– Конечно, – удивительно легко согласился Семнадцатый. – Я просто пошутил. У вас нет денег. Зато у вас есть оружие. И я приказываю бросить его.
Ну ни хрена себе шуточки! Хотя, надо отдать ему должное, проверка была придумана остроумная, и мы таки попались на этот трюк. Теперь либо придет неожиданное подкрепление в лице каких-нибудь третьих сил, либо перестрелка станет неизбежной. Бросить оружие – это не вариант. При таком численном перевесе они нас, разумеется, повяжут. И дальше события станут непредсказуемыми. А мы слишком перед многими держали ответ и за этот дурацкий теракт в Берлине-Гамбурге, и за судьбу неведомого Навигатора, спасающего рыночную экономику России от бандитов и коммунистов.
«Хрен тебе, товарищ связной», – подумал я про себя, еле заметно кося глазами по сторонам в поисках поддержки.
Но солдаты возле «хаммера» были безучастны, из «ауди» так никто и не вышел, а Шкипер с Пиндриком… Что бы они не предприняли, изменить расстановку сил принципиально было за пределами их возможностей.
– Считаю до трех, – угрюмо и буднично объявил Семнадцатый, словно каждый день занимался расстрелами (а может, так оно и было?).
И на счете «два» я понял, что эти бородатые не моргнув глазом откроют стрельбу на поражение. Всех сразу укладывать не будут, но одного из нас как минимум, ранят. Обязательно, хотя бы для острастки. Их отношения с полицией подобная мелочь никоим образом не осложнит, а что касается совести, так у них были на этот счет свои, революционно-мусульманские представления.
В общем, новая диспозиция получилась не самой простой, но в сущности понятной. Минимальное расстояние до целей, численный перевес противника, угроза оружием, множественные помехи в виде лиц, которых категорически зацеплять нельзя, и крайне ограниченное время на все. Надо же еще успеть скрыться до прибытия полиции и всяких прочих незваных участников мероприятия.
– Хорошо, – сказал я.
В такие минуты все решает темп. Не только стрельбы. Вообще движений.
Чтобы бросить оружие, его тоже надо достать. Семнадцатый дал нам не совсем правильный приказ. Впрочем, скомандовать «Руки вверх!» и приблизиться вплотную для обыска было для них куда опасней. В общем, пока мы лезли в карманы, стрельба не начиналась. Я даже повторил еще раз:
– Хорошо.
А в следующее мгновение открывать огонь с их стороны было уже некому. Четверо хватались за отсушенные руки после точных выстрелов прямо в стволы пистолетов, пятый лежал на земле с прострелянным запястьем, а с шестым и седьмым было хуже – они так неудачно держали свои пушки, что нарвались на смертельные попадания. Особенно с седьмым печально вышло: он вздумал стрелять в прыжке и в момент падения на линии огня оказалась его шея. А шея – место тонкое, пули девятого калибра из «Хеклера и Коха» пробивают ее насквозь, как лист бумаги, и застревают где-нибудь еще. На этот раз не повезло ослу. Ранило его в бок, не насмерть, но животное вмиг сделалось более чем подвижным, а главное шумным, и кровища из раны хлестала. Хоть фильм ужасов снимай! Не иначе какую-то артерию бедолаге зацепило.
Вы спросите, каким образом три человека ухитрились враз вывести из строя семерых? Ну, так, во-первых, нас было уже не трое: Пиндрик и Шкипер, как выяснилось, достаточно давно переместились из неприметного «фольксвагена» в цитадель крестьянского двора – в амбар и бойницы там себе приглядели весьма удобные. А во-вторых, я же говорю, в таких делах все решает темп. В том числе и темп стрельбы. Очевидно, немецкие «хеклеры» оказались лучше австрийских «штайров» в руках у бородатых, а еще вернее, руки у них росли все-таки не совсем оттуда.
Но их было много. Слишком много. Поэтому мы сразу залегли – кто где сумел. Ответный залп не заставил бы себя ждать, прозвучи только приказ. Да и кто ж мог знать наверняка, как поведут себя неизвестно кому подчиненные ребята возле «хаммера»!
Мы залегли и снова чего-то ждали.
Очуметь! Как долго я все это рассказываю! А ведь на деле-то все произошло в считанные секунды. Я потом часто пытался анализировать, где мы ошиблись.
