Вот Гриша и стоял у кассы, нервничал и думал, что предпринять. Пробормотав безнадежно: «Душу бы отдал за билет!» — он отошел от окошка. Может, получится договориться с проводником?
И вдруг услышал:
— Да, сдаю билет. На ночной московский поезд.
Григорий резко развернулся: к окошечку кассы наклонился высокий худой мужчина в штормовке. Григорий бросился обратно, дотронулся до рукава штормовки, крикнул кассирше:
— Переоформите на меня!
— Спокойно, — сказал мужчина, снял с себя руку Григория и ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.
Громыхая, к перрону прибыл поезд. Вагон с нужной цифрой «13» оказался прямо перед Гришей, и бежать никуда не надо.
Дверь открылась, выкинулась подножка. Продемонстрировав длинные ноги в сетчатых колготках, вышла темноволосая, с алыми губами проводница. Григорий едва не ахнул — почему-то она поразила его воображение, хотя красавицей ее назвать нельзя: нос был тонкий и кривоватый.
Григорий смущенно протиснулся мимо и от неловкости задел плечом ее высокий, будто нарочно выставленный вперед бюст. Не оглядываясь, он просипел: «Извините» — и вбежал по ступенькам, не ощущая тяжести дорожной сумки.
Едва Григорий уселся на свою нижнюю полку, в купе ввалился огромный, похожий на медведя парень с взлохмаченными волосами. Ухнув, он плюхнулся на противоположную лавку.
— Привет, — сказал он дружелюбно и протянул лапищу с тяжелой золотой печаткой. — Серега.
— Гриша.
Поезд тронулся.
— Быстро, — удивился Григорий.
Медведь хмыкнул:
— У них все так.
Григорий указал головой на незанятые верхние полки:
— А сказали — билетов нет.
Серега с интересом взглянул на Григория:
— Где сказали?
— В кассе.
— В какой еще кассе?
— Железнодорожной, на вокзале, — сказал Гриша, пытаясь понять, шутит ли парень или какой отсталый просто.
Тот спросил, будто не веря:
— Ты че, в кассе сюда билет покупал, что ли?
— А ты — нет?
Серега хмыкнул и не ответил. Но потом опять спросил, слегка наклонившись к Грише:
— И как ты его купил, интересно?
— За деньги, — сказал Гриша.
От попутчика сильно несло спиртным.
— Что-то новенькое, — пробормотал тот.
Гриша не стал продолжать разговор, лишь сказал:
— Я посплю, — лег и отвернулся к стене.
— Ну и выдержка у тебя! — сказал пьянчуга восхищенно. — Первый раз такое вижу.
Григорий резко повернулся:
— Слушай, может, тебе тоже… Проспаться?
Тот нахмурился, пробормотал:
— Ну дела!
Григорий снова уткнулся в стену. Но заснуть не смог. За тонкой перегородкой забренчали на гитаре и запели пьяным дуэтом: «Мы помчимся, мы поедем на оленях утром ранним…» Потом попутчик, выругавшись: «Оленеводы хреновы!» — включил радио. Там надрывался Кристовский: «Пойдем, за углом продается яд. По глотку — и опять помрем, по глотку — и опять в ад…»
Попутчик в такт застучал ладонью по откидному столику, потом спросил:
— Не спишь, Гриня?
Григорий вспылил:
— Не сплю. Потому что не взял затычки для ушей.
Сосед спросил тихо:
— Слушай, так ты, может, по собственной воле туда едешь, если уж за деньги?
— Естественно, по собственной! — Гриня сел. — А ты — нет, что ли?
Тот не ответил, снова спросил:
— Так ты — в Лог или сразу… — он нервно сглотнул, — туда.
— Куда туда? Какой Лог? В Москву я еду.
Серега засмеялся недоверчиво:
— В Москву?
— Да.
— Хы-хы.
— Что смешного-то?
— А то, что вовсе не в Москву, — мрачновато пояснил Серега.
Гриша даже не знал, что сказать на это безумное заявление. Пойти к проводнице и попросить, чтобы его перевели в другое купе, подальше от этого сумасшедшего?
А сосед продолжил — и глаза его были совершенно ясные, трезвые:
— Я лично еду в Сатанинский Лог.
— Ну, — сказал Гриша, — это твое дело.
— Не веришь, дурачина? — фамильярно спросил собеседник. — Ну хоть у проводницы спроси.
