— У вас чудесное имя, Айне, вероятно, оно что-то означает. У ирландцев имена всегда созвучны с чем-то.
— Да, это верно, Роберт. Мое имя Айне означает «сияющий». Так меня назвал мой папа.
— И он не ошибся, — сказал Роберт, улыбаясь в ответ приветливой девушке. — Ваша улыбка — это сплошное сияние. Она, словно солнечный луч, озаряет все вокруг.
— Да? Разве? — засмущалась Айне, покрываясь легким румянцем на лице.
— Можно улыбаться, но не всякая улыбка может согреть душу. Вам удается это. А главное, она у вас естественная, непринужденная. Так и хочется сказать: «Почаще улыбайтесь, и мир улыбнется вам».
— Благодарю вас, за ваши теплые слова, — произнесла мягко Айне. — А мне очень приятен ваш голос.
— В самом деле? Никогда не думал об этом, что мой голос может так подействовать на такую очаровательную девушку.
Она вновь засмущалась при взгляде на молодого мужчину, и опустила глаза.
— А, где же вы обитаете? — спросил Роберт, вынимая ноутбук и мобильный телефон на стол, распаковывая свой багаж.
— А здесь, по соседству. Моя комната рядом с вашей.
— Значит, мы соседи, — сказал Роберт.
— Именно так.
Вечером Айне показала, где можно раздобыть доски для кровати Роберта. И Роберт занялся мастерить по дереву. Он сбил доски в плоскость и установил на днище кровати. Затем зашел к Айне и предложил ей помощь. Мужские руки оказались весьма кстати. Роберт починил несколько стульев и небольшой, хотя и старый, но еще дышащий шкафчик. Выяснилось, что пастор, который работает по совместительству преподавателем в школе, жил тоже по соседству. Но он часто уходил в церковь по делам. Иногда он и вовсе задерживался там до утра. А последний месяц его комната пустовала по ночам.
— Как же я могу повидать пастыря? — спросил Роберт. — Нужно же представиться ему.
— Если его до семи не будет, то его можно найти или в школе или в церкви, — сказала Айне.
— Понял, — произнес Роберт, задумавшись о том, как ему лучше поступить.
— Вы знаете, я могла бы вас сегодня отвести в церковь, заодно и посмотрите это место. Сейчас воскресенье и он, скорее всего, останется там ночевать.
— Где? В церкви? — удивился Роберт.
— Да, там, — спокойно ответила Айне. — Церковь, хоть и маленькая, но там все же имеется несколько келий и даже подвальное помещение. Хотя там я ни разу не была. Фред Льюис не пускает в подвал никого.
Роберт допил чай, затем встал, оправился и произнес:
— Ну, что же, прекрасная Айне. Проведите меня к этому Фреду Льюису.
— Э, дело в том, что он стар и давно не выходит из церкви, по крайней мере, я его уже с месяц не видела.
— Так, и как же тогда… — удивленно сказал Роберт.
— Вы не волнуйтесь, — мягким тоном сказала девушка. — Где то с месяц назад, когда Фреду Льюису занедужило, приехал его сын. Мы все волновались за его здоровье, но, к счастью, все разрешилось. Его сын, мы называем его Льюис младший, прошу и вас также называть, так как он не любит другого имени. Он во всем помогает своему больному отцу. Именно он сейчас, вот уже как месяц принял на себя обязанности помощника пастыря и преподавателя в школе.
— А, что же с Льюисом старшим? — удивленно спросил Роберт. — Может быть ему нужна помощь?
— Нет. Он сказал уже об этом. Ему довольно помощи его сына.
— Понятно. Ну, что ж, тогда ведите меня к этому Льюису младшему.
— Прямо сейчас? — улыбнулась добродушно Айне.
— Ну, конечно, если вам не трудно.
— Нет, ну что вы, — сказала девушка. — Я только кое-что приберу и мигом соберусь.
Они шли по улице, если ее так можно назвать. По сторонам находились сферической и кубической формы, скромные бедные жилища местных жителей. Многие ребятишки приветливо улыбались. Некоторые показывали демонстративно и бесцеремонно на Роберта, спрашивая друг друга: «Кто этот человек?».