Мог ли я, например, что-то сделать, когда русский мальчик, вырвавшись из маминых объятий, с плачем кинулся к раненому ослику?
Мог ли я что-то, сделать, когда связной с мрачной рожей по кличке Семнадцатый кинулся на перерез?
Если честно, я просто не понял, что происходит, а когда понял, было уже поздно.
О самых гнусных, о самых подлых вариантах почему-то забываешь в последний момент. Привычка мерить по себе неистребима, особенно в бою. Как правило, чтобы победить ты должен считать противника сильнее себя, и это правильно: зазнайство – плохой помощник. Но как учесть, что иногда противник оказывается просто трусом?..
Семнадцатый держал мальчишку левой рукой за горло, прижимая к себе изо всех сил – так и удушить можно, а к виску несчастного вплотную придвинул пистолет.
Требование его оставалось прежним:
– Бросьте оружие!
Только голос стал тоньше, истеричнее.
Двое еще не подстреленных грубо оттолкнули мать, в отчаянии ринувшуюся к сыну. Понять ее было можно, но глупость она совершала ужасную. Я успел натерпеться страху, глядя на эту сцену – от подобных придурков вполне естественно ожидать чего угодно, и вероятность случайного или неслучайного выстрела росла с каждой секундой.
Шум стоял несусветный, кричало сразу несколько человек, плюс один раненый осел, плюс козлы и еще утки с курями – Содом и Гоморра!
«Когда приедет полиция – а она в Берлине приезжает быстро, тут вам не Москва – хуже станет сразу всем, – смекнул я и тихо скомандовал ребятам:
– Бросайте оружие.
А потом добавил зачем-то:
– Убьет же он мальчишку.
Как будто и так непонятно было…
Курды работали вполне профессионально. Обыскали каждого, обезоружили, браслетки защелкнули за спиной, сцепили меня с Филом, а Циркача – почему-то со Шкипером и Пиндриком. Не били, хотя и могли – некоторые за своих погибших друзей начинают мстить сразу.
И мерзкий Семнадцатый продолжал держать мальчонку до тех самых пор, пока нас не затолкали в красные «бээмвухи». Вот тут и подъехал господин Матвеев. Попозже. Как и обещал. На двух машинах.
И сразу началась торопливая перегрузка. Голубой каблучок «ситроен-берлинго» не задействовали – некогда было, да и схема действий со всей очевидностью изменилась кардинально. За какую-нибудь минуту все пачки перекидали из одного броневика в другой, машины были поставлены открытыми задними дверями друг к другу. А момент передачи денег как-то ускользнул от нашего внимания. То есть, похоже, никто и никому денег вообще не передавал.
Потом нас не слишком грубо, но резко выдернули из салонов «БМВ» и затолкали в кузов бронированного «ивеко», где покоилась теперь взрывчатка. Сопровождающих не посадили ни одного. Оно и понятно: убить такого охранника в темноте, с тем чтобы отобрать его оружие – в общем, не проблема для профи, даже в наручниках, а вот удрать из броневика, когда задвинут внешний засов – задача практически нереальная.
Короче, все машины рванули с места аккурат в тот момент, когда вдалеке послышалась полицейская сирена. Впрочем, насчет всех машин, это я погорячился, конечно. Во-первых, мы ничего не видели и могли догадываться об обстановке лишь по звуку моторов. Во-вторых, «ауди» отъехала раньше, так и не проявив никаких признаков активной реакции на происходящее. И, наконец, принадлежащие нам машины вряд ли вообще куда-то уехали без хозяев. Подозреваю, что убитых и раненых курды забрали с собой, а осла скорее всего пристрелили, чтоб не мучился, во всяком случае, кричать он в какой-то момент перестал.
Ехали мы совсем недолго. Очевидно, даже из Кройцберга не выбрались. От двери машины до двери подвала, у которого остановился броневик, было буквально меньше метра, и за короткие два шага, верти головой или не верти, а понять где мы, не представлялось возможным. Да это было и не важно. Важнее было разобраться, с кем мы.
Подвал оказался слабо освещенным, пыльным, но сухим. Больше всего он походил на склад, с которого недавно вывезли весь товар, а нового еще не доставили. У той стены, где была дверь и выключатель, стоял еще и стол с единственным стулом. На столе громоздились какие-то папки, и прилепился на краешке телефонный аппарат. Судя по проводу, тянувшемуся от розетки, исправный. Больше в помещении не было ничего.
