирослав. – Хоть бейте – не полезу!…
– Ну и что делать будешь? – прищурился Матвей. – Сидеть тута, пока не околеешь? Ты ж голутвенный – даже наружу выйти не сможешь. Там же пустохлябь!
– Да хоть и пустохлябь! – взвизгнул Жирослав. – А туда, – он мотнул бородой в кровавый проход, – не полезу! Мой лыцар, которому я крест на верность целовал, почил в бозе, а ты мне приказывать не можешь! Что хочу, то и делаю!
– Ну, Семен, – спросил Матвей, презрительно сплюнув, – а ты тоже здесь решил остаться?
– Я… ведь ты пойми… я ведь всей бы душой… – начал оправдываться тот.
– А вот тебе я как раз прикажу! – с нажимом сообщил Матвей. – Запамятовал по чьей воле здесь? Царов указ забыл? А ну лезь быстро, гнида поганая!
– Да я… Да ведь и не отказываюсь… – забормотал Семен. – Но только ты первый… Или вон княгиня…
– За княгиню я не беспокоюсь, – скривился Матвей, – она еще мне пример покажет. А вот ты… А ну, ползи быстро, ант паршивый! – и он замахнулся, будто собираясь отвесить пощечину.
Семен вздрогнул, вытер слезу, встал на четвереньки.
– Плашмя ложись, – раздалось из темноты указание Олега. – Вжимайся сильнее!
– Слыхал, что князь сказал? – спросил Матвей. – Задницу опускай! Раскормил… Как раз без нее и останешься. Ну а ты, смерд, – не передумал? – обернулся он к Жирославу.
Тот замычал, отрицательно мотая головой.
– Ну, как хошь, – равнодушно сказал Матвей. – Сиди. Надоест – дорогу к нам знаешь, – и, широко перекрестившись, лег на окровавленные камни, пополз вслед за Семеном.
Последней этим странным маршрутом отправилась я.
***Ползли мы, натыкаясь в темноте друг на друга и перебрасываясь проклятиями, довольно долго. Пока Олег не крикнул:
– Скоро выходим. Но! Чтоб под конец пути кто-нибудь без головы не остался, предупреждаю: не подниматься пока свет не увидите. Все поняли?
– Поняли, – разноголосо откликнулись мужские голоса.
– Елена, ты все услышала? – уточнил Олег.
– Да, – крикнула я.
– Тогда – вперед!
Свет ударил внезапно и ярко.
Я зажмурилась и на всякий случай проползла еще немного – пока не нащупала впереди сапоги кого-то из лыцаров. Сапоги стояли вертикально, следовательно их обладатель уже поднялся и выпрямился.
Я подтянула под себя ноги и села. А потом осторожно приоткрыла один глаз.
На самом деле свет не был ярким. Он был рассеянно-люминесцентным. Я даже поискала под потолком лампы дневного света, но их не было. Да и потолок практически не просматривался. Вверху курилось что-то эфемерное, облачное – оно и излучало свет. Явно искусственный, не такой как бывает от неба облачным днем.
А вообще-то мы находились в пещере. Довольно большой. Сухой – в отличие от коридорчика, которым вынуждены были сейчас ползти. И очень тихой.
Ну разумеется тихой – в пещере ведь и должно быть тихо! Только со мной, как сейчас помню, под этот искусственный свет выползло еще несколько мужиков. И их внезапная молчаливость была удивительна.
Я поднялась во весь рост, посмотрела поверх широких мужских плеч и быстренько поняла причину столь затяжного молчания.
Мы попали прямиком в обещанный Олегом склад гривен.
Не удивлюсь, если кто-то из доблестных лыцаров вообще язык проглотил от изумления. Потому что гривны были везде. Разве что только не на потолке. Хотя в воздухе, по-моему, все-таки висели. Или так казалось из-за какофонии искристых красок, источаемых сотнями если не тысячами ленточек-поясков.
И между ними прогуливался наш князь. По-хозяйски осматривался, что-то поправлял, перекладывал. Деловито позвал меня:
– Елена, ты где? Иди скорее, давай тебе что-нибудь подберем. Мы ведь за этим сюда шли! Побродим, поищем что-то подходящее…
Будто речь шла о выборе новой шляпки в магазине!
Раздвинув онемевших мужчин, я направилась к Олегу.
Он как раз внимательно вглядывался в бирюзово-стальную красавицу, вальяжно раскинувшуюся на каменном уступчике.
– Симпатичная, – с видом знатока оценила я.
– Меня смущает вот эта полоска, – признался Олег, указывая мизинцем.
На что именно он обращал мое внимание я так и не поняла. На мой взгляд, все волосинки, проводочки, ниточки, составлявшие гривну, были на одно лицо. Отдельные оттенки оставались неразличимы – их было слишком много, и они слишком быстро менялись, перетекая друг в друга.
– Смущает – тогда не будем брать! – жестко сказала я. – Поищем еще!
– Да, но уж очень она хороша… – вздохнул Олег.
– Тогда – будем! – с прежней категоричностью отрезала я. – И брать, и надевать!
– Ну… Давай все-таки еще посмотрим, – покачал головой Олег. – Надеть-то гривну легко, снять потом трудно. А, кстати, заменить на другую – это тоже проблема. Они ведь чувствуют, что не первые, ощущают чужеродную настройку, ревнуют, так сказать…
– А я ведь твою надевала!… – вспомнила я с испугом.
