— Ты действительно веришь, что это может быть совпадение? — нахмурился Райд.
— Во что я верю, мы сейчас не обсуждаем. А это может быть, скажем, лучший друг, погибший у него на руках, в смерти которого Ив винит себя, — Хала неопределенно развел руками. — Или и в самом деле воплощение Хозяина Пашни. Пойдем, Рина, провожу, хватит с тебя на сегодня.
Спорить с ним мы не стали, и я распрощалась с Райдом.
— Хала, скажи, пожалуйста, а со мной правда все будет нормально утром? — проговорила я, когда мы двинулись по коридорам Нижнего дворца.
Хотелось спросить о другом, но я не сомневалась, что ничего к сказанному ранее Пустая Клетка не прибавит. Он явно знал куда больше, чем говорил, но очень ответственно подходил к сохранению тайн чужих душ.
— Поручиться, конечно, не могу, но станет легче. Ты просто устала.
— Я что-то такое и подозревала, — медленно кивнула я в ответ. — А… я не стану бояться Ива? Когда осознаю все утром?
Пустая Клетка как-то нервно захихикал в ответ и переспросил:
— Бояться? Оно бы, конечно, стоило, но вряд ли у тебя получится сделать это вот так просто, по желанию. Видишь ли, влюбленная девушка, к тому же глубоко и отчаянно жалеющая предмет своего чувства, сможет возненавидеть его или испугаться только в каком-нибудь исключительном случае. Боюсь, ты бы нашла ему оправдание, даже если бы он довел начатое сегодня до конца.
— Откуда ты знаешь? Ну, про то, что… — нахмурилась я, ощущая неловкость.
— Думаешь, мне просто так тяжело находиться в его обществе? — с иронией поинтересовался он. — Желания, увлечения, устремления человека видны мне как на ладони, а заглядывать в Ива… Нет, он, конечно, большой умница, потому что не позволяет себе совсем потерять человеческий облик, столько лет борется с собой, и воля его вызывает уважение. Мне кажется, я бы не выдержал так долго. Но самой отвратительности картины это не умаляет, так что о его вкусах и предпочтениях я знаю многое. У тебя синяки на плечах, припухшие губы, на нижней небольшая ссадина, да и вот этот след от укуса о многом говорит. Несложно предположить, что произошло. А почему я уверен, что все закончилось достаточно быстро и безобидно… Если бы этого не случилось, Райд искал бы целителя, а не меня.
На этом разговор увял, и оставшийся путь мы проделали в тишине. Распрощавшись с Халой у своей двери, я отправилась прямиком в постель: внезапно поняла, что у меня нет сил даже на ванну. Сбросив платье и белье на сундук, забралась под одеяло и вознамерилась уснуть, только надеждам этим было не суждено сбыться. На меня как-то вдруг и разом навалились впечатления и потрясения сегодняшнего дня.
Холод пустого и мертвого дома, который помнился мне совсем другим. Вдруг опять накатила та болезненная тоска о прошлом, которое никогда не вернется, и одиночество, которое толкнуло меня тогда, в кабинете, в объятия Ива. Несмотря на воспоминания о его страшных словах, несмотря на понимание всей глупости такого поведения.
Но даже это чувство меркло на фоне самых последних и самых ярких впечатлений. Жесткой, больше похожей на стальные тиски, хватки мужчины; темного, жуткого взгляда лихорадочно блестящих глаз без малейшего проблеска разума; чувства полной собственной беспомощности и неизбежности чего-то мучительно-жуткого, болезненного, гадкого.
А хуже того, я вдруг ясно осознала, что после этого уже точно все не будет так, как прежде. Ив не простит этого срыва ни мне, ни себе, и можно забыть о тихих уютных вечерах, о его ироничной улыбке, об удовольствии просто наблюдать за его скупыми точными движениями. И во всем этом некого винить, кроме себя самой.
Сжавшись в постели, уткнувшись лицом в подушку, я беззвучно глотала слезы, оплакивая свое умершее прошлое и моей же собственной глупостью убитую надежду хотя бы иногда бывать рядом с мужчиной, которого любила.
В слезах я и уснула.
Очнулась среди ночи оттого, что в открытое окно напротив кровати нестерпимо ярко светила луна. Белая, даже как будто слегка голубоватая, она была полной и неожиданно большой, но почему-то это меня не смутило. Я лениво протянула руку, коснулась лунного луча — и он зазвенел, тонко и нежно, как серебряный колокольчик. Я не удержалась от улыбки, коснулась другого, третьего, а следом задрожали остальные, без моей помощи играя какую-то легкую мелодию. Кажется, что-то из детства, вроде колыбельной.
Краем сознания я удивилась, как такое может быть, но тут же нашла простой и понятный ответ: на самом деле я продолжаю спать. Эта мысль совершенно меня успокоила, и я уверенно откинула одеяло, подошла к окну и оперлась о подоконник обеими руками, прикрыв глаза от удовольствия. Звенела луна, шелестел парк, легкий ветерок и серебристые лучи нежно гладили кожу.
Я чувствовала себя удивительно легкой, счастливой настолько, что хотелось смеяться просто так, от переполняющей изнутри радости. Но сдерживалась: ночь не время для громких звуков, да и нарушать мелодию не хотелось.
Вдоволь насладившись песней мира — у меня не было никаких сомнений в том, что это именно он сам заговорил со мной, стремясь утешить, — я обернулась обратно к кровати, намереваясь спокойно проспать до утра. И с удивлением обнаружила посреди залитой лунным светом постели непроглядно-черное пятно, которого лучи как будто избегали.
Но это не испугало, только вызвало легкое неудовольствие и досаду. Я подошла ближе и сумела разглядеть, что тень на моей постели — не тень вовсе, а человек, отлично мне знакомый.
Взобравшись на кровать, я по-претски уселась на колени рядом с лежащим на спине Ивом. Насколько я могла рассмотреть в окутывающей его темноте, спал мужчина беспокойно, метался, что-то неразборчиво бормотал.
Вместо удивления или других уместных в данной ситуации чувств меня затопила нежность. Очень захотелось поделиться с мужчиной этой радостью, которой во мне было гораздо больше, чем требовалось одному человеку. Уж на одного-единственного нуждающегося непременно хватило бы.
Я осторожно, ласково погладила Ива по волосам, провела ладонью по холодному лбу, покрытому испариной. Было странно и неприятно видеть, как вблизи мужчины моя ладонь погружается в окутывающий его чернильный мрак. Пальцы скользнули вдоль лица, очертили скулу, коснулись мягких, теплых губ. Но целовать их, несмотря на появившееся искушение, я не стала: это было бы нечестно. Не знаю почему, но я была в этом уверена.
Наконец, я пришла к выводу, что тревожный сон Ива вызван как раз вот этим темным коконом вокруг. Некоторое время я раздумывала, как лучше от него избавиться, продолжая ласково поглаживать голову и плечи мужчины. Вариант пришел на ум только один: с темнотой должен бороться свет.
Ухватив двумя пальцами пучок лучей, я потянула их на себя, но они лишь протестующе гневно звякнули и выскользнули из пальцев. Стало ясно, что таким путем решить задачу не получится. Я снова задумчиво тронула луч, а потом осторожно заиграла, прислушиваясь к миру, к себе и к Искре.
Последняя разгоралась все ярче, да и свет луны стал резче, он уже не казался ласковым и приятным. Лучи кусали за пальцы, как будто были созданы из кусочков льда.
Ив рядом вдруг дернулся всем телом, выгнулся дугой и застонал от боли. Бросив взгляд на его лицо, я вдруг обнаружила, что мрак чуть отступил: в том месте, где обычно носят троку, лучи касались лба мужчины.
— Чш-ш, потерпи, так надо, — едва слышно прошептала я, опять бережно погладила его по макушке и вновь подхватила затухающую мелодию.
Лучи больно жгли и кололи кончики пальцев. Те онемели, слушались с трудом, но я упрямо продолжала свою песню. Теперь я уже точно знала, что делаю все именно так, как нужно, и готова была терпеть.
Иву приходилось хуже. Мужчина хрипло стонал сквозь стиснутые зубы, комкал в пальцах простыню, его буквально корежило от боли — но при этом он почему-то не просыпался. Наверное, к лучшему.
Мрак нехотя отполз от лица, с боем оставил плечи и торс, он постепенно все больше и больше сдавал позиции. Когда в его власти остались только ноги и руки мужчины, тот стал затихать. Дыхание сделалось ровнее, вместо судорог и стонов Ив теперь лишь изредка вздрагивал и шумно вздыхал.
Искра как будто горела из последних сил, я уже не чувствовала совершенно закоченевших пальцев, но это совсем не умаляло моего торжества. Я твердо знала, что победа теперь за мной, и не думала сдаваться в последний момент.
А когда мрак отступил полностью, упала на постель, обессиленная и совершенно довольная. А луна вновь зазвенела сама, играя свою тихую колыбельную.
Глава 18
Доброе утро
Ив Ярость Богов
Это было… отвратительно. Все это.
Я боялся этого и подспудно ощущал неизбежность срыва, но не ожидал, что все случится настолько быстро. Надеялся, что Рина хоть что-то поняла из моих слов, и мы сможем какое-то время существовать так, как было до сих пор. Но, судя по поведению, ни ржавого гвоздя она не поняла! Девчонка… Дура! Зачем она полезла? Зачем дотронулась? Зачем позволила к себе прикоснуться?
И, главное, что делать теперь?!
Я отчетливо понимал, что теперь не смогу оставаться с ней наедине, потому что при первой возможности докончу начатое. Стоило на мгновение замереть, позволить мыслям течь свободно, и внутри поднималась тяжелая волна возбуждения, грозящая вновь затопить разум, пальцы явственно ощущали нежную девичью кожу, а ноздри дразнил сладкий самшитовый запах.
Все тщательно возведенные границы, все разделение мира на черное и белое полетело в бездну, следом за ними отправились надежды и удовольствие от близости и тепла чужой Искры. Даже сейчас, когда Рины не было рядом, я хотел ее до боли в паху и темноты перед глазами. И с мучительной отчетливостью сознавал, что моя мания перешла в иное качество. И долго контролировать я ее не смогу. Безумие всегда найдет выход, а в этот раз ему, увы, нужна была конкретная жертва. Я хотел не какую-то женщину, а вполне определенную.
У Рины оставался единственный выход: бежать как можно дальше, не оглядываясь. Лучше всего бежать за границы Вираты — только тогда у нее был бы шанс выжить. Потому что здесь… Рано или поздно — скорее, рано, — я не удержусь и приду к ней. И вряд ли эта нежная, юная девочка подобное переживет. Хуже того, подобное добьет и меня: я точно знал, что жить с этим меня не заставит уже никакой долг.
Если у нее, конечно, получится от меня сбежать. Если она догадается и если успеет.
И почему мне совсем не верится в ее благоразумие?
Черное, ядовитое, заполняющее все мое существо чувство обреченности — меня самого и этой наивной девочки — вылилось в злость, которую надо было сорвать хоть на ком-то. Или на чем-то, поскольку никто мне под руку благоразумно не попадался. Мебель, бумаги, стены, покрывшиеся сеткой трещин, несмотря на всю защиту, — все это расплатилось за человеческую наивность и глупость.
А потом дворец, явно обладавший чувством самосохранения, открыл мне дверь в мою собственную ванную. Очень мило с его стороны; я бы, конечно, и так добрался до покоев, но какой ценой?
Не знаю, сколько я отупело просидел под холодной водой. Выбрался только тогда, когда меня уже перестало колотить, а руки и ноги почти потеряли чувствительность.
Будет забавно — сдохнуть сейчас от переохлаждения…
Но вода все же сделала благое дело, потому что сейчас мне уже не хотелось ничего. Оставшихся сил хватило только на то, чтобы доползти до постели и рухнуть на нее с тоскливой надеждой, что утро, может быть, хоть что-то изменит. Может быть, я хотя бы смогу придумать, как спасти от себя Рину. Может быть, утром будет иметь значение и волновать меня тот факт, что дана почему-то умудрилась рассмотреть мою галлюцинацию.
Снилось, предсказуемо, нечто омерзительное, какой-то кровавый кошмар с кучей трупов и невообразимыми уродливыми тварями, пожирающими их, и из этого пира Агоний никак не получалось вырваться. Впрочем, это все равно было лучше, чем если бы я видел во сне продолжение вчерашнего вечера.
Однако, несмотря на этот сон и чудовищное окончание вечера, пробуждение оказалось неожиданно приятным. Меня не терзали мрачные мысли и предчувствия, напротив, настроение было каким-то удивительно оптимистичным и радужным, а голова — светлой, пустой и легкой.
Единственным мелким недоразумением, которое портило приятность утра, оказались пряди пахнущих самшитом волос, щекочущие нос и губы. Я поморщился, чуть отодвинул голову и с удовольствием огладил ладонью бедро лежащей в моих объятьях женщины — обладательницы беспокойной шевелюры. Ощущение мягкой, нежной кожи под пальцами с лихвой компенсировало досадную неприятность. Ладонь скользнула на талию, я осторожно прижал женщину крепче и понял, что вполне настроен начать хорошее утро с чего-то чрезвычайно приятного… и вдруг окончательно проснулся.
Я шарахнулся назад, открыл глаза и рывком поднялся на постели, огляделся. Нижний дворец, отлично знакомая спальня, сброшенная на сундук одежда. А в моих объятьях — действительно спящая девушка. Более того, хорошо знакомая девушка, с мыслями о которой я вчера засыпал.
Я отстранился еще, ощущая волной поднимающийся изнутри страх… и все.
К моему изумлению, ощущения не изменились совершенно. Никуда не делись ни хорошее настроение, ни обнаженная женщина, ни характерное напряжение в паху.
И, самое главное, ничего, кроме этого, не появилось!
Несколько секунд я сидел неподвижно, прислушиваясь к себе и не веря собственным чувствам. Этого не могло быть, но — было. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Да и… как она вообще сюда попала?
Может быть, я все еще сплю? Может, это новый виток болезни, и я вижу то, чего нет? На самом деле нет ни девушки рядом, ни этих ощущений, а есть только забвение…
— Рина? — негромко, неуверенно позвал я, склонился к ней ближе, осторожно отвел пряди волос с лица.
Медленно очертил пальцами контур ушка, едва касаясь, погладил шею, коснулся безобразной отметины на плече. Без труда вспомнил, при каких обстоятельствах она появилась, — и вновь нервно отдернул руку, прислушиваясь к собственным эмоциям, ожидая волны темного, удушливого вожделения.
Жалость. Нежность. Стыд. Было даже эстетическое неудовольствие оттого, что красивую нежную кожу испортила такая вот гадость.
Больше того, мне хотелось коснуться отметины губами, прося прощения за причиненную боль.
Довольно долго я не двигался с места, разглядывая Рину и тщетно отыскивая в себе то, с чем давно смирился и научился жить. Признаки безумия. Привычные, знакомые симптомы. Пытался отделить эту фантазию от реальности, понять, где заканчивается одно и начинается другое.
Потом набрал в горсть рассыпавшиеся по подушке волосы, уткнулся в них носом, принюхиваясь. Потом все же коснулся губами плеча девушки, поцеловал шею, осторожно прихватил зубами мочку уха. Рина в ответ дернула пяткой и что-то недовольно проворчала во сне, предприняв вялую попытку отползти. Ощущения были объемные, плотные, полностью настоящие. Прежде я даже при желании не мог касаться своих галлюцинаций. Они никогда не были такими яркими, подробными и… приятными.
Если это видения, я не хочу обратно в реальность.
Я оставил пока девушку в покое, сел на постели, потер ладонями лицо, пытаясь взбодриться и проснуться. Окинул себя взглядом и пришел к выводу, что это — по-прежнему я. Ощущения тоже не менялись, оставаясь удивительно настоящими, и девушка не спешила исчезать.
Если допустить, что это все не сон, то что происходит и как вообще в моей спальне оказалась юная дана?
Рину вечером увел Райд, и уж наверняка мальчишка догадался отвести ее в Верхний дворец. И единственный возможный вариант заключался в том, что Рина пришла сама. Причем именно в таком виде, поскольку никакой одежды, кроме моей, я что-то не наблюдаю. Я представил себе, что девушка одна, обнаженная, среди ночи пересекла весь парк и добралась до моей спальни через половину Нижнего дворца, и даже головой тряхнул, отгоняя эту фантастическую картину. Полный бред. Она бы никогда не решилась на такое, а даже если бы решилась, ни за что не дошла бы!