— Mine eye and heart are at a mortal war, how to divide the conquest of thy sight,[16] — бубнила я.
— Это ты мне? — спросил Гидеон. Он открыл глаза, сел и начал скручивать наушники.
Как я ни старалась сохранить спокойствие, мои щёки сразу же предательски покраснели.
— Это Шекспир, — сказала я.
Гидеон улыбнулся.
«Mine eye my heart thy picture’s sight would bar, my heart mine eye the freedom of that right..»[17] — вроде, как-то так.
— Слово в слово! — сказала я и захлопнула книгу.
— Но ты ещё не выучила, — сказал Гидеон.
— До завтрашнего утра я бы его всё равно сто раз забыла. Лучше выучу завтра утром, перед тем, как идти в школу. Тогда, возможно, я и сумею удержать его в голове до урока английского и нормально сдать его мистеру Уитмену.
— Тем лучше! Тогда мы можем приступать к уроку танцев, — Гидеон встал. — Места нам хватит.
— О нет, пожалуйста, только не это!
Но Гидеон уже склонился надо мной.
— Могу ли я пригласить вас на танец, мисс Шеферд?
— С превеликим удовольствием ответила бы вам согласием, — заверила я, обмахиваясь книжкой с сонетами, словно веером. — Но, к сожалению, я вывихнула ногу. Обратитесь к моей кузине. Это вон та дама в зелёном платье, — я кивнула на диванчик. — Она прелестно танцует, и с удовольствием продемонстрирует своё умение вам.
— Но я бы хотел пригласить именно вас, как танцует ваша кузина, я давно уже знаю.
— Я имела в виду мою кузину Диванну, а не кузину Шарлотту, — сказала я. — Уверяю тебя… Э-э-э… вас, что с Диванной танцевать ещё интереснее, чем с Шарлоттой. Возможно, она и не такая грациозная, но она мягче и приятней, да и вообще, у неё просто более сговорчивый характер.
Гидеон рассмеялся.
— Повторюсь, сударыня, меня интересуете лишь вы. Пожалуйста, будьте так любезны, окажите мне эту честь.
— Но такой джентльмен как вы, возможно, проявит сострадание к даме с вывихнутой ногой.
— Сожалею, не проявит, — Гидеон вытащил из кармана свой iPod. — Немного терпения, оркестр уже почти готов. — Он отдал мне сначала правый наушник, затем левый, и подал мне руку.
— О, круто, Linkin Park, — сказала я, а моё сердце в это время билось как сумасшедшее, потому что Гидеон оказался вдруг совсем близко.
— Что? Пардон, сейчас мы всё исправим, — его пальцы заскользили по экрану. — Вот — Моцарт, это подойдёт, — он передал мне iPod. — Нет, положи его в карман, обе руки должны быть свободны.
— Но ты ведь не слышишь музыку, — сказала я, а в ушах у меня при этом зазвучали скрипки.
— Я слышу достаточно. И незачем так кричать. Давай представим, что в этом танце участвуют восемь человек. Слева от меня стоит ещё один джентльмен, справа ещё два, все в один ряд. С твоей стороны та же картина, но в твоём ряду стоят дамы. Реверанс, пожалуйста.
Я присела и, помедлив, вложила свою руку в его ладонь.
— Но как только ты назовёшь меня тупицей, считай, мы закончили!
— Никогда бы не сказал тебе такое, — сказал Гидеон и провёл меня вдоль дивана. — Во время танца главное — это поддерживать светскую беседу. Позвольте узнать, почему у вас столь предвзятое отношение к танцам? Большинство дам находят это занятие весьма привлекательным.
— Т-с-с, дай сосредоточиться, — пока что всё шло хорошо. Я сама себе удивлялась. «Тур де ман» получился безупречно. Сначала влево, потом вправо.
— Может, давай ещё раз?
— Подбородок вперёд, да, вот так. И смотри на меня. Ты не должна сводить с меня взгляд, даже если рядом танцует настоящий красавец.
Я улыбнулась. Он что, напрашивается на комплимент? Пусть и не надеется. Хотя нельзя не признать, танцевал Гидеон действительно отлично.
С ним было совсем не так, как с губошлёпом — всё получалось само собой. Поэтому через некоторое время мне, кажется, действительно удалось справиться с этим заковыристым менуэтом. Гидеон тоже заметил, что у меня стало выходить вполне неплохо.
