Стажёр, пыхтя, припёр толстенную подшивку и плюхнул её на стол. Мужчина вскочил, все остальные тоже встали и столпились над кипой испачканной краской бумаги, будто видели её впервые.
Бумага была самодельной, толстенной и с прожилками плохо обработанных волокон – она бы прекрасно подошла для обёртки цветов. Краска на ней держалась плохо и местами уже облупилась и отлетела, хотя сверху был, надо полагать, последний номер.
В глаза бросился заголовок верхней статьи: «БУДЕМ С ХЛЕБОМ!» и под ним подзаголовок, также прописными буквами – «ПО МУДРОМУ РЕШЕНИЮ СОВЕТА СТАРЕЙШИН СЕЛЬЧАНЕ НАЧАЛИ СЕЯТЬ ПШЕНИЦУ». Он посмотрел ниже – абсолютно все тексты в газете были набраны прописными буквами, отчего жутко пестрило в глазах.
– Странно, у вас других шрифтов нет, почему все буквы заглавные?
Редактор на пару секунд задумался и застучал пальцами по столу, соображая.
– Понимаете ли, – отвечал он так, будто его кровно оскорбили, – мы уважаем каждую букву в наших текстах! Каждую, без разницы, где она стоит и какая должность или какое название с неё начинает писаться! Это понимание пришло к нам не сразу, конечно, но мы дошли до такого равенства самостоятельно, отказавшись от прежних, оскорбительных и зловредных правил, навязанных нашей стране пришельцами!
– Ага, раньше, значит, вы всё-таки писали и строчными, и прописными?
– Писали, – мрачно признался редактор и почему-то опустил голову, словно ему было сейчас безумно стыдно за содеянное в молодые годы. – Бывало и так, что одну важную должность мы писали с прописной, а другую, по невежеству и легкомыслию, свойственному нашей несерьёзной и поверхностной профессии, – со строчной. Мы каждую неделю исправляли ошибки, добавляя в правила новые исключения…
Он согнулся ещё сильнее, точно человек, бичующий себя, на его лице отразилась боль.
– Понятно! – радостно вскрикнул путешественник, научившийся разбираться в местных реалиях. – То есть на вас постоянно кто-то обижался за то, что не писали их должности с прописных, вы в итоге махнули рукой и решили сделать все буквы в газете заглавными?!
Редактор потупил взор, а Бегемотик зыркнул на пленника.
– Пожалуй, мы поедем. Вы уже закончили? – зло сказал франт.
– Да-да! – с очевидным облегчением разом согласилась редакция.
И они уехали. Бегемотик был слегка раздражён, заново подобрел лишь после обеда в ресторане, принадлежащем его отцу. Их отвели в отдельную кабинку, чтобы не смущать других посетителей, пожиравших пришельца жадными взглядами, накормили до отвала и расстелили мягкие цветастые матрасы на кушетках – отдохнуть после сытной еды.
– Интересно, а как питаются мои жена и сын? – вдруг забеспокоился мужчина.
– Не переживай. Твоя жена живёт в доме самого богатого человека этой страны, а сын – у пастуха, у него всегда всего полно… – франт размяк и сочувствующе посмотрел на путешественника. – Соскучился по ним, да?
– Очень.
– А у меня пока нет семьи. Отец уже долго ищет мне подходящую пару… – разоткровенничался Бегемотик. – А я бы тоже хотел жену и детей.
– Ну ничего, какие твои годы.
Сын чиновника вздохнул.
– Здесь трудно найти невесту, подходящую по всем критериям. Хотелось бы на представительнице знатной семьи жениться, но семьи членов Совета уже давно все в близком родстве, очень большой риск родить уродцев. Брать в жёны девушку помешанной крови нельзя. А если из семей чистой крови, но не влиятельных – так слишком большая для них честь, отец никак не может решиться кого-то так облагодетельствовать…
– Да, нелегко тебе.
– Поехали! – Бегемотик, как оказалось, плакал. Он вскочил и, пряча лицо, выбежал на улицу.
Экипаж пронёсся по городку, не оставив шансов зевакам что-либо разглядеть. Лишь однажды кони замедлили шаг, чтобы дать возможность путешественнику увидеть сына. Мальчик был в растерянности и выглядел таким несчастным и беззащитным… Отец рванулся к нему, но экипаж ускорился, подняв облако пыли. У мужчины защемило сердце и не отпускало до самого вечера.
Они вернулись домой и заперлись в его темнице с Бегемотиком, который притащил огромный сосуд с вином. Мужчины молча напились.
И потом ещё долго путешественник не мог уснуть, ворочался, вспоминая лучшие годы семейной жизни, то плача, то улыбаясь.
Глава XI. День четвёртый. Свидание
Утром мальчик проснулся рано – пастух ещё не успел отогнать отары. Его разбудил шум в той части хижины, где старик хранил загадочные тюки: он активно там копался, подсвечивая себе факелом. Потом, найдя что-то нужное, затушил в висевшем на стене ведре с водой факел и исчез за дверью. Оттуда послышался приглушённый разговор двух мужчин, затем пастух вернулся со свёртком в руках.
– Кто приходил?
– Сын одного важного человека.
– Вы чем-то менялись?
Старик усмехнулся:
– В общем, да, можно и так сказать.
– А что это у тебя в руках?
– Твоя одежда. Они её вернули, ничего опасного не нашли.
– О, клёво! – мальчик сел на лежанке. – Не подумай, что мне не нравится та одежда, что ты мне дал, просто моя мне привычнее.
– Ты очень вежливый мальчик, даже спросонья, – опять улыбнулся пастух, – конечно, твоя удобнее и мягче, наши ткани слишком грубые. А что такое «клёво»?
– Это значит «очень хорошо».
– Здорово! Значит, у вас появляются новые слова, я такого не знаю… – старик пожал плечами и добавил грустно: – А у нас только исчезают.
Он протянул свёрток мальчику, но в руках у него белело что-то ещё.
– А это что?
– А это посмотрим при свете. Только аккуратно, надо будет потом вернуть. Это сегодняшняя газета и в ней есть статья про твоего отца.
– Ого! – мальчик окончательно проснулся и бросился к газете, не собираясь дожидаться рассвета.
Пастух снова зажёг факел, установил его в подставку возле стола, и они вместе сели изучать местную прессу. Старик открыл газету на нужной странице. Мальчик прикоснулся к фотографии отца и нежно её погладил кончиками пальцев, по щекам поползли слёзы.
– Не плачь, вы увидитесь совсем скоро.
– А я и не плачу! Просто глаза из-за факела защипало! – ребёнок отвернулся и украдкой вытер слёзы.
Заметка была совсем небольшой: в ней перечислялись достижения этой славной страны и то, какое восхищение они вызвали у пришельца, попавшего сюда волею судьбы, а вот злой или доброй волей – вскоре должен был решить Совет старейшин, услышав Великий голос.
– Странно, – пробурчал мальчик.
– Почему странно?
– Мой отец не мог этого сказать. Он никогда не хвалит никакую власть. Он хвалит только отели, где бесплатно дают алкоголь, и футболистов, когда они забивают голы. А поскольку у вас отелей нет… А футбол у вас есть?
– Нет. Давно запретили как чужеродную игру, принесённую сюда пришельцами… Только вот мальчишки из людей помешанной крови сами мячи делают да гоняют иногда безо всяких правил.
– Ну вот. А поскольку ни отелей, ни футбола у вас нет, мой папа ничего у вас похвалить не мог!
Старик рассмеялся.
– Мальчик мой, наша газета пишет не то, что кто-то сказал или что-то произошло, а то, что кто-то должен был сказать или что-то должно было произойти. И не имеет никакого значения, говорил он на самом деле это или нет и случилось ли ожидаемое событие.
– Как это? То есть газета как бы отдельно, а то, что на самом деле – отдельно?
– Вот именно. В газете та реальность, которую хотят видеть её издатели, а это наш Совет старейшин. У нас раньше было две газеты, и часто получалось так, что описанная в них реальность отличалась. Совет старейшин решил, что так быть не может – реальность ведь одна. И зачем их пытаться свести с ума, рассказывая разное об одном и том же событии или человеке. И они упразднили лишнюю газету, так что теперь полный порядок: газета пишет, что всё происходит так, как они думают, должно происходить.