Какой-то мальчик лет девяти подскочил к Айне, приветливо поздоровался и спросил ее о чем-то, указывая на Роберта. Его черные, детские глаза не сводились с персоны Роберта. С открытым ртом он слушал свою учительницу.
— Это ваш новый преподаватель.
К ним подбежала девочка лет двенадцати и, услышав слова Айне, спросила:
— А что он преподавать нам будет? — спросила она, тоненьким дискантом, закручивая от волнения прядь своих волос у виска.
— Вы можете сами ответить, — обратилась Айне к Роберту.
— Я ваш преподаватель по математике, — ответил Роберт.
Дети вприпрыжку отбежали от Айне и сгруппировались с другими детьми.
— Ну, вот, теперь к утру все селение будет знать о вас, — сказала Айне. — Здесь быстро новость становится известной.
— Тем лучше, — добавил Роберт. — Мне легче будет представляться им.
Спустя пятнадцать минут они дошли до школы, и свернула налево, где в ста метрах располагалась церковь. Это двухэтажное белое здание высилось одиноко над селением, где преимущественно были одноэтажные строения. Церковь отличалась не только формой и высотой, но и строительным материалом. Это было европейское строение, хотя и без особых новшеств. В церкви не было колокола. На его верхушке блестел золотистыми лучами, отраженными от заходящего желтого солнца, крест. Ставни и двери также отличались от аналогичных в хижинах тем, что были сделаны не из веток и тряпок, а из прочного дерева. По-видимому, христианская община не поскупилась и отстроила прочное здание в этом забытом, расположенном вдали от цивилизации, месте. Внутри обстановка была весьма скромной, с десяток мелких икон, расставленных по углам и стенам, кафедра из черного дерева и несколько десятков скамеек для прихожан. Нас встретил мужчина в черной рясе с белым воротом у горла, как у всех служителей католической церкви. На вид ему было лет сорок, сорок пять. Он был невелик ростом, с небольшой округленной черной бородкой. Его лицо было спокойно, а глаза выражали искру удивления. При виде Роберта священник слегка, с напрягом растянулся в улыбке.
— Я уже слышал о вас, — сказал священник.
— Вот, это наш новый преподаватель, — произнесла Айне, кланяясь священнику. — Его зовут Роберт Моринс, он из Соединенных Штатов, прибыл к нам в качестве волонтера.
— Очень приятно, — сказал священник.
— Приветствую вас, — произнес Роберт.
— Ну, вы тут общайтесь, а я побежала, — сказала девушка.
— Тебя не было сегодня на служении, — произнес священник.
— Ой, я… не смогла. Много дел было. Вот помогала Роберту размещаться.
— Ну, вот, никто не хочет причащаться. А как помочь, так сразу прибегают.
Айне поцеловала крестик на иконе перед кафедрой и направилась к выходу.
— Вы сами найдете дорогу? — спросила она Роберта.
— Да, конечно, спасибо. Здесь трудно заблудиться, — сказал Роберт.
Айне выбежала из цекрви, оставив Роберта и священника одних.
— Ну, что ж, будем знакомы, — сказал священник и протянул Роберту руку. Они обменялись крепким рукопожатием. — Меня здесь все называют Льюисом младшим. Я сын Фреда Льюиса. И пока он не может заниматься своими делами, я его заменяю. А какой вы предмет будете вести? Айне так, видимо, торопилась, а быть может, чем-то была взволнована, как мне показалось, что забыла об этом сообщить.
— Я математик, — ответил коротко Роберт.
— О, представитель точных наук. Вы христианин, надеюсь.
— Да, я… — он засмущался. — Мои родители христиане, а я был крещен с рождения, но…
— Но в Бога не верите.
— Да, я атеист.
— Понятно, — тяжело вздохнул Льюис, будто только что потерял самого верного члена христианской общины. — Я вам, скажу, между нами говоря, лучше вообще не верить, чем знать, что есть бытие жизни.
— И, что же это? — спросил Роберт.
— Жизнь мрачна и полна страданий. Нет ничего хуже рождения. Смерть — это облегчение, великое единственное благо жизни.
— Признаться, я ожидал с вашей стороны других слов, — возразил Роберт.
— Что? Скажите, что я смело высказываю свои мысли?
— Можно так сказать, — ответил Роберт, — Вы, вероятно, чем-то омрачены?
