Слуги теперь общались с Рутом именно так, покашливанием из-за спины. Им, в отличие от населявших Вагран эрни, приходилось сталкиваться с ним чаще, поскольку столовался он теперь на кухне, избегая общих трапез.
Промозглый ветер дунул сильнее, скользнул по лицу и шее. Но тело дыхания ветра не ощутило — свободный камзол, подбитый шерстью, подпоясанный широким кожаным ремнем, держал тепло. Рут вдохнул ледяной воздух, расправил плечи и зашагал к ристалищу, спешно дожевывая горбушку с окороком. Пока никого нет, он сможет поупражняться, никого не беспокоя своим присутствием.
Три башни Ваграна образовывали треугольник, в середине которого по прихоти одной из герцогинь, дальней Рутовой прабабушки, когда-то возвели круглую коробку оранжереи. Ристалище размещалось позади двух задних башен и оранжереи, занимая весь задний двор замка.
Рут слизнул с ладони последние крошки хлеба. Прошелся вдоль Второй башни к навесу с оружейными стойками, выбрал себе серендионский меч, длинный, изогнутый, с утяжеленным концом. Поиграл клинком в воздухе, разминая кисть. Оглядел ристалище.
Широкая площадка, начинавшаяся на задах Второй башни и стеклянной коробки, расписанной бордовыми силуэтами деревьев, тянулась до самой замковой стены. Низкие, по колено, каменные бортики делили ее на четыре части. Здесь имелся квадрат с ровным гравием, квадрат с перепаханной землей, потом с каменистой осыпью, где между валунами пробивалась упрямая каменная вьюнка, даже сейчас, по холоду, хранившая свой розовато-коричневый цвет. Скромная травка, на темных камнях напоминавшая обрызганные кровью кружева, одинаково хорошо переносила морозы и топтавшихся по ней эрни.
Последний квадрат изображал крохотное болотце. Его заливала вода, текущая по трубе из оранжереи. А чтобы не допустить расползания болота на другие части ристалища, помимо бортиков заболоченный участок окружали дренажные канавы, выложенные камнем и отводившие воду дальше, в замковый сток.
За разделенным на квадраты ристалищем, которое эрни именовали просто ладошкой, на задах Третьей башни располагалось так называемое высокое ристалище — сооружение из дерева и камня в четыре этажа высотой.
По сути, высокое ристалище было просто грубо сработанным каркасом, отдаленно напоминающим здание. Здесь были колонны и каменные балки, намечавшие стены, деревянные тонкие жердины, брошенные то там, то тут взамен перекрытий. В одном из углов камень полностью заменяли бревна, и ристалище становилось деревянными лесами. Полоскались по ветру веревки, один угол каркаса окаймляла широкая аллея из толстых деревьев — для отработки боя в лесу. У другого угла возвышалась гранитная скала, сливавшаяся с замковой стеной, с осыпью валунов у подножия.
Ристалище Ваграна не имело себе равных во всей Анадее.
Только один маленький штришок портил это место, такое эрнийское в своей сути — все предусмотрено, все рассчитано, все основные виды местности, имеющиеся в Керсе, представлены, — и этим штришком были перины.
Под колоннами и лесами высокого ристалища усыпанную опилками землю выстилали самые настоящие пуховики, может, не из лучшего пуха, но зато набитые от души. И уложенные в два слоя, внахлест. Когда-то ради них с жизнью (и с перьями!) рассталось все птичье поголовье, что обреталось на скотном дворе деда Рута по матери, властителя Цейлена из Хаскела.
Говорят, помимо собственного птичника в те незабвенные дни дед две декады очищал от дичи окрестные леса. Заодно призвав крестьян, живших по соседству, внести свою лепту пухом и перьями.
Властитель Цейлен в тех краях считался доблестной личностью, и местным приходилось звать его на помощь, когда из лесов по зиме выходила шагла, тварь, похожая на человека и человеком же питавшаяся. Поэтому крестьяне на призыв откликнулись. И набрали соседу-властителю сразу четыре возка пуха, правда, вперемешку с грубыми перьями. Цейлен закупил около тысячи локтей лучшего палаточного полотна, которое не пропускало сырость и влагу, и слуги в Хаскеле за короткое время сшили чуть ли не две сотни перин.
