– Но вы-то уж точно не знаете, – сказал мужчина. Женщина внимательно посмотрела на него.
Девушка рассмеялась.
– Может, вы хотите попробовать, господин Лунс? – Она покачала головой. – Эта… наивная девица, что вы привели, могла бы кожу с вас заживо содрать и глазом не моргнула бы. Она естественна. Что бы вы ей ни дали, она это разберет и обследует. Вы можете уничтожить ее… можете ее разбудить и начать мучить, если вам угодно, но это будет только ради вашего собственного удовольствия. Не обманывайте себя – у вас нет ни малейшего шанса ее понять. Ее суть останется скрытой, пока не придет время. Можете разложить ее мозг на отдельные молекулы, но вы так и не поймете, что в нем находится. Я готова свою жизнь поставить, что ее цель – разрушение. – Она фыркнула. – Вашу жизнь.
– Но она и есть та самая асура? – спросила женщина в синих перчатках.
– Она одна из асур, – сказала девушка, садясь на подоконник. – Но откровенно говоря, если она и есть та самая преступная частичка хаоса, которая призвана вывести из строя все наши высокие технологии, заявляя при этом, что она асура – приняв имя Асура, – то мне кажется, можно было бы найти для этого какой-нибудь другой, более простой способ.
– Значит, она ложный след? – со встревоженным видом сказала женщина.
– Или она потрясающе уверена в себе и ведет двойную игру.
Женщина кивнула, отводя в сторону взгляд.
– Ну что ж, теперь она наша, – сказала она словно бы себе.
– Целиком и полностью, – сказала девушка, зевая. – И слава богу, она ваша проблема. Меня просто пригласили поработать, и я сделала все, что собиралась. Теперь мне нужно поспать. – Она отошла от окна. – Возможно, мне приснятся кошмары из-за вашей злобной сучки, – пробормотала она, направляясь к двери.
– Да, жаль, что у вас ничего не получилось. Спасибо за помощь, – сказал мужчина скучным голосом. – Мы ждем от вас полного отчета. Может, это послужит на пользу вашим преемникам. Будем надеяться, что их подход даст больше результатов, чем ваш.
Девушка остановилась перед ним, подняла на него взгляд и широко улыбнулась.
– Зайчик, ты получишь свой отчет, – сказала она ему. – Но я – лучшая из лучших. После меня у вас будет только proxime accesserunt,[10] а если вы будете настаивать, то ваша игрушка там внизу может рассердиться и на самом деле содрать с одного из них кожу. – Она похлопала мужчину по груди. – Только не говорите, что я вас не предупреждала. – Она повернулась к женщине в синих перчатках. – Работать с вами было очень приятно. Дайте мне знать, как у вас пойдут дела.
Она ушла.
Двое оставшихся обменялись взглядами.
– Знаешь, что я думаю? Я думаю, ее нужно убить. – Никому не интересно, что ты думаешь. Свяжись со следующим в списке.
– Слушаюсь, мэм.
2
Гадфий вышла из салона грез. Дверь за ней хлопнула, она услышала, как встала на место защелка, запирая дверь.
«Налево».
Она повернула налево.
«Поторопись».
Она пошла быстрее.
Гадфий трясло. Ее трясло так сильно, что у нее даже зрение ухудшилось, и она не сомневалась: другие замечают ее дрожь с расстояния пятьдесят, а то и более метров.
«Ты дышишь слишком быстро и неглубоко. Успокойся. Дыши глубже и реже».
«Неужели у меня, когда я общаюсь с людьми, такой же начальственный тон?»
«Да. Здесь поверни направо. Сядешь в лифт. Он появится через двенадцать секунд».
«Куда ты меня ведешь?»
«Подальше отсюда. Из Дворца».
«А потом?»
«Не спрашивай».
«Вот беда! Я слишком стара, чтобы пускаться в бега».
«Нет, не слишком. Слишком стара ты будешь, когда умрешь, а пока что ты жива».
«Пока. Спасибо».
«Вот и лифт. Не обращай внимания на дисплей. Я ему сказала, куда тебя доставить».
«Боже мой!»
«Ты наконец успокоишься? И вытри глаза. Я почти ничего не вижу, когда смотрю ими».