— Разве что жизнью. Это практика жизни и мой личный опыт, — возразил священник. — Жизнь полная боли и унижений, приводящих человеческую душу в смущение, страх и угнетение. Нет, жизнь не так уж и прекрасна, как ее воспевают поэты. Она грязна и беспощадна, она не имеет состраданий и чувств. Лишь смерть — это благо жизни, ее венец и славный конец, избавляющий человека от страданий, которые подарила ему жизнь. Но, слава Богу, она все же открывает перед человеком ворота спасения. И тот, кто поверит в спасение Божие, тот и спасется. Все люди, по природе своей, грешны. И если посчитать число угнетений и боли души и тела, которые испытывает человек в своей короткой жизни, то лучше бы ему и вовсе не рождаться.
— Вы говорите страшные вещи, отче, — сказал Роберт. — Конечно, жизнь не всегда прекрасна, но и радости и счастье она дарит.
— Счастье. А что это?! — произнес священник, словно начал проповедь перед своими прихожанами, позабыв о споре. — Оно мимолетно, причем настолько, что его и вовсе можно считать равным нулю. Истинное счастье в любви к Богу и верой в его идеалы. Душа бессмертна, а человек смертен. Он есть грех, его тело как форма для души. Душа находится в грешном теле и требует избавления от него путем веры в спасение и искренней любви в Бога. Наш Создатель нарочно поместил душу в тело, чтобы она, помучившись в тяжелой и страдальческой жизни, обрела истинную веру.
— Зачем же, по-вашему, — спросил Роберт, — Бог это сделал?
— Чтобы проверить человека на предмет соблазна различными короткими и эфемерными людскими материальными благами. В мире идей, где пребывает Бог, нет материи, а следовательно, души безгрешны, так как нет соблазна, потому они и вечны, бессмертны.
— Но, ведь, ребенок, рожденный, как вы говорите в материальной оболочке, в образе человека, безвинен. Его душа чиста.
— Это верно. Жизнь проверяет его душу на предмет соблазна и утверждает в ней незыблемую веру. Но жизнь, которую ребенок встретит, настолько отвратительна и гадка, приносящая ему уже с рождения массу боли, что ему в самую пору с первым вздохом подумать о том, что лучше бы ему и вовсе не рождаться. Человек — это самое несчастное создание, что сотворил Бог.
— Но, как же разум, ведь, именно благодаря нашим мыслям и интуиции человек чувствует себя в мире ценностей и…
— Вы ошибаетесь. Молодой человек, именно разум оголил человека, сделал его уязвимым и голым рабом познания, которое никуда, кроме как в ад, дороги не имеет. Поэтому я еще раз говорю, нет ничего прекрасней из всех благ жизни, как смерть. Если бы человек наполнял чашу своей жизни радостной, чистой и светлой водой счастья и добавлял туда, опуская крупицы боли и унижений, скорби и угнетения этой жизни, то осадок, в конце концов, вытеснил бы всю воду из чаши, как песок вытесняет воду.
Этот спор религиозного фанатика веры и человека, признающего лишь познание и науку движущей силы общества, длился еще долго. Спорщиков вконец застал закат, и они обещали еще продолжить свой спор и дружески разошлись. Пока Роберт шел, сумерки сгустились. Под лунным освещением в присутствии многочисленных спутников ночного мрака звезд, Роберт отправился в своё новое жилище, а Льюис младший, сославшись на то, что его помощь нужна отцу, находящемуся где-то в одной из келий церкви, высказал пожелание остаться здесь на ночь, и скрылся в одной из мрачных келий. На следующий день Роберт был в школе, у него был кабинет, расположенный под навесом листьев и веток, стены отсутствовали, не считая нескольких тяжелых бревен по углам, удерживающих легкую крышу. Этот открытый класс примыкал к зданию школы, в которой находились еще четыре, закрытых стенами из глины и веток, кабинета, в которых работали его коллеги — Айне и Льюис младший. У школы имелся небольшой двор, огороженный с одной стороны небольшими кустарниками. Забора вокруг школы, как и у многих строений, не было. Двери также между кабинетами отсутствовали, их заменяли легкие занавесы. Кроме троих преподавателей в школе днем находился сторож. Это был старый мужчина лет пятидесяти, учитывая средний возраст местных жителей. Сторожа и рабочего по мелкой уборке и ремонту в одном лице, звали Чилус. Он был одним из жителей деревни, живущим в уединении; работа в школе для него было единственным утешением в жизни. Этот забавный мужчина бродил по школе, следил за порядком, убирал за детьми после занятий. В основном, он бродил, прихрамывая, вокруг школы и во дворе. Дети, словно крикливые птицы, слетались в школу с разных сторон, наполняя ее детскими криками, беззаботной и озорной веселостью, от которой Роберт немного позабыл о своих прошлых неудачах и приступил к работе с желанием помочь детям. Всю половину утра он пробыл в открытом классе, знакомя детей со знаниями точной науки и логики. По его наблюдениям и первым впечатлениям многие дети сильно отставали от своих сверстников, находящихся в школах Европы и Америки. Об этом он и поделился со своей коллегой Айне в перерыве между уроками, пока дети шумно играли на школьной площадке.