– Это как раз ерунда! У нее ведь была не твоя, а моя настройка. К тому же у тебя был конфликт с ней – нет, это не страшно… Слушай, – вдруг потер он ладони смущенно, – я что-то волнуюсь. Опасаюсь ошибиться, сам себя пугаю. Все-таки ни для кого-нибудь, а для тебя гривну ищем! Конечно, понимаю, тебе хочется первой… Но может быть сначала поищем для кого-нибудь из них, – он кивнул в сторону наших спутников, все еще страшащихся лишний раз шевельнуться посреди окружающего великолепия. – А после, глядишь, и тебе найдется стопроцентный вариант!
– Ну, давай, – согласилась я. На самом деле мне было все равно – через минуту я стану счастливой обладательницей собственной гривны или через час.
– Гаврила, – окликнул Олег. – Ты, помню, хотел еще одну гривну? Давай с тебя и начнем. Только подойти, пожалуйста, ближе.
Славному лыцару стало совсем худо. Он вздрогнул, побледнел так, что смоляная борода, казалось, отделяется от лица… Но все-таки стронулся с места, шагнул к нам, косолапя на плохо гнущихся ногах.
Князь пристально осмотрел его сверху донизу, кивнул, поманил за собой:
– Вот тут мы посмотрим.
Протянул руку к веселой гривенной гирлянде, свисающей со стены как бы без всякой опоры. Поворошил ее, придирчиво разглядывая. Обрадовано сообщил:
– Да вот же!
На всеобщее обозрение была вынута тонкая изящная полоска, вспыхивающая в княжеских пальчиках переливами оранжевых блесток.
– Только сапог придется снять.
– Как, совсем? – туповато поинтересовался Гаврила.
– Ну ты же не будешь гривну прямо на голенище надевать? Она ведь так и обидеться может! Мы определим ее на левую лодыжку – там ей удобнее всего будет…
– А, вестимо, само собой, – засуетился лыцар, запрыгал на одной ножке, торопливо стряхивая сапог и разматывая портянку. – Вот… – и уже стоял, ко всему готовый – поджимая пальцы босой ноги и просительно глядя на своего князя.
– Держи, – сказал Олег улыбаясь, – носи, как говорится, на здоровье!
Гаврила трепетно, кончиками указательных пальцев, принял тонкий ободочек, любовно огладил его искристую поверхность и, больше ни секунды сомневаясь, вдел в нее голую ступню.
Гривна звонко щелкнула, стягиваясь на щиколотке, радостно дохнула озоном – и вот наш лыцар уже с обновкой! Гордый, довольный.
Значительно, свысока поглядел он на других лыцаров. Которые ему уже и не чета! Ведь их одна-единственная, жалкая шейная гривна по сравнению с его двумя – это… Эх, да что там!
– Гаврила, мы теперь можем звать тебя «двугривенный», – не удержалась я от иронического замечания.
– Хоть горшком зовите – лишь бы не в печку! – удовлетворенно кивнул он. И вдруг лицо его снова выразило озабоченность. – Князь-батюшка, а как же я теперь без сапога?…
– Почему без сапога? Обувайся. Только осторожно, не дергай ее сильно, не тревожь, пусть осваивается.
– А как зовут ее? – обуваясь, поинтересовался Гаврила.
– Кого?
– Гривну, которую вы, князь-батюшка, даровали мне.
– А она обязательно должна иметь имя?
– Но это же гривна! – удивился Гаврила. – Теперь же весь род мой будет двугривенным, как сказала княгиня. И детям, и внукам перейдет великая честь! А как они будут вторую называть? На шее – Егунея. Это понятное дело… А вторая?
– Соломея, – почему-то вырвалось у меня. Может просто срифмовалось.
Гаврила недовольно зыркнул глазом и опять воззрился на Олега. Он ждал ответа только от князя-батюшки.
– Саломея? – хмыкнул Олег. – А почему и нет? – торжественно протянул руку в сторону только что надетого сапога. – И наречена будет вторая гривна Саломеей! Как, нравится?
– Саломея… – просветленно повторил Гаврила. И еще раз – радостно. – Саломея!
– Кхм, – просительно кашлянул позади Семен. – Княже…
– Тоже, Бреньков, хотите дополнительную гривну? Ну подойдите.
Семен приблизился.
Олег оценивающе оглядел его. Покривился. Заставил Семена повернуться. Сам обошел вокруг него. Мальчишеское лицо поскучнело.
– Бреньков, а ведь вам больше гривен нельзя… Я даже не знаю как держится и та, которая на вас… Уж извините, – Олег развел руками.
Тот побагровел, правое веко задергалось судорожным тиком.
– Как же так! – взревел он. – Княже! Своему лыцару, значит, можно? Так получается? А мне – отказ?
– Поймите, – начал Олег, – дело не в этом…
– А ведь я и присягнуть могу! – вдруг вскрикнул Семен, прерывая Олега. – Вы не думайте! Как Гаврила! И тоже буду ваш лыцар!
Он рухнул на одно колено перед малолетним князем, вытащил – почти вырвал – из-за пазухи крохотный, матово блеснувший нательный крестик, приложил к губам, громко провозгласил, обращаясь к нам, и как бы призывая всех в свидетели: