— Конечно! — не поверила она. — Из всей деревни тебя одного, самого раскрасавца, втроем окрутить решили! Иди в дом, пес шелудивый.
Домой ведьмы явились не сказать чтобы поздно ночью — скорее уж рано, перед рассветом. Все вымазанные с головы до пят сажей из дымоходов, грязные, потные, уставшие — но до чрезвычайности довольные.
— Мериан, согрей воду для мытья! — крикнула с порога Гортензия.
Но подруги на нее зашикали:
— Сами поставим, не рассыплемся. Парень спит давно!
И они были правы. Разумеется, Мериан досматривал десятый сон, не помышляя дожидаться возвращения хозяйки с гостьями. Утомившись после воздержания, когда по кухне витали восхитительные, щекочущие нос, аппетитные ароматы, а довольствоваться приходилось простой похлебкой, — оставшийся без присмотра паренек вознаградил себя за терпение, единолично умяв жареного поросенка.
— Какой милый мальчик! — умилилась чумазая Лаура, когда они вместе поднялись наверх его проведать. Проснись он вдруг в эту минуту — заорал бы от страха, узрев обступивших кровать лохматых ведьм.
— Очень, — фыркнула недовольная Гортензия. — Объелся — и сопит довольный. А посуду за него кто будет мыть?
— Нет, не похож он на принца. Ничуточки, — вспомнив о разговоре, пристально всмотрелась в спящего Эрика.
— А давайте проверим? На всякий случай? — Лаура умоляюще взглянула на подруг.
— Только если тебе так хочется поверить в чудеса... — ворчливо согласилась Гортензия. — Хотя лично я не вижу в этом никакого смысла.
Они взялись за руки и хором прочли заклинание. Перед мысленным взором в обратном порядке стали проноситься картины событий сегодняшнего дня, последних недель в доме Гортензии...
— Ты строга с ним, — мимоходом заметила Эрика.
Они увидели месяц за месяцем жизнь бродяги, плутающего по лесу, работающего за миску еды и поношенную одежду, мерзнущего в продуваемом всеми ветрами шалаше... За несколько минут подруги проследили жизнь Мериана вплоть до прошлой зимы — но заглянуть дальше не смогли. Не получилось переступить через некий рубеж — точно парень только год назад родился на свет. Всё остальное время его жизни было сокрыто черной завесой.
— Я же говорила — без толку! — воскликнула Гортензия, когда они расцепили руки.
— Наверное, тогда-то он и потерял память, — рассудила Эрика.
— Мы слишком много сил потратили сегодня, потому и не получилось! — решила Лаура. — Знаете ли, в нашем возрасте столько летать уже утомительно. Надо попробовать завтра!
— Ты права, — согласилась Эрика. — Надо отдохнуть, мы слишком устали.
— Как знаете, — пожала плечами Гортензия, всем своим видом утверждая, что и завтра вряд ли что-то выйдет.
Лаура захихикала, окинув взглядом подруг:
— Мы точь-в-точь три сказочные феи у колыбели крестника! Только очень бедные феи — без подарков и даже без башмаков.
Чуть позже, хорошенько отмывшись, расчесав волосы и заплетя косички, ведьмы опять устроились у камина, завернувшись в одеяла. Несмотря на усталость, в эту ночь они спать не собирались. На столе возникли кувшинчик терпкой черносмородиновой наливочки, крохотные, с наперсток, стопочки, блюдце с ореховыми пряничками, пузатая чашка, полная янтарно-прозрачной, моченой в меду морошки, другая — с вишневым вареньем на патоке... Да много чего еще!
— Нет, хороший ты себе домик прикупила, — вздохнула Лаура. — Уютный, просторный. Можешь теперь мужа и детей ораву заводить.
Гортензия поперхнулась морошкой, закашлялась в ладошку. Ей только этого счастья не хватало!
— Но от столицы далековато, — продолжала подруга, протянув пятки в вязанных чулках поближе к огню.
— Вот и хорошо, что далеко, — лениво возразила Эрика. Вместо скамеечки она закинула ноги на камень, по форме напоминающий яйцо. — Зато здесь вон какое небо чистое! Незакопченое. Сама, наверно, заметила — весь вечер летала и ни разу не кашлянула. Не то что в городе, от печного дыма метлы за собой не видно. Горизонт с сизой полосой, облака с каемкой — тьфу!.. А тут — благодать!
Гортензия слушала молча, тихонько постукивала ложечкой, гоняя по чашке с медовые ягоды.
За окном шелестел осенний сад, протяжно вздыхал ветер. Где-то в подполе стрекотали сверчки.
— Ну у тебя и сверчки трещат! — заметила Эрика. — Будто камни перемалывают.
— Это не сверчки, — прислушавшись, поняла Гортензия.
Ведьмы переглянулись.
За потрескиванием огня послышался странный шум — глухое постукивание, тихий скрежет маленьких коготков. Резкий скрип.
— Ой, это камень! — воскликнула Эрика, поджав ноги. — Он подскакивает!
Гортензия наклонилась, приложила ухо к нагревшемуся камню: внутри и вправду кто-то скребся и попискивал! Быстро сдвинув чашки-тарелки в сторону, она водрузила оживший булыжник на стол.
Эвигейт, встревоженная происходящим, слетела