Гриша только вздохнул — попался же ненормальный. А ненормальный продолжал настаивать:
— Да хотя бы лист с маршрутом на стене коридора посмотри.
— Слушай, отвяжись.
— Нет, не отвяжусь. Потому что ты дурак и слепец.
Григорий пожал плечами. Ладно, еще час — и можно будет распрощаться. А пока он миролюбиво сказал:
— Пройдусь.
И вышел из купе.
В окнах темнела ночь — ни огонька, ни контуров пейзажа. Только коридорные лампочки отражались в стекле. Григорий повернулся от окна — и увидел прямо перед собой маршрут следования. Щурясь, приблизил глаза к ломаной линии и прочел пункты: Криворожкино, Ведьмина поляна, У-Черта-На-Рогах, Козлиное Копыто, Перекресток Трех Дорог и конечный большой черный кружочек — Сатанинский Лог. Бумага была за стеклом, привинченным к стенке блестящими шурупами.
«Розыгрыш!» — подумал Григорий.
Тут, толкнув Григория, мимо протопал лысый пожилой мужчина и вломился в купе проводницы.
— Выпустите, умоляю, дайте сойти! — зарыдал он туда. — Я откуплюсь! — Его толстые руки стали вытаскивать из карманов пачки денег и протягивать внутрь.
Григорий подошел ближе. Из купе вальяжный женский голос отвечал:
— Милый, разве она не стала твоей?
— Кто? — ошалело вопросил мужчина.
— Светочка Половцева, твоя секретарша.
— Стала, — сник мужчина.
— Давно ты к ней бегаешь?
— Недели три… Месяц…
— А просил всего одну ночь… — коварно заметил голос.
— Да ни одна баба этого не стоит! — взорвался лысый.
Раздался громкий плеск, и просителя окатило водой, будто из ведра.
— Да хватит ныть! — разозлился голос. — Подпишешь контракт и ступай себе домой.
— Но я п-передумал! Я не хочу заключать сделку!
— Ты ее уже заключил. Остальное — формальности, — беззлобно сообщил голос и вслед за тем расхохотался жутким, визгливым смехом, который эхо разнесло по всему вагону.
Несчастный, промокший с головы до ног дядька попятился от купе, развернулся перед носом ошеломленного Григория и припустил куда-то в конец вагона.
А дверь купе захлопнулась. Григорий подошел к ней, прислушался и нерешительно постучал, быстро придумывая, что сказать. «Спрошу чаю. А там видно будет». Еще он вдруг вспомнил, что проводница до сих пор даже билеты не проверила.
Но все мысли покинули его мозг, когда дверь, будто сама собой, бесшумно отъехала в сторону. Никаких полок в этом купе не было. А стояла роскошная мраморная ванна на золотых затейливо изогнутых ногах.
В ванне полулежа, облокотясь на бортик, читала книгу… русалка. Вернее, это была проводница. Но вместо ног у нее был толстый, будто от огромной селедки, хвост. И прическу она поменяла — распустила прежде затянутые в узел волосы, и они, отливая синевой, струились по плечам и слегка прикрывали белую грудь.
Григорий стоял и ошалело глядел на девицу.
— Ты тоже хотел бы сойти? — томно спросила она, легонько шлепнув хвостом по воде — отчего на пол полетели брызги.
Григорий молча закрыл дверь и побрел по коридору Хвост, без сомнения, был настоящим. Ванна — тоже. Как они затащили эту огромную ванну в купе? Она же в дверь явно не пролезет. Да при чем тут ванна?! Хвост — вот что поразительно! Розыгрыш? Телепередача какая-то?
«И населенные пункты по маршруту… — Григорий шел мимо белого прикрученного листа. — Козлиное Копыто! Криворожкино!» Тут на глаза ему попался стоп-кран — красная рукоять покоилась за стеклянной коробочкой, как нечто незыблемое, вечное, то, что могло спасти от сумбура и нереальности. «Я покончу с вашими издевательствами! Юмористы!» И Григорий, натянув рукав пиджака на кулак, ударил по стеклу. Оно осыпалось.
Григорий, улыбаясь, схватился за рычаг, предвкушая собственное падение по инерции, разборки с начальником состава и штраф. Но ничего из этого не последовало. Потому что рычаг вдруг сделался скользким, теплым и мокрым. В руке Григория, к его ужасу, извивался огромный, раздвоенный алый язык. А стеклянные остатки коробки на стене вдруг стали оскалившимися клыками, сжавшими руку.