Она вытерла глаза, а лифт с гудением понесся вверх. Они направлялись на верхний уровень.
«Я знаю: я уже мертва. Ад существует, и ты – мое наказание».
«Прекрати нести чушь. Я твой ангел-хранитель, Гадфий».
Лифт остановился на роскошно оборудованной трубостанции.
«Прямо. И постарайся выглядеть уверенной и бессердечной, чтобы никто не посмел к тебе сунуться. Мы садимся в вагон службы безопасности».
«Боже мой!»
«Голову выше. Уверенная! Бессердечная!»
«Если я выпутаюсь из этой переделки, клянусь, я больше никем никогда не буду помыкать». «Уверенная! Бессердечная!»
Она направилась к вагону, высоко подняв голову и искривив губы в надменной улыбке. Прошла под потолком полированного дерева, мимо пальм, стоявших в горшках на сверкающем мраморном полу. Она чувствовала, что вокруг есть и другие люди, но никто не обратился к ней. Двери вагона открылись, она вошла, и он сразу же тронулся, пересекая стрелки и пути, в туннель, где начал быстро набирать скорость. Она села на кожаное сиденье, ее снова начало трясти.
«Мы за пределами Дворца».
Гадфий опустила голову между колен.
«Я сейчас потеряю сознание».
«Так и должно быть».
«Это было ужасно, ужасно, ужасно».
«Ты держалась отлично».
«Я говорю про бутик. Эти женщины, этот мужчина!»
«А, вот ты о чем. Да. Сочувствую. Но вовсе не обязательно постоянно прокручивать это перед глазами».
«Видимо, для тебя это было давным-давно».
«Довольно давно. Я с этим покончила».
Гадфий села прямо. Она шмыгнула носом и трясущимися руками достала из кармана пистолет, патроны и нож. Пистолет представлял собой длинную плотную гибкую трубку, довольно увесистую. Судя по всему, это был металл в прочной и немного клейкой пенистой оболочке. Трубу можно было распрямить в тяжелую дубинку или придать ей удобную пистолетную форму со спусковым крючком – все зависело от того, как его держать.
«Постой, дай-ка я».
Ее руки, пальцы начали двигаться независимо от нее. Она без труда остановила их, и они замерли над пистолетом, потом она позволила другому своему «я» – укоризненной, нетерпеливой сущности, присутствующей где-то в задней части черепной коробки, – снова управлять ею.
«Здесь есть встроенный механизм самонаведения, но я его выключила, – сказал конструкт, открывая пистолет пальцами Гадфий и вставляя в него новые патроны. Затем пальцы закрыли пистолет, проверили его действие, включили и выключили лазерный прицел. Потом Гадфий почувствовала, что снова управляет своими пальцами.
«Вряд ли я смогу воспользоваться им еще раз», – сказала Гадфий своему другому «я», прежде чем снова засунуть пистолет себе в карман.
«И я тоже».
«Может, лучше его выбросить?»
«Не глупи. Оружие выбрасывают лишь тогда, когда оно может доставить тебе неприятности».
«Типун тебе на язык».
«А неприятности с тобой и так случились. Да такие, что хуже не бывает».
«Черт! Хорошо, что ты рядом. Что бы я делала без твоих утешений?»
«Не выкидывай пистолет, Гадфий».
«А как быть с ножом?» – спросила она, вытаскивая его из кармана. Длиной и шириной лезвие было в два ее пальца. Очень острое. Щель, прорезанная в центре, служила направляющей, с помощью которой нож убирался в ножны, где острые края были не страшны.
«И его тоже оставь».
Гадфий покачала головой, но спрятала нож в ножны и осторожно сунула в карман.
«Видимо, о том, что происходит, ты мне больше ничего не можешь сообщить», – сказала она.
«Я выясняю. Хотя теперь я, пожалуй, уже могу сказать, кто тебя предал».
«Кто?»
«… Я пока не уверена. Дай мне еще раз перепроверить».
«Проверяй скорей», – подумала Гадфий и, вздохнув, откинулась к спинке сиденья. Она подняла перед собой руки – те почти перестали дрожать.