— Уровень их знаний очень низкий, — сказал Роберт, серьезно посмотрев в глаза Айне.
— Я знаю. Преподаватель по математике уволился давно, а новый не приезжал. Он не вынес здешнего климата. Я пыталась преподавать математику, но лишь в тех классах, где я сильна, то есть в младших. На пятые, шестые и седьмые — у меня не было ни сил, ни времени. Дети сильно отстают и в английском. Да дело и не только в этом. Много, пожалуй, одна треть детей не ходит в школу вообще или прогуливают уроки.
— Но почему? — удивился Роберт.
— Я говорила с родителями. Некоторые дети, что постарше: двенадцать, четырнадцать, уже начали работать со своими родителями.
— Детский труд.
— Да, это ужасно. Но без этого им не выжить. В некоторых семьях нет отцов, лишь женщины: мать и бабушка. А семьи большие, вот и приходится им рано приступать ко взрослым обязанностям.
— Ну, а другие? — спросил Роберт.
Айне опустила глаза и прикусила губу, силясь выговорить тяжелую фразу:
— Они боятся.
— Боятся? — удивился Роберт. — Кто? Кого?
— Родители, а теперь уже и дети. Родители их этому учат.
— Чему учат?
— Как бы вам сказать? Да вы сами все поймете. У вас, ведь, с ними следующий урок. Но вы не удивляйтесь, дети в этом классе разного возраста.
— Но чему я должен удивляться? Не говорите загадками, — сказал Роберт.
— Вы всё сами увидите и поймете. А возникнут вопросы, то обращайтесь ко мне. — мягко по дружески произнесла Айне.
Старый Чилус начал трясти оловянный колокольчик, прохаживаясь по школьному двору между детьми, призывая всех зайти в класс и давая понять, что начался следующий урок.
Роберт в большом смущении и неизвестности того, что его ожидает, направился нетвердой походкой в закрытый класс. А Айне пошла в отрытый класс, где вела английскую литературу для шестого и седьмого класса. Льюиса младшего сегодня не было, он, вероятно, трудился в церкви с прихожанами.
Роберт отодвинул ширму, служившую дверью в класс, и вошел. За партами спокойно сидели дети разного возраста от шести до двенадцати лет, как и говорила Айне, за исключением одного момента. Роберт остановился и поначалу не знал, что ему делать. Он был в большом удивлении. Перед ним сидели дети с белой кожей. Это были альбиносы. Пигмент их кожи был необычен, он был такого же цвета, как у европейцев. «Но как?» — подумал Роберт. Он немедленно выбежал из класса и направился к Айне за разъяснениями. Подойдя к ее классу, он тихонько окликнул ее, и она вышла к нему в коридор.
— Что случилось? — спросила Айне.
— Вы правы, я сильно удивлен, — сказал Роберт, немного волнуясь. — Что это все значит?
— Это альбиносы, — пояснила девушка. — Вы видите их впервые?
— Ну! — протяжно начал он, — вообще-то, да. Но дело не только в этом. Почему их так много?
— Это интересный вопрос. Но я не знаю. Возможно, какая-то мутация или изменения в природе. Я сама не понимаю, для меня это тоже загадка.
— Ну, хорошо, поговорим позже, — сказал Роберт, чтобы не отвлекать ее от урока.