По лицу Рута пробежала улыбка, когда взгляд его коснулся почерневших от грязи и времени наперников. Комкастые и бугристые, перины тем не менее ощутимо смягчали падение, выстилая все пространство под балками и опорами ристалища.
Пятнадцать лет назад, когда пухового покрытия под каркасом еще не было, строение имело всего два этажа. История перин началась, когда Цейлен в один прекрасный день решил проведать дочь и повидать внука. Зятя старик не любил, невзирая на его титул, впрочем, как и прочих эрни. Но внука обожал. А увидев, как возлюбленное детище сначала карабкается по веревке на второй этаж голого каркаса, между перекладинами и опорами которого свистит ветер, а потом скачет по жердинам наверху, старик раскричался. И потребовал от зятя не посылать больше внука на верхотуру, не рисковать его жизнью.
На что герцог Франц дерзко ответил, что упомянутый мальчишка держит равновесие хорошо, получше многих воинов из людей, к тому же великолепно чувствует поверхность под ногой. И вообще обожает высокое ристалище. Пусть-ка властитель Цейлен приедет через годик, когда наследнику Руту уже исполнится восемь лет. Это как раз тот возраст, когда юных эрни начинают обучать бою на высоте, так что ему будет на что поглядеть.
Дед возмутился и отбыл из Ваграна не попрощавшись. А через три декады Врата Ваграна пропустили целый обоз с перинами. Дед самолично повел колонну прямо к ристалищу, где приказал слугам выстелить привезенными пуховиками пространство под опорами. Перины из полотна — в те дни еще кремового, а не серо-бурого — безжалостно бросили на темно-желтые опилки.
Рут подозревал, что первым желанием отца тогда было убрать все перины, но младшие эрни, уже начавшие прыгать с высоты на кучу пуховиков, смягчили его сердце. К тому же герцогиня, всегда питавшая неприязнь к высокому ристалищу, заявила, что, если супруг посмеет выкинуть подарок ее отца, она будет оскорблена до глубины души — и до закрытой двери в спальню.
Несколько дней взрослые эрни прятали смешки, озирая перины, а через декаду герцог объявил, что теперь, когда ристалище стало таким безопасным, самое время сделать его повыше.
И эрни надстроили два этажа. Герцогиня месяц не разговаривала с мужем, а властитель Цейлен в очередной раз проклял день, когда дал кров его светлости Францу, тогда всего лишь наследнику, приехавшему поохотиться на шагл в северных лесах.
Рут подступил к первой с краю каменной колонне, сжал зубами лезвие серендионского меча с той стороны, где не было заточки, и полез вверх.
Какое-то время он танцевал на перекрытиях последнего яруса, неспешно делая выпады и аккуратные полукруглые взмахи, перемещая ноги в ритме бегущей воды — неровном, стремительном и непредсказуемом. Потом внизу, на ладошке, начали появляться эрни, уже покончившие с завтраком и не обремененные на сегодня караульной службой. Их было немного; в холодное утро большая часть сородичей не спешила вылезать из-за столов, предпочитая еще немного посидеть в тепле трапезных залов Ваграна.
Рут прыгал с этажа на этаж высокого ристалища, работая мечом в прыжке. И перебрасывая клинок из одной руки в другую. Где-то через полсила несколько эрни появилось на противоположном углу каркаса. Он глянул, подавил легкий вздох и соскочил со второго яруса, украсив прыжок выпадом-бабочкой, сложным закрученным движением, когда лезвие идет по восьмерке, прорисовывая петли справа и слева. Бабочка в исполнении серендионского меча смотрелась особенно эффектно, длина лезвия тут решала все.
Приземлившись на обсаженной деревьями дорожке, Рут двинулся обратно к стойке, невидимой тенью проходя меж эрни. Его никто не видел. В упор.
В комнате было прохладно — уходя, он оставил окно приоткрытым. Бурое осеннее небо отражалось в стеклянной крыше оранжереи, лежавшей под окном, сквозь щель доносились выкрики с ристалища. Слабый свет ненастного дня, проходя сквозь бирюзовые и изумрудные стекла оконного витража, заполнял половину комнаты сине-зелеными тенями.