Вагон несся по туннелям, раскачиваясь и грохоча на поворотах и стрелках. За затененными окнами время от времени мелькали огни. Свистел воздух.
«Куда ты меня ведешь?»
«Пожалуй, уже можно сказать, сейчас это тебе уже не повредит, – твердо ответило ее другое «я». Вагон начал замедляться. – Очень скоро ты пересядешь на один из секретных внутристенных микроподъемников службы безопасности и спустишься на четыре уровня. Ты направляешься в самую сердцевину замка, Гадфий. В тайные, темные внутренние помещения».
«Боже мой! Туда, где прячутся преступники?»
«Верно. – Вагон остановился, и ближайшая дверь, зашипев, открылась в темноту. На Гадфий хлынула волна холодного, пахнущего сыростью воздуха. – Туда, где прячутся преступники».
3
Сессин странствовал по миру под Серефой, двигался по его версии Экстремадура к далекому Уитланду, шел по его прериям, долинам, пустыням, соленым озерам, по его крутыми холмам, широким полям и узким ущельям, между его высоких гор, вдоль струящихся рек и темных морей, продирался сквозь его кустарники, луга, леса и джунгли.
Скоро он привык к искаженной полярности этого мира, где засушливость полупустыни соответствовала самой высокой насыщенности и интенсивности передава-емого знания, которое в то же время оставалось недоступным, и где кажущееся плодородие сочной зелени джунглей соответствовало равнодушной безжизненности и в то же время излучало какую-то бесплодную красоту.
Горы и утесы были твердынями, скрывавшими в себе данные и расчеты, реки и моря воплощали собой неупорядоченные массы хаотической, но в общем безопасной информации, и смертельную опасность означали вулканы, чреватые прорывом зараженной вирусом информации из глубины.
Ветер являл собой полуслучайные смещения машинных кодов, символизирующие движение языков и программ в географическом образе операционной системы, дождем же проливались необработанные данные, которые, отфильтровываясь, просачиваются из базовой реальности: ничего не значащие и статичные. Решетка огней в небесах являла собой такую же репрезентацию криптосферы, что и видимый ландшафт вокруг Сесси-на, только в меньшем масштабе.
Факультативно видимые хайвеи, дороги, пути и тропинки, пересекавшие местность, были информационными каналами для всего незараженного крипта. Данные в них двигались со скоростью, близкой к световой, а это означало, что с точки зрения времени крипта трафик осуществлялся со сверхзвуковыми скоростями. Иногда Сессин останавливался рядом с огромными шоссейными развязками, в восторге прислушивался к их жутким гипнотическим песням, пристально разглядывал их гигантские корчи, словно, сосредоточившись, пытался разгадать смысл этого движения – и каждый раз терпел неудачу.
Когда он в первый раз кого-то увидел, то испытал смесь противоречивых чувств: страх, радость, ожидание и своего рода разочарование из-за того, что он не один в этой глуши. Он увидел свет вдалеке за каменистой долиной, по которой шел, и подошел поближе, чтобы разобраться.
Одинокая старушка сидела, глядя на огонь маленького костра. Он не понимал, зачем тут разводить костер и как это делать. Старушка почувствовала, что он смотрит на нее, и позвала его.
Он раскрыл свой рюкзак и, держа его перед собой, пошел к ней. Когда между ними оставалось несколько метров, он слегка кивнул, не зная точно, какие правила вежливости здесь действуют. Она кивнула в ответ. Он сел у костра на расстоянии в четверть круга от старухи.
Он посмотрел на нее – седые, связанные в пучок волосы, свободная темная одежда, испещренное морщинами лицо. Она сидела на небольшом узелке.
– Вы здесь новенький? – спросила она. Голос у нее звучал низко, но приветливо.
– Дней сорок, – ответил он. – А вы? Она улыбнулась костру.
– А я чуть дольше. – Она насмешливо посмотрела на него. – Значит, я ваш Пятница?
Он нахмурился.
– Что вы имеете в виду?
– Это из «Робинзона Крузо». Робинзон думает, что он один на своем острове, пока не находит человеческие следы. Случается это в пятницу. Когда он встречает другого человека, то называет его Пятница. Того, кто первым встречает новоприбывшего, мы здесь называем Пятницей. – Она пожала плечами. – Традиция. Вообще-то довольно глупая.