— Гляди-ка, ты это сделала. Правая рука, правое плечо, левая рука, левое плечо. Очень хорошо!
Он был прав. Я это сделала! Наконец-то менуэт мне покорился!
Дрожа от радости, я развернулась к невидимому партнёру, а затем снова положила свою руку на руку Гидеона.
— Как по мне, он не изящней ветряной мельницы! — сказала я.
— Какая дерзость, что за сравнение, леди! — отозвался Гидеон. — Но ты любую мельницу затанцуешь до упаду.
Я захихикала. А потом вздрогнула.
— Ой, а вот и снова Linkin Park.
— А, какая разница.
В ушах у меня гремела песня 21 guns, а Гидеон, ни разу не сбившись, танцевал дальше, последнюю фигуру. Наконец, он поклонился. Я почти расстроилась, что танец закончился так быстро.
Сделав глубокий реверанс, я вытащила наушники.
— Вот, держи. Спасибо, что научил.
— Это всё из чистого эгоизма, — ответил Гидеон. — Ведь именно мне потом с тобой позориться, забыла?
— Нет, — моё хорошее настроение как ветром сдуло. Я опять невольно посмотрела на противоположную стену, заваленную стульями.
— Эй, это ещё не всё, — сказал Гидеон. — Это был уже очень неплохой танец, но далеко не идеальный. Ты почему насупилась?
— Как думаешь, зачем графу Сен-Жермену понадобилось непременно отправить меня на этот званый ужин, а потом и на бал? Мы бы могли спокойно пообщаться где-нибудь в Темпле, совсем не обязательно позорить меня перед другими людьми. Тогда бы никто обо мне не узнал, и граф смог бы сохранить свои тайны для потомков.
Гидеон пристально посмотрел на меня сверху вниз, и лишь потом ответил:
— Граф редко делится с кем-нибудь своими планами, но каждая из его идей оказывается поистине гениальной. Он догадывается, кто мог напасть на нас в Гайд-парке. Таким образом, представив нас своему окружению, граф хочет вывести злодея или злодейку на чистую воду.
— О, — ужаснулась я, — то есть, мужчины со шпагами снова…
— Нет, пока мы будем среди людей, — сказал Гидеон. Он присел на край дивана и скрестил руки на груди. — Но мне всё равно кажется, что это довольно опасное предприятие, по крайней мере для тебя.
Я облокотилась на стол.
— Ты считаешь, Люси и Пол могут быть замешаны в этом нападении в Гайд-парке?
— И да, и нет, — ответил Гидеон. — У такого человека как граф Сен-Жермен за долгую жизнь накопилось немало врагов. В Хрониках есть несколько отчётов о покушениях на его жизнь. Полагаю, чтобы достичь своей цели, Люси и Пол могли сговориться с кем-нибудь из этих врагов, а то и с несколькими.
— Граф тоже так думает?
Гидеон пожал плечами.
— Надеюсь.
Некоторое время мы молчали.
— Я за то, чтобы ты снова нарушил правила и прихватил с собой пистолет как у Джеймса Бонда, — сказала я наконец, — тогда мы покажем этим типам со шпагами. Откуда он у тебя, кстати? Мне бы тоже стало бы гораздо спокойнее, если бы у меня была такая штуковина.
— Если человек не умеет обращаться с оружием, оно причиняет ему только вред, — сказал Гидеон. Я подумала о японском ноже для овощей в своём рюкзаке. Было страшно представить, какой вред он может мне причинить.
— А Шарлотта хорошо фехтует? Она умеет обращаться с таким пистолетом?
Гидеон снова пожал плечами.
— Она занимается фехтованием с одиннадцати лет. Само собой, она хорошо фехтует.
Понятно. Шарлотта всё делает хорошо. Только вот характер у неё паршивый.
— Графу бы она понравилась, — сказала я. — А вот я, очевидно, не в его вкусе.
Гидеон засмеялся.
— Ты ещё можешь всё исправить. Именно поэтому он хочет познакомиться с тобой поближе, чтобы уж точно убедиться, что в пророчестве — ошибка.
— Ты об этой магии ворона? — когда речь заходила о магии, я сразу начинала чувствовать себя не в своей тарелке. — А что там такого сказано, в этом пророчестве?
Гидеон помедлил, но потом тихо продекламировал:
Он поперхнулся:
— Да у тебя прямо мурашки по коже.
— Это звучит жутко. Особенно про поющих мертвецов, — я обхватила себя за плечи. — А продолжение там есть?
— Нет. Это, в общем-то, всё. На тебя совсем не похоже, так ведь?
Да, в этом он, кажется, прав.
— А о тебе тоже что-то сказано в этом пророчестве?
— Конечно, — сказал Гидеон. — Там упоминается каждый путешественник во времени. Я — лев с алмазной пастью, при одном взгляде которого солнце… — тут он, кажется, смутился, и, улыбнувшись, продолжил: — Тра-та-та и всё в таком же духе. А твоя пра-прабабушка, строптивая леди Тилни, описана там как лисица, лисица из жадеита, которая прячется пол липой, очень подходящее описание, по-моему.
— Разве можно в этом пророчестве хоть что-нибудь понять?
— Конечно. Оно переполнено символами. Надо просто правильно трактовать, — он посмотрел на часы. — У нас есть ещё немного времени. Может, продолжим урок танцев?
— А на званом ужине тоже нужно танцевать?
— Вообще-то, нет. Там обычно едят, пьют, разговаривают и… э-э-э… музицируют. Тебя тоже обязательно попросят что-нибудь сыграть или продекламировать.
— М-да, — сказала я. — Надо было всё-таки выбирать пианино, а не кружок хип-хопа, на который мы ходили вместе с Лесли. Но я неплохо пою. В прошлом году на вечеринке у Синтии я без труда выиграла в караоке. Я исполняла тогда собственную перепевку «Somewhere over the rainbow».[18] И мне дали первое место, хотя я и была в совершенно дурацком костюме автобусной остановки.
— Ну ладно. Если кто-нибудь попросит тебя спеть, ты скажешь, что всегда робеешь, когда на тебя направлено такое внимание.
— Это мне можно говорить, а про вывихнутую ногу — нет?
— Вот, держи наушники. Ещё раз сначала.
Он поклонился.
— А что, если меня пригласит кто-нибудь другой? — спросила я и присела, ой, то есть, сделала реверанс.
— Тогда ты станцуешь всё то же самое, — сказал Гидеон и взял меня за руку. — Но в восемнадцатом веке было полно формальностей. Просто так незнакомую девочку никто танцевать не пригласит, сначала кавалера и даму должны друг другу официально представить.
— То есть, надо сделать парочку неприличных движений веером.
Постепенно наш танец стал лёгким, словно дыхание. Я перестала напрягаться и просто плыла по комнате.
— Каждый раз, когда я хоть капельку наклоняла веер, Джордано хватался за сердце, а Шарлотта качала головой из стороны в сторону, как китайский болванчик.
— Она ведь просто хочет тебе помочь, — сказал Гидеон.
— Ага. Я бы скорее поверила в то, что Земля плоская, — фыркнула я, хотя фыркать во время танца наверняка не разрешалось.
— Создаётся впечатление, что вы не очень-то дружны.
Мы как раз шли по кругу с воображаемым партнёром.
Правда? Неужели?
— Мне кажется, Шарлотту любят только тётя Гленда, леди Ариста и наши учителя.
— Не могу в это поверить, — сказал Гидеон.
— Ой, я совсем забыла: ещё Джордано и ты.
Упс! Кажется, я нахмурилась, а это наверняка запрещено в приличном обществе восемнадцатого века.
— Может, ты просто немного завидуешь Шарлотте?
Я засмеялась.
— Если бы ты знал её так же хорошо, как я, ты бы такого не говорил, поверь мне.
— Вообще-то я неплохо её знаю, — тихо сказал Гидеон и взял меня за руку.
Да, но только когда она притворяется белой и пушистой, хотела добавить я, и вдруг я действительно почувствовала, что страшно завидую своей кузине.
— Так насколько хорошо вы, собственно, друг друга знаете? — я убрала руку и подала её несуществующему второму партнёру.
— Ну, как люди, которые проводят много времени вместе, — проходя мимо меня, Гидеон коварно улыбнулся. — Ведь ни у меня, ни у неё не было времени на другие… э-м-м… знакомства.
— Понимаю. Тогда приходится довольствоваться тем, что имеешь, — моё терпение лопнуло. — Ну, и как же Шарлотта целуется, а?