Нас посадили на пол под противоположной стеной. Семнадцатый велел не вставать без крайней надобности, точнее без приказа. Других пожеланий не озвучил и быстро покинул помещение. Вместо него появились два бородача с автоматами, один остановился у двери, другой занял позицию у стола. Лица у обоих были предельно равнодушными.
И очень быстро выяснилось, кто здесь главный.
В дверь стремительно влетел господин Матвеев и притворил ее за собой. Сел к столу, закурил, предложил и нам. Фил не отказался, тем более, что это были его любимые – «Кент», белые, самые легкие. Фил в последнее время на почти безникотиновые перешел, о здоровье начал задумываться.
– Как-то все у нас пошло наперекосяк, ребята. Вам не кажется? – произнес наконец Матвеев.
– Кажется, – согласился я. – Мы собирались работать вместе. А работаем почему-то друг против друга. Это кому-то нужно?
– Это кому-то нужно, – повторил Матвеев с утвердительной интонацией, но раздумчиво и печально. – А кто, как говорят дети, первый начал? – вскинулся он вдруг. – Кто?!
Тогда и я разозлился:
– Как говорят дети, западло приставлять пушку к виску десятилетнего пацана на глазах у его матери!
– Ах, оставьте, Большаков, – жеманно поморщился Матвеев. – О чем вы говорите? При совершении массовых убийств погибают дети какого угодно возраста вплоть до внутриутробных эмбрионов. Или вам до сих пор удавалось исполнять теракты, в результате которых люди вообще не умирали? Поделитесь опытом, милейший!
Я прикусил язык. Вот черт, забыл в какой роли мы здесь выступаем! На Циркача тянул, а сам несу хрен знает что!
– Терпеть не могу трусов, – пробурчал я, чтобы как-то закрыть эту тему.
– Это не трусость, дружище. Это тонкий расчет. Семнадцатый не видел иного способа остановить вас. Я, честно говоря, тоже не увидал бы. Ну, ладно, я ведь задал вполне серьезный вопрос. Кто первый начал? Вы пришли с оружием, которого мы вам не выдавали. Это очень плохо, ребята. Вы затеяли двойную игру. Считайте, не получилась.
– Чего вы хотите? – спросил я.
– Ну, во-первых, выполнения обязательств, взятых на себя каждой из сторон. Точнее, нет, это как раз во-вторых. А во-первых, я хочу знать, откуда у вас оружие.
– Купили, – заявил я внаглую. – Нам не понравились ваши люди, мы решили подстраховаться.
– Ай-ай-ай! Как нехорошо врать. Семнадцатый предупреждал вас насчет оружия. Какая, к черту, могла быть подстраховка?! Это просто двойная игра. И второе. Может, это в России сегодня продают спецназовские пистолеты на рынке рядом с картошкой, а здесь, в Германии подобное оружие на очень строгом учете. И не вздумайте рассказывать мне, что вы протащили эти немецкие стволы через границу, когда прилетели сюда по обычным красным паспортам!
– Нет, мы купили их здесь, – упрямо повторил я.
– У кого?
– А это так важно?
Обычно подобные вопросы с милой улыбкой на лице задавал Циркач, но сегодня я взял на себя его роль. Циркач мрачно молчал. Он готов был, по-моему, только материться и проклинать всех вокруг.
– Значит, так, ребята, – объявил Матвеев, демонстративно игнорируя мой риторический вопрос, – я человек интеллигентный. Я вас ногами по лицу бить не буду. Просто сейчас позвоню, и через десять минут мне принесут пару ампул и шприц. Все что мне нужно узнать, я узнаю. Всегда и ото всех. Понятно?
– Понятно, – сказал я. – А что за препарат? На меня не все действуют.
– А на других? – похоже он воспринял всерьез мою последнюю импровизацию.
На самом деле я просто тянул время. Помолчал немного, потом сказал:
– А другие ничего не знают.
– Предлагаете проверить? – он протянул руку к телефону и взял трубку.
– Еще я все знаю, – неожиданно заговорил Циркач. – Но не успею сказать. Крошка убьет меня. Он умеет. Он обязательно найдет способ даже со связанными руками…
Циркач нес чудовищную ахинею, и я был благодарен ему. У меня появлялась дополнительная возможность подумать. Но время таяло.