Григорий вырвался и побежал. Увидел номер своего купе — 6 — и ринулся туда. Купе было пустым.
Окно! Выпрыгнуть в окно и разбиться к чертовой матери, только бы прекратить этот кошмар!
Григорий отдернул дешевые желтые шторки… Окна не было! Не может быть! Он же сам закрыл его, когда сел, — чтобы не дуло!
Он кинулся в соседнее купе. Трое якутов вповалку храпели на полу, на оленьих шкурах. Вместо окна на стене висела оленья с ветвистыми рогами голова. И голова эта жевала пучок мха.
Закричав, Григорий выскочил обратно в коридор — там-то уж точно были окна, он сейчас, только что пробегал мимо них. Его встретила голая, ровная, бесконечно длинная и совершенно глухая стена. И он побежал вдоль нее. Скорее — в тамбур и на площадку! Двери же у них остались! Как бы ему хотелось, чтобы остались.
И двери были. С обеих сторон. Как прежде. В безумной радости кинулся он к левой. Распахнул, не боясь встретить ни ветер, ни скорость, ни темноту. Единственное, с чем он не ожидал столкнуться, — это с еще одной дверью. Он рванул ее. А там ждала еще одна. И снова за алюминиевую холодную ручку. Еще дверь. Он распахивал их одну за другой, и они с лязгом открывались. В конце концов он отчаялся, упал на площадку и заплакал от бессилия.
Кто-то положил ладонь ему на плечо и ласково прошептал:
— Ну что ты, милый. Иди в купе.
Он повернулся. Прямо перед собой он увидел бледное лицо проводницы. А потом своими алыми, в размазанной помаде губами она поцеловала его прямо в губы. И он потерял сознание. Последнее, что он помнил, был запах тины и водорослей от накрывших его лицо смоляных кудрей.
Стук колес. Шорох. Тихое бормотание: «Карту крапом, ведьму храпом, на порог, вилы в бок…» Григорий, ежась от тянувшего откуда-то холода, повернулся. Напротив сидел Серега, вертел, тасовал, подбрасывал карты своими большими, неожиданно проворными пальцами. Печатка посверкивала в тусклом свете единственной в купе лампочки. «Сон. Какое счастье». И окно на месте — шторки весело трепыхались от ветра. Вот откуда сквозняком тянуло.
— Все твои разговоры дурацкие, — сказал Григорий соседу.
— Чего?
Дверь купе распахнулась, заглянула проводница — волосы забраны в узел, форма на месте, ноги — тоже.
— Подъезжаем, — сказала она. — Будут какие-то пожелания?
— Ага, — сказал Серега. — Спляши-ка джигу.
Григорий решил, что шутит сосед грубовато. Но проводница, вместо того чтобы призвать пассажира к порядку, вытащила шпильку из волос. Они рассыпались, обдав Григория уже знакомым болотным запахом. Потом она скинула туфли на каблуках и, грациозно вскидывая голени в сетчатых чулках, принялась плясать. Серега рассмеялся, сказал Григорию:
— Это что-то вроде последнего желания. Ну как у смертников.
Поезд дернулся, остановился. Проводница надела туфли, одним движением собрала волосы. Погрозила Сереге пальцем:
— Шалун. — И ушла.
Серега поднялся:
— Идем, горемыка.
— Куда? — Григорий тоже встал.
— В Сатанинский Лог.
В окне было не видно ни зги.
— Я никуда не пойду.
Серега криво улыбнулся:
— Как хочешь. Знаешь, какая следующая остановка?
— Нет. И знать не хочу.
— Узнаешь, — сказал Серега. — Если останешься.
— И какая остановка?
Серега наклонился, снова обдавая перегаром, и сказал тихо и серьезно:
— Ад — следующая станция.
Несмотря на очевидную абсурдность заявления, Григорий почему-то поверил. И видимо, это отразилось на его лице, потому что Серега сказал:
— Ничего, может, еще отыграешься.
Григорий заметил, что из коридора их внимательно слушает тот лысый, что водил шашни со своей секретаршей. Отодвинув его, в купе снова заглянула проводница и заботливо осведомилась:
— Выходишь, Сережа, или едешь дальше?
— Выхожу.
И картежник потопал по коридору.
— Я тоже! — Григорий выдернул свою сумку из-под лавки и ринулся следом.