Гидеон потянулся за моей рукой, которая зависла в воздухе сантиметров на двадцать выше, чем положено.
— Вы делаете огромные успехи в поддержании светской беседы, госпожа, но о таких подробностях джентльмен обычно умалчивает.
— Ага, хорошая отговорка, только никакой ты не джентльмен.
— Неужели я дал вам повод сомневаться в моей галантности…
— Ах, замолчи! Что бы там между вами не происходило, меня это не интересует. Но вот то, что ты в то же время решил… закрутить ещё и со мной, вот это подло с твоей стороны!
— «Закрутить»? Какое вульгарное слово. Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы объяснили мне причины своего недоверия, но при этом не забывали также о локтях, в этом пируэте они должны быть опущены.
— Ничего смешного не вижу, — прошипела я. — Если бы я знала, что между тобой и Шарлоттой что-то есть, никогда бы не позволила тебе меня целовать… — ай, Моцарт закончился и в наушниках снова заиграл Linkin Park, он, в общем-то, гораздо больше соответствовал моему настроению.
— Между мною и Шарлоттой — что?
— … больше, чем дружба.
— Кто это сказал?
— Ты?
— Я такого не говорил.
— Ага. Значит, вы ещё ни разу… скажем, не целовались?
Я решила пропустить реверанс, а вместо этого гневно уставилась прямо в глаза Гидеона.
— Этого я не говорил, — он поклонился и потянулся к iPod-у, который лежал в моём кармане. — Помни о руках, а так всё замечательно.
— А твоё умение поддерживать беседу оставляет желать лучшего, — сказала я. — Так между вами что-то есть или нет?
— Мне кажется, тебе вовсе не интересно знать, что происходит между мной и Шарлоттой.
Я всё ещё не спускала с него глаз.
— Да, правда.
— Вот и хорошо, — Гидеон снова передал мне iPod.
Из наушников послышались аккорды Hallelujah в исполнении Джона Бон Джови.
— Это не та песня, — сказала я.
— Нет, как раз та, — сказал Гидеон и улыбнулся. — Мне кажется, тебе стоит послушать что-то мягкое и успокоиться.
— Ты… ты такой… такой…
— Какой?
— Идиот!
Он подошёл ещё ближе, между нами оставалось не более сантиметра.
— Видишь, какие вы разные. Она бы никогда такого не сказала.
У меня вдруг перехватило дыхание.
— Может, ты просто не давал ей повода.
— Не думаю. Она просто лучше воспитана.
— Да. И нервная система у неё покрепче моей, — сказала я. Почему-то я поглядела Гидеону прямо в рот. — И вот ещё: если ты вдруг захочешь это сделать ещё раз, когда мы будем торчать где-нибудь в исповедальне, и тебе вдруг станет скучно, так вот, знай — во второй раз я тебе этого не позволю!
— Значит, мне больше нельзя тебя целовать?
— Точно, — прошептала я, не в состоянии сдвинуться с места.
— Как жаль, — сказал Гидеон и наклонился ко мне ещё ближе, так что я почувствовала его дыхание. Не очень-то похоже, что он воспринял мои слова всерьёз. Да я и сама уже передумала. Да и вообще, я ведь не кинулась ему на шею, а это уже можно считать волевым решением. Момент, когда можно отвернуться или оттолкнуть его от себя, я, кажется, упустила.
Гидеон, наверное, думал о том же. Он погладил меня по волосам, и вдруг я наконец ощутила нежное прикосновение его губ.
There’s a blaze of light in every word,[19] — доносился из наушников голос Джона Бон Джови. Мне всегда нравилась эта песня, я могла слушать её десять-пятнадцать раз подряд. Но теперь она всегда будет напоминать мне о Гидеоне.
Аллилуйя.
~~~
Семейный девиз Монтроузов.
Дословный перевод:
«Покажите, что вы действительно можете»
Глава шестая
На этот раз нам ничто не помешало: ни прыжок во времени, ни наглый маленький демон.
Пока не доиграла «Аллилуйя», поцелуй оставался очень нежным и осторожным. Но когда музыка закончилась, Гидеон запустил обе руки в мои волосы и крепко прижал меня к себе. Это уже нежностью не назовёшь, но больше всего меня удивила моя собственная реакция: моё тело вдруг стало очень лёгким и безвольным, а руки сами собою обвились вокруг шеи Гидеона.