Рут вошел, мельком глянул на желтоватый лист, пришпиленный к куску деревянной доски, висевшей на стене.
Приказ Гуара Валера, который он подобрал той памятной ночью в оставленной стражниками Вратной башне Майлока, украшал теперь стену напротив его кровати. Он сам прикрепил к доске и повесил в комнате полет державной мысли теперь уже мертвого Гуара. Как сувенир и напоминание о многом: о странной ночи, отданной им, как выяснилось, во имя Элимора, но не ради Керсы, о том, кем быть и каким не быть, о Касиме, о женщине в храмовом плаще, любившей сливки…
Края доски траурно чернели на фоне беленой стены. Вот и у него начал потихоньку собираться свой круг мертвецов, о которых забыть невозможно. Аар Касима и служительница Алора, имя которой он так и не удосужился узнать. А может, просто не захотел; имя вспоминается легче и отдается в душе даже болезненнее, чем смутный образ, затерянный в памяти…
Он прикрыл окно, скинул теплый камзол, оставшись в одних штанах и нижней рубахе. Сел за стол и раскрыл лежащую там книгу, рукописную, ветхую, с полустертыми буквами на переплете — «Адельбергские колдуны. Эпоха Ненасытного».
Посещения матери приучили его иметь в комнате книги, а нынешнее одиночество и отрезанность от всех в замке эту привычку усугубили и закрепили. «Адельбергские колдуны» были восьмой по счету книгой, которую он читал в своей комнате. Первым из библиотеки Рут взял том с катренами Алидориуса Верейского и теперь пророчество о четырнадцатой дочери знал наизусть.
Он склонился над книгой и принялся перелистывать страницы с описанием наказаний, принятых у адельбергцев. Последнее время Рут живо интересовался эпохой Ненасытного. Увы, в попадавшихся книгах большей частью описывались нравы, быт и даже постельные предпочтения адельбергцев, в то время как он искал сведения о конце эпохи. Точнее, о ее последних днях.
В томе, что лежал на столе, к привычным уже деталям быта были добавлены описания казней и телесных наказаний. Автор труда жил два столетия спустя после эпохи Ненасытного, так что большая часть написанного могла быть и байками. Конца эпохи книга не касалась.
Право же, тоненькая книжица «Свод кратких сведений о жителях острова Адельберг», составленная одним эрни лет этак четыреста назад, дала ему в свое время куда больше полезных сведений, чем все прочитанные в последние дни книги, отличавшиеся при этом немалыми размерами. Именно из «Свода кратких сведений» Рут почерпнул знания о клятвах колдунов, так пригодившиеся ему в Элиморе.
И не только ему.
Стук прозвучал неожиданно. Сначала он подумал, что стучат в другую дверь — дальше по коридору жил Айред, еще не женатый эрни лет тридцати с лишним, работавший в торговой управе. Но осторожный стук повторился, и Рут, изумленный, пошел открывать дверь.
На пороге стоял один из боевых волков, Дрейц. И добродушно глядел ему в лицо. Вокруг глаз и рта обветренная огрубевшая кожа была собрана в веера из мелких морщинок. Похоже, волк изо всех сил сдерживал ухмылку.
— Добрый день, наследник Рут. Герцог Франц ждет тебя в приемной зале, — объявил Дрейц. Затем быстро развернулся и ушел.
Вихрь мыслей пронесся в голове Рута. Отец не отменил бы своего наказания просто так. Значит, что-то случилось. Но судя по ухмылке на лице волка, ничего страшного.
Какие бы вопросы ни мучили его, ответ ждал в зале для приемов.
Он поднял с кровати камзол, брошенный туда по приходе с ристалища. Накинул, торопливо продел в петлицы грубые пуговицы из темного дерева и вышел, застегивая ремень.
Двух человек, расположившихся на лавке просителей напротив герцога, Рут узнал сразу же. Благородная Арлена и сам великий князь, светлейший Вер Тарлань. Благородные Тарланьского дома сидели, укутанные по подбородок в меховые плащи — в зале для приемов был камин, но топили его только после первого снега. У дверей зала стояла охрана князя, четверо мужчин с хмурыми лицами. При появлении Рута четверка низко поклонилась, шагнула за порог и со стуком захлопнула за собой двери. Сиятельнейший князь повернул голову на стук, неспешно сказал:
— Наследник Рут, какая радость видеть вас!