– Но ведь так нельзя! На самом деле получается, происходит всё не так, как они думают?
– Часто получается так. Но эти порядки сложились уже очень давно. И они думают, что это будет вечно.
– Ничего вечного не бывает!
– Верно. Особенно в таких условиях. Но им этого не объяснить. Они как бы попали в такую воронку, из которой не выбраться, их будет засасывать всё глубже и глубже. Они сами создали её, а в итоге стали пленниками придуманных ими условий и условностей.
– Ты сказал, что совсем скоро я увижу папу… – как всегда внезапно сменил тему мальчик.
– Да, мы договорились с этим человеком. Твой отец живёт в их доме.
– Почему он тебя слушается?
– Он не слушается меня, мы с ним договорились.
– Как? Потому что тебя все уважают?
– Не совсем. Уважают меня в основном простые люди, за то, что я им помогаю, как могу. А у таких людей, как этот визитёр, уважение и услуги надо покупать.
– Как это – покупать уважение? Разве так можно?
– Есть люди, которые верят только в такие отношения. Для них уважаемый человек тот, который чем-то обладает. Уважение таких людей можно только купить. Вообще, по идее, никакого уважения от них и не требуется, но мне это нужно, чтобы помогать другим людям.
– И за что ты купил наше свидание с отцом?
– У меня есть всякие чудные вещи, я делюсь ими неохотно, но местным влиятельным людям они очень нужны, они готовы многое за них отдать.
– Это вон там, в тюках?
– Да.
– А откуда у тебя они?
– Я нахожу их за холмом.
– За холмо-о-ом?! – мальчик аж подпрыгнул. – Но ты же говорил, что это запретная зона, что никто не может ходить на холм, кроме членов Совета?
– Говорил. Но это же не объяснишь овцам. Им надо что-то есть, а здесь быстро кончается трава. За холмом же хорошие пастбища, не тронутые никем. Овцы любят траву. А куда овцы – туда и я.
– А что там, за холмом?
– Ничего особенного, просто степь, трава.
– Почему же ты не расскажешь об этом всем? Почему они боятся всего, что за холмом?
– Они так решили, это их граница дозволенного. А рассказывать кому-то, когда не спрашивают… Зачем же я буду навязывать людям разговоры, которые им неинтересны?
– И часто ты там бываешь?
– Часто. Как только наши ближайшие пастбища овцы пощиплют и потопчут, вожу их туда, это ведь намного ближе, чем гнать их на Крайний Запад.
– И далеко ты заходишь?
– Я пасу только до железной дороги.
– Там есть железная дорога?!
– Почему ты удивлён? Там я вас и нашёл.
– Точно! Последнее, что я помню, это как мы ехали в поезде и нас какой-то дядя попил чаем…
– Судя по всему, вас обокрали и выбросили из поезда. Вам повезло, там дорога делает сильный изгиб, и поезд замедляется. Мне хорошо знакомо это место – все мои находки я делаю именно там. На товарных составах орудует шайка воров. Они забираются на вагоны, вскрывают их и скидывают всё, что попадётся под руку. Потом приезжают на дрезине и подбирают, что им нужно. А что не забирают, беру я, здесь всё пригодится.
– Подожди, так, значит, мы точно так же можем отсюда уйти? – мальчик застыл от неожиданного открытия.
– Ну конечно! Только вот надо вызволить твоих родителей.
– А почему ты нас подобрал?
– Вы были без сознания, могли умереть или вас могли загрызть волки. Я хотел вас выходить у себя и отвезти обратно. Но, на беду, по дороге домой нас заметил кто-то из местных, доложил в Совет.
– Волки? – это слово мальчик произнёс с придыханием, волков он видел только в зоопарках и по телевизору, у него покрылась мурашками спина от осознания того, что он мог вот так запросто встретиться с ними в дикой природе.
– Да, там их полно. Причём они очень агрессивные и привыкли нападать на людей.
– Волки-людоеды? – глаза мальчика стали похожи на «блюдца» мультяшного персонажа.
– Именно. Туда, за холм, у нас по традиции уходят люди, готовящиеся умереть. Старые, слабые и больные. Они – лёгкая добыча для волков, в степи много скелетов лежит.
– Всех-всех убивают и съедают?
– Нет, не всех. Скелетов я видел гораздо меньше, чем людей, которые, как мне известно, туда ушли. Бывает, уходят и здоровые люди, которые просто отчаялись здесь жить. Они идут за холм, чтобы увидеть другой мир и умереть.
– Но их скелетов ты не видел?
– Да. Возможно, они уходят за железную дорогу. Вдаль.
– А там что?
– Я не знаю, зачем мне дальше ходить? Моим овцам хватает травы и до дороги.
– А почему ты думаешь, что скелеты, которые ты видел там, – это останки именно ваших людей?
– Люди отсюда уходят как на праздник – они берут с собой флажки. Там возле каждого скелета флажки: голубые, розовые и даже белые, чиновничьи.
– И что же, ни один человек оттуда не вернулся? Это правда?
– Правда. Кроме меня. Человек, хоть одной ногой почувствовавший свободу, больше никогда не захочет сойти с этой дороги. Кто же вернётся из-за холма сюда?
– А ты почему возвращаешься каждый раз?
– Потому что я и так свободен и меня там ничего не удивляет. Для меня это просто территории – долина, холмы, степь. Я знал о том, что находится за холмом с самого детства, для меня никогда эта земля не была запретной. А здесь я живу, здесь моя судьба и мой народ, каким бы он ни был.
Мальчик задумался, да так глубоко, что его стал одолевать прерванный сон.
– Ложись, поспи! Я отгоню овец, а потом мне предстоит трудный день. Если всё пойдёт как задумано, ты сможешь увидеться с отцом. А может, и с матерью. Их сегодня будут вызывать в Совет на допросы, а тебя решили не допрашивать, поскольку ты ребёнок и можешь насочинять. Но на самом деле я думаю, они решили тебя не звать, поскольку ты живёшь у меня.
– Как же я их увижу, если меня туда не зовут?
– Мы постараемся что-нибудь придумать. Я уже наладил контакты с художником, что общается с твоей мамой, а сегодня вот сам объявился и сын члена Совета, у которого в доме живёт твой отец. Всё складывается неплохо, если не считать, что Совет настроен к вам крайне агрессивно. Нам надо будет спешить. Тем более что эти воришки, о которых я тебе рассказывал, появляются на железной дороге не каждый день. Оправить вас в ваш мир я смогу только с ними – вы же не запрыгнете на движущийся поезд!
Пастух вновь направился к свалке нужных вещей, что-то там ещё откопал, закинул мешок на плечо и направился к двери.
– Ты поспи ещё. Я вернусь не скоро, никуда не уходи. На столе под белым полотенцем – завтрак, под красным – обед. А поужинаем, я надеюсь, мы уже вместе.
Мальчик послушно кивнул, залез в постель, успел услышать удаляющийся цокот копыт, затем лай собак вдалеке и, успокоенный обещаниями старика, мирно засопел.
***
Этим утром вещи были возвращены и обоим взрослым путешественникам. Радости их не было предела, тем более что теперь можно было отказаться от помощи слуг при одевании. Правда, женщина, осмотрев бельё, не нашла в лифчике заветного кармашка с припрятанными деньгами – судя по всему, грабители их основательно обыскали, прежде чем выбросить с поезда.
Бегемотик, отдав мужчине одежду, долго переминался с ноги на ногу, не уходил. Потом, наконец, решился заговорить.
– У тебя там в кармане куртки интересный мешок с ручками из какого-то странного материала, вроде бы не ткань… Ты не подумай, я не обыскивал ничего, это в Совете мне сказали.
– Мешок? – путешественник спросонья ничего не мог понять и наморщил лоб.
– Мешок. Из интересного материала. И там… – франт сконфузился, – там… рисунок. Очень реалистичный. Женщина.
– Дай-ка сюда куртку, – мужчина порылся в карманах и вытащил на свет мятый пластиковый пакет, его он припас для того, чтобы выбегать на станциях в магазинчики за пивом. С пакета озорно подмигивала полуголая модель. Он расплылся в улыбке. – А-а-а, вот это, да?
– Да-да! – Бегемотик опять покраснел. – Я понимаю, что это наверняка очень ценная для тебя вещь. Но… Ты… Не могли бы мы с тобой договориться на какой-нибудь обмен?