– Значит, вы Пятница, сказал он.
Она кивнула, словно себе самой, и сказала:
– Еще одна традиция – и, я думаю, неплохая – требует, чтобы Пятница отвечал на любые вопросы новоприбывшего.
Он заглянул в ее старые темные глаза.
– У меня много вопросов, – сказал он. – Возможно, больше, чем я сам знаю.
– Такое встречается нередко. Но сначала позвольте узнать, что привело вас сюда?
Он повернул руки ладонями вверх.
– Ход событий, вот и все.
Она кивнула с понимающим видом, но ему показалось, что он был невежлив с ней. Он добавил:
– Я нажил себе врагов в том мире, и меня чуть было не уничтожили. Один друг – Вергилий для моего Данте, если вам угодно, – увел меня оттуда в то святилище, которое являет собой этот мир.
– Данте, не Орфей? – спросила она, улыбаясь. Он хохотнул в ответ.
– Мэм, я не поэт и не музыкант и, кажется, до сих пор так и не нашел своей Эвридики, а потому не мог и потерять ее.
Она неожиданно по-детски улыбнулась.
– Ну что ж, – сказала она, – что же вам рассказать?
– Давайте лучше просто поговорим. Может быть, я выясню то, что мне надо, в процессе нашего разговора.
– Почему бы и нет? – кивнула она. Она выпрямилась. – Я не буду спрашивать вашего имени, сэр. Наши старые имена могут быть опасны, а нового, думаю, вы себе еще не выбрали. Меня здесь зовут Прокопия. Вы не устали?
– Нет, – сказал он.
– Тогда я расскажу вам мою историю. Я здесь, как и многие, оказалась из-за несчастной любви…
Она поведала ему немного о своей жизни до того, как оказалась в крипте, подробно остановилась на обстоятельствах, которые привели ее именно на этот уровень, и поделилась всеми приобретенными здесь знаниями, которые могли быть ему полезны.
Он вставлял свои замечания, и она, казалось, была удовлетворена.
Но в основном он слушал, а слушая, учился. Он решил, что ему нравится эта женщина. Было очень поздно, когда они пожелали друг другу спокойной ночи и уснули.
Ему снился далекий замок, прекрасная музыка и давно утраченная любовь.
Утром, когда он проснулся, она уже поднялась и собиралась уходить.
– Я должна идти, – сказала она. – Я думала предложить вам мои услуги в качестве проводника, но полагаю, в ваших блужданиях есть какая-то цель, и я не хочу, чтобы мой путь повлиял на ваш.
– Это значит, что вы вдвойне добры и мудры, – сказал он, поднимаясь и отряхиваясь. Она протянула руку, и он пожал ее.
– Надеюсь, мы еще встретимся, сэр.
– И я тоже. Счастливого вам пути.
– И вам. Прощайте.
Постепенно ему стало попадаться все больше и больше странников. Он обнаружил, что, как и говорила Прокопия, эти странники по отраженному миру, и люди, и химерики, были либо изгнанниками, как и он (некоторые сами выбрали такую судьбу, некоторые стали изгнанниками по принуждению), либо нелегальными туристами; искатели приключений приходили вкусить всю необычность этой аномальной парадигмы базовой реальности.
Внутри этого ущербного человеческого сообщества, с которым он время от времени контактировал, возникли своего рода вторичные экосистемы; были такие, кто охотился за другими путниками (в некоторых случаях принимая форму животных, но так делали не все), и те, кто существовал, казалось, только ради совокуплений с другими. Следствием этих соитий становились личности, сочетавшие в себе черты обоих любовников, обычно обуянные той же жаждой, которая стала причиной их рождения, а потому тоже искавшие подобных союзов.
Большинство из тех, кого он встречал, хотели всего лишь выслушать его историю, а если и обменяться, то лишь информацией; он никому не говорил, кем был когда-то, но был счастлив разделить с другими свои знания об этом уровне крипта. Его не удивило и не разочаровало, когда он понял, что секс совсем перестал интересовать его.