Арлена подскочила и, сделав реверанс, осталась стоять.
Рут ответил поклоном, вопросительно поглядел на отца.
— Ввиду особых обстоятельств, — с непроницаемым видом сообщил сыну герцог Франц, — я решил прервать твое наказание. На некоторое время.
Особой радости в голосе герцога не было, но и особой печали тоже. Скорее там присутствовала настороженность. И затаенное напряжение.
Рут кивнул, снова повернулся к гостям:
— Благородная Арлена, рад видеть вас в добром здравии. Великий князь, ваша светлость…
Отец кашлянул, и он произнес полную формулу приветствия, положенного монаршей особе бывшего великого князя Эрроны:
— Ваше пресветлое княжеское могущество, примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении. А какое дело…
— Для начала, — прервал его отец, — я хочу, чтобы ты припомнил ту ночь, которую провел в Элиморе. Говорят, что помимо олеконов ты обещал благородной Арлене оказать некую услугу. Было такое или нет?
Рут сдвинул брови. Порылся в памяти. Что-то вроде этого он и впрямь говорил, когда просил даму-мага отправить раненых стражников в Фенрихт. Рут ощутил мимолетный приступ стыда; той ночью случилось так много всего, что наутро он не сразу вспомнил о раненых. А вспомнив, уже ничего не мог поделать — с ним никто не разговаривал. Причем не стоило и пытаться покинуть Вагран. Все выходы охраняли волки с приказом не выпускать наследника.
Особого беспокойства Рут не испытывал. Раненым ничего не грозило, маги Тарланьского дома лечить умели, а отправить стражников обратно в Вирень было и вовсе делом нескольких силуянов. Будь у Тарланей проблемы, они всегда могли обратиться к его отцу. Герцог Бореск поступил бы, как нужно и должно.
Но Тарлани обратились только сейчас. Сразу заговорив об услуге, хотя он предлагал и кристаллы. Интересно…
— Я действительно обещал оказать им услугу, если они позаботятся о раненых. — Рут взглянул на отца — потом объясню, говорил его взгляд. Снова повернулся к Арлене: — Кстати, что с ними?
— Все хорошо, — торопливо произнесла дама-маг. — Мы их вылечили, через декаду они уже вернулись в Вирень. Наследник Рут, может, лучше поговорим о том, что привело нас сюда?
— Я весь внимание, — сухо ответил он, уловив краем глаза напряженный взгляд отца.
— Совет магов похитил одну из наших девиц, — отрывисто бросила Арлена. — Княжну Татьяну.
Рут вскинул брови:
— Вот как? Но ведь единственный способ выйти из Фенрихта — это пройти через Врата, которые охраняются денно и нощно. У вашего замка нет спуска к земле, чужаку туда не зайти. Или эрронские маги напали в открытую?
Арлена качнула головой:
— Никакого нападения. Это была измена, и пришла она изнутри, из нашего дома. На магов, охранявших Вратную башню, наложили сонные чары. Но с этим мы разберемся сами.
Рут дернул уголком рта, чуть склонил голову:
— А мне, как я понимаю, вы поручите разобраться с чем-то другим? В качестве услуги?
— Да, — быстро ответила Арлена. — Касательно этого дела… Княжну Татьяну похитили восемь дней назад. Через три дня после этого пришли известия, что страшное безумие, которое свирепствовало на окраинах Эрроны, вдруг отступило. Исчезло, прекратилось как по мановению божьей руки. Крестьяне говорят о загадочной даме, окутанной синим пламенем. Рядом с ней, как утверждают слухи, зло погибает. Причем зло описывается конкретно в виде чудовищ, невидимых глазу простого человека, пока они не умрут. Сразу после этого пришла весть о том, что в Кир-Авере похоронили одного из самых молодых членов Совета магов. Слуги, готовившие тело к погребению, шепчутся между собой о синяках и свернутой шее…
Она сделала паузу, выжидательно поглядела на Рута. Тот с нарочитым простодушием восхитился:
— Как хорошо работают ваши доносчики, благородная Арлена!
Дама-маг чуть вскинула бровки: