Молодой лейтенант собрал все необходимые справки о выпускницах местного ПТУ, выбрал одну «не запятнанную» кандидатуру, «чистую» по морально-идеологическим показателям и отправился прямо к ее родителям со своими лучшими характеристиками, грамотами, похвальными листами и прочими регалиями.
Родители невесты – работяги старой закалки без малейших колебаний дали согласие на брак своей дочери с красивым лейтенантом в золотых погонах и парадной форме с безупречным партийным воспитанием. Самой Наталье тоже глянулся образованный с развитой речью офицер, так красочно рисовавший их будущее.
Нет, абсолютно никаких чувств она к нему не испытывала, но он был лучше, чем прочие ее знакомые – сплошь алкоголики и наркоманы, мечтавшие только о выпивке, дозе, большой и вечной халяве, мотоциклах. Так и началась семейная жизнь и служба лейтенанта Отехова.
Свою третью звёздочку он получил, как и полагается – уже на втором году службы. Уставного офицера быстро заприметило начальство и определило на капитанскую должность. Своё очередное звание Отехов должен был получить этой весной.
Но ещё зимой стало известно о расформировании части, должность его упразднялась, а вместе с ней рушились надежды на капитанство. Хуже всего, что Отехова оставили тут на определенный срок да ещё в должности командира взвода! Дослужиться до «старлея» и самой низкой офицерской должности он мог где угодно, для этого не стоило забираться в таёжные дебри!
Судьба в очередной раз посмеялась над ним. Теперь у Отехова был план, содержащий всего один единственный пункт – как можно скорее перевестись из этой треклятой части, до сих пор числившейся секретной. Бесперспективная служба до крайности угнетала «старлея».
Вот почему он постоянно срывал свою злобу и раздражительность на подчиненных. Вот и сейчас, едва войдя в расположение, Отехов тут же обрушился на дневального с претензиями и замечаниями. Дневальный равнодушно выслушал замечания в свой адрес, мысленно посылая распылявшегося лейтенанта подальше, а когда тот закончил, пообещал всё исправить в кратчайшие сроки.
10:14
Рябинина скучала часто, особенно, на работе, а если учесть, что работала она фельдшером, то скучать ей приходилось постоянно. Что такое фельдшер в воинской части, где всего два десятка человек? Зимой пара простуд и отморожений, летом расстройства пищеварения, весной несколько укусов клеща и несколько бытовых травм в течение всего года.
Прежде в большом количестве приходилось «реанимировать» опившихся военнослужащих-контрактников, теперь же, когда почти все они покинули часть, работы совсем не осталось. Скука – смертельная скука, но Рябинина нашла способ с ней бороться. Она занялась чтением любовных романов. Это литературное «чтиво» приобреталось за достаточно весомые суммы в городе.
Рябинина периодически перечитывала свою «библиотеку» и всегда рыдала над одними и теми же эпизодами, которые уже могла цитировать наизусть, несмотря на слабо развитую память. Вид рыдающей жены с опухшими глазами и дешевой брошюркой в руках неизменно вызывал у капитана Рябинина неподдельных смех.
Скрипнула дверь, и на пороге медпункта появился Нетупейко. Он уже принял свои вторые «законные» двести грамм и теперь светился самодовольным счастьем пьющего бездельника. Прапорщик молодцевато подкрутил свои усы и, плотно закрыв за собой дверь, произнес:
– Мир в хату, панночка.
Рябинина давно заметила недвусмысленное поведение и такие же намёки заведующего материально-хозяйственной частью. Сначала ее пугали и раздражали пошлые анекдоты, «прозрачные» намеки и казенно-военные знаки внимания этого «военного интеллектуала».
Однако но теперь, когда муж охладел к ней окончательно, она взглянула на прапорщика иными глазами. «Может, это и есть главный крест моей заблудшей в житейских дрязгах души», – говорила она себе одну из книжных фраз, ожидая очередного визита пошлого, но «милого» завхоза.
– У вас что-нибудь болит? – наигранно спросила Рябинина.
– Да, болит, - подтвердил прапорщик, - Мое сердце так и ноет при вашем появлении.
Тут Нетупейко решил продемонстрировать свои актерские таланты и, приложив свою ручищу куда-то в область печени, изобразил мучительное страдание инфарктника, более походившее по выражению его лица на пищевое отравление столовым уксусом.
– Быть может, это от алкоголя? – игриво бросила Рябинина прапорщику-донжуану.
– Да разве я пью? – удивился тот. – Я лишь дегустирую. Согласно моему принципиальному убеждению, самогон – это лучшее средство от всех болезней. Лично я, неважно, что у меня понос или мигрень, всегда лечусь только им.
Рябинина представила указанные выше заболевания и, применяемое к ним лечение, ее непроизвольно передернуло. Нетупейко расценил это по-своему и, блестя маслеными глазками, подступил на предельно короткую дистанцию.
– А еще могу доложить, что самогон вещь наиполезнейшая, - зашептал он, - Особенно для мужчин. Вот дед мой пил с восьми лет каждый день и умер в девяносто шесть в сарае, но не один, а с девицей женского пола.
Тут Нетупейко огласил округу сытым ржанием распряженного в поле коня.
– Мадам, - поразил он свою дролю лингвистическими способностями, - Позвольте к вам обратиться с пикантным вопросом – вам не тяжело носить это бруствер? – и он указал пальцем на пышный бюст.
– А хоть бы и так, - покраснела от удовольствия Рябинина, - Ты, что ли, готов помочь?
– Я? – вспотел от радости ухажер, - Я завсегда готов, как бають юные пионеры. Жду ваших устных распоряжений!
И медпункт вновь наполнился смехом прапорщика-ловеласа.
11:49
Не успела столовая отойти от «завтрачных» забот, как уже нужно было погружаться в дела обеденные. Но данное обстоятельство не беспокоило Отехову, уже утвердившую меню и давшую все необходимые наставления дежурному по столовой, на плечи которого и ложились все трудности.
Самой Отеховой только и оставалось, что смотреть в окно или на часы и бесконечно скучать. У Натальи тоже был метод борьбы со скукой. Нет, она не читала любовных романов, а беседовала «о любви» с очередным дежурным по кухне солдатом.
Естественно, она молодая и красивая, которую пожирали глазами одичавшие в тайге солдаты, беседовала исключительно тему личных отношений. Ни для кого не было секретом, что муж её и в семейной жизни руководствовался своими «насквозь правильными» соображениями и принципами. Так же в части знали, что Наталья абсолютно равнодушна к «старлею».
В ходе таких «бесед» все без исключения дежурные по столовой хвастали своими многочисленными победами на любовном фронте, врали напропалую, неизменно впадая в пошлость, при этом постоянно жадно глядели на ее стройную фигуру. И ей это нравилось. Да, нравилось быть предметом всеобщей страсти, ловить на себе завистливо-похотливые взгляды, чувствовать себя «королевой тайги», как однажды выразился о ней Рябинин.
Капитан, наверное, был единственным исключением, поскольку не пожирал её похотливыми взорами. Хотя нет, был и еще один, кто не позволял себе никаких подобных вольностей в ее отношении. Им был сегодняшний дежурный по столовой. Отеховой нравился этот молчаливый, скромный и очень исполнительный паренек.
Ей было жаль загружать его «черной» работой, но не могла же она выполнять ее сама. Вот и теперь он сидел перед огромным чаном с картошкой, старательно снимая с нее кожуру. Наталье захотелось приободрить его и заодно развеяться самой, поэтому она, кокетничая, спросила:
– Слушай, Андреев, а я тебе нравлюсь?
Услышав свою фамилию, он тут же встал – это был рефлекс каждого солдата, выработанный лучшим в мире дрессировщиком – уставом вооруженных сил.
– Да чего ты вскакиваешь каждый раз? – удивилась она, - Сиди спокойно, я ведь не генерал на плацу.
– Виноват, - ответил Андреев.
– Ну, так нравлюсь я тебе или нет? – вернулась к своему вопросу Отехова.
– Да, - густо краснея, ответил Андреев.
– А почему?
– Вы очень красивая, - совсем стушевался он.
– А еще? – потребовала комплиментов в свой адрес повариха.
Андреев что-то хотел сказать, но замялся.
– Ну, ты вообще, - разочарованно протянула Отехова, - А покраснел-то, как свекла! С женщинами надо смелее, иногда чуть-чуть развязано, а так ты вряд ли завоюешь кого-нибудь.
Треев все такой же багровый молча потупился.
– А девушка у тебя есть? – продолжала она расспрос.
– Нет, - как-то виновато ответил он.
– А что так? – искренне удивилась Отехова. – Ну, хоть была когда-то?
– Была… - неуверенно соврал Андреев и покраснел от этого еще сильнее.
– Бросил?
– Нет, она сама ушла… - сник он и извинительным тоном добавил, - Я сейчас вернусь, только выброшу очистки.
Отеховой стало жаль этого некрасивого и крайне робкого солдата, которому доставалось больше всех остальных. Его постоянно били, потому что он не умел защищаться, его чаще всех наказывали за любую мелочь, потому как он не умел оправдываться, его унижали, ибо он терпеливо сносил оскорбления.
И в жару, и в сорокаградусный мороз, и в праздники и в непогоду он неизменно оказывался караульным. С ним редко общались сослуживцы, презрительно жалели офицеры, он получал редкие письма от старой и больной бабушки (родителей у него не было), после которых украдкой утирал слезы.
Недавно «дедушки» избили его, просто чтобы развеять скуку. Отехова видела это и просила мужа разобраться, но тот провел следствие так неумело, что попросту подставил Андреева. «Дедушки», думая, что он их заложил, жестоко отлупил его так, что Андреев ночевал под своей койкой, ибо у него не было сил даже взобраться на нее.
А утром был марш-бросок в бронежилетах с полным вооружением и снаряжением, пятнадцать километров по жаре на полную выкладку. Он пробежал, не понятно как, но пробежал и позволил себе упасть только в расположении части. А когда все поплелись на отдых, он остался на плацу заниматься строевой подготовкой, пять часов без отдыха на солнцепеке после побоев и бега.
Андреев маршировал без отдыха, кусая губы, чтобы не потерять сознание и заставить шевелиться избитое накануне тело, уже исчерпавшее последние резервы. Вечером Андреев получил еще одно задание – «вычистить сортир». У него не было сил, но он заставил себя передвигаться уже ползком. «Дедушки» оценили его героизм, но индивидуальная строевая подготовка продолжалась для него еще неделю.
12:03
Андреев, выбросив мусор, уже возвращался в столовую, когда услышал противный уху говор Нетупейко. Прапорщик дал «боевое задание» ефрейтору Лагшину «обновить номерные знаки складов в виде их вторичной покраски» и теперь, принимая работу, «выдавал россыпи перлов» (так выражались солдаты, когда Нетупейко сыпал своими знаменитыми фразами).
– Ты, ефрейтор, дальтоник, что ли? – кричал он. – Почему у тебя цифровые знаки кривые?
– Краску экономлю, товарищ прапорщик!
– Я тебе сэкономлю на борще, - увеличивал обороты Нетупейко. – И не делай такого умного лицевого выражения, ты ведь все же ефрейтор российской армии!
Не желая более слушать мудрые изречения ненавистного прапорщика и, в то же время, стараясь не попасться ему на глаза, Андреев прошмыгнул в подсобку. Но бдительный прапорщик уловил его движение и крикнул вдогонку грозно:
– Я тебе попартизаню! Иван Сусанин тут мне выискался!
13:36
Строевая подготовка шла уже третий час, и солдаты знали, что раньше обеда она не завершится. Маршировать на жаре, отрабатывать бесконечные развороты, повороты, выходы из строя, кричать приветствия было уже невмоготу.
Усталые, потные, задыхающиеся, разморенные и затуманенные, голодные и изнывающие от жажды «строевики» уже ничего не соображали. Солдаты еле-еле шевелились в раскаленном неподвижном воздухе полуденного зноя.
– Отделение, - подал команду худой «дедушка», руководящий «парадом» из тени, - На месте стой, раз, два!
Отделение послушно замерло, наслаждаясь неожиданной передышкой. Все ждали долгожданную команду: «Разойдись!». Но вместо неё «дед» заявил:
– Вы, я вижу, «духи», совсем охренели! Еле волочетесь, как глисты в противогазах, жизнь вас ничему не учит, поэтому после обеда строевая подготовка возобновится, а сейчас на месте – шагом марш!
Отделение затопало дружно, но вяло.
– Выше поднимаем ноги, не навоз месите ведь! Между пяткой и землей ровно пятнадцать сантиметров, у кого будет хоть на миллиметр больше или меньше, получит персональное задание! – ругался худой старослужащий.
Отделение расходовало последние силы, а до обеда оставалось целых сорок минут.
14:58
Строевая подготовка продолжилась и после обеда, на этот раз «парад» принимали оба «дедушки». Свой наблюдательный пунктони оборудовали в прохладной тени, где лежали на шинелях и отгоняли от себя надоедливых мух. «Дедушки» почти дремали, изредка поглядывая на марширующих на солнце солдат.
– Что-то наши «духи» совсем обленились, - заметил худой, зевая.
– В натуре, Витек, - подтвердил толстый, - Надо бы их расшевелить немного, а то совсем оборзеют.
Худой «дедушка» кряхтя, поднялся, почесал комариный укус на локте и крикнул:
– На месте стой! Раз, два!
Отделение послушно замерло.
– Ефрейтор Лагшин!
– Я!
– «Дедушки» скучают, так что дуй за инструментом, а остальные – кругом! На месте шагом марш!
Через минуту ефрейтор появился с гитарой.
– В общем, так, - повысил голос, - Лагшин играет, остальные поют громко, как в опере. Увижу хоть одну закрытую пасть, строевая повторится еще и завтра. Начинай, Лагшин! Давай нашу – «дембельскую»!
Ефрейтор заиграл простенький мотив, а отделение на разные лады затянуло старейшую «дембельскую песню»:
Чирик-ку-ку! Чирик-ку-ку!
Скоро дембель «старику»!
15:40
Конкурс «строевой песни» шел почти час. Отделение, шагая на месте, пело любимые песни «дедушек» под аккомпанемент ефрейтора.
– Ладно, - смилостивился толстый, - Пока всем разойтись, а ты, Лагшин, молодец, хорошо лабаешь, можешь валить в расположение.
Пока солдаты наслаждались неожиданным перерывом, «дедушки» принялись беседовать о личном.
– Слышь, Витек, - спросил с ехидцей толстый, - А хотел бы ты жену «старлея» в натуральном виде без одежды увидеть?
– Как это? – проявил живой интерес худой, ещё пару секунд назад он едва не заснул.
– Очень просто, - пояснил толстый, - Вчера мы с нашим прапором самогона бухнули. Его расперло капитально, и он давай мне загонять о том, о сем, заодно и поведал, что в котельной есть дыра, он ее сам пробил и через ту все видно, что в бане делается!
– Во извращенец наш Нетупейко! – воскликнул Витек.
– Ну, так как, - спросил толстый, - Идешь со мной в субботу в котельную?
– Базаров нет, Санек!
– Значит, доживем до субботы!
«Дедушки» погрузились в дрему, но вдруг худой громко спросил:
– Слышь, Санек, а когда мы в бане моемся, он случаем за нами не подглядывает из этой котельной?
– Кто «он»? – переспросил толстый.
– Прапор, кто же еще!
– Не знаю…
Спустя секунду оба «дедушки» впились в свои животы и, гогоча, покатились по траве. Солдаты облегченно вздохнули, если «деды» смеются, значит, у них хорошее настроение и есть шанс, что строевая продлится недолго. Но все надежды рухнули с появлением Нетупейко, принявшего уже третий раз свои «боевые» двести грамм самогона.
– Витек! Санек! - забасил он и воздух наполнился запахом «первача», - Я думал, что вы «деды» настоящие, а вы … (остальные его слова не подлежали никакой цензурной обработке).
– А в чем дело, товарищ прапорщик? – в один голос спросили оскорбленные «дедушки».
– Я только что имел возможность наблюдать «бычок» возле моих складов!
– Все ясно, товарищ прапорщик, - вскочили «дедушки», - Виновных найдем, накажем, «бычок» ликвидируем.
– А ну, становись! – заорал Витек.
Отделение еще не знало о произошедшем ЧП, но по дикому крику поняли, что неприятности этого дня обрели свое мучительное продолжение.