Из всего поезда в ночную мглу высыпало человек пятнадцать. Они собрались толпой, освещаемые желтым светом окошек вагона: две женщины, остальные — мужчины. Три пьяных оленевода едва держались на ногах и не падали только потому, что цеплялись друг за друга.
Из тьмы к ним вышел маленький поросший шерстью человечек с рожками на голове, факел в его руке светился зеленым светом.
— За мной, — весело проблеял он и пошел прочь по едва видневшейся в траве тропинке, звонко стуча копытами.
Григорий с соседом по купе оказались в конце цепочки.
— Я думал, это сон, — простонал Григорий. — Мы же можем сбежать?
— То-то ты из поезда сбежал! — сказал Серега, а потом спросил: — Ты за что душу продал?
Григорий вспомнил пустячные свои слова у кассы:
— За билет.
— Хех. Ну и придумщики они. Ну подловили! — Затем сказал тихо: — Не дрейфь. Главное — не смотри, что за карта тебе выпала. Потому что когда он тебе в глаза посмотрит, то в душе твоей эту карту увидит и возьмет себе из колоды нужную. А глаза ты от него никак не спрячешь, никто не спрячет, не в человеческих это силах — не посмотреть ему в глаза.
— Кто — он?
Серега сглотнул нервно, потом просипел едва слышно:
— Сатана.
После всего, что Григорий видел сегодня, он поверил. И спросил, уже заранее зная ответ:
— А на что играем?
— На душу. Выиграешь — уходишь. Проиграешь — подписываешь контракт.
— А я думал, если уже продал — то продал, — сказал Григорий.
— Да он просто развлекается так. Скучно ему, видать.
— А какие правила игры?
— Простые. Ты тянешь карту. Он тянет карту. Если он попал в масть, то он выиграл.
— Ясно, — кивнул Григорий.
— Да, — сказал Серега, — чуть не забыл: если тебе выпала дама пик, то ты сразу в выигрыше.
— Понял.
Трава кругом поредела, под ногами заскрипел песок. Из тьмы к путникам тянулись сухие ветки деревьев.
— Скоро Лог, — сказал Серега.
— А ты ведь не впервые здесь?
— Шестой раз.
Григорий присвистнул. Серега пояснил:
— Как по-крупному проигрываю, не выдерживаю и закладываю ее.
— Может, тебе бросить играть?
— А зачем тогда жить?
На это ответа у Григория не нашлось. А его пустой желудок вдруг заурчал, и Григорию вспомнились вкуснейшие котлеты, которые делала его мама. Из мглы выступили кусты, за ними был овраг, наполненный туманом до краев, словно чашка молоком.
Приговоренные один за другим нырнули в туман.
Сначала было абсолютно ничего не видно, потом, чем дальше спускались, тем реже становился белый сумрак. Шедшие впереди остановились. Григорий подошел и увидел того, к кому они пришли.
На золоченом, оббитом красным шелком кресле сидел худощавый брюнет лет сорока, с пронзительным взглядом черных глаз и повадками хищника. Он криво улыбнулся, сверкнул золотой зуб, и Гриша признал в нем того мужчину в штормовке, который сдал билет.
Сатана будто принюхивался к воздуху, и время от времени его заостренные уши слегка поворачивались в сторону каких-либо звуков.
По бокам от кресла чадили факелы-треноги.
Сатана взмахнул едва заметно ладонью — перед ним появился низкий круглый столик. Потом взглянул на прибывших и предложил любезно:
— Вина, сигар… котлет по маминому рецепту? — Его насмешливый взгляд встретился с глазами Григория.
Гриша только помотал головой. Остальные тоже не откликнулись на предложение хозяина Лога.
— А то, может, передумаете играть и сразу на поезд до следующей станции? — спросил Сатана. — Там будет очень весело, — он засмеялся: — Мне, по крайней мере.
В руках его оказался трезубец и на нем котлета — Григорий готов был поклясться, что он спер ее с маминой кухни. Сатана стал жевать, а другой рукой тасовать и раскидывать карты.
— А правила к-какие? — стуча зубами, вопросил лысый любитель секретарш.
— Садись, на твоем примере всем покажу, — улыбнулся черт.
Мужчина отступил назад:
— Ну зачем же на моем…
— Не бойся! — успокаивающим голосом сказал Сатана. — Мы же с тобой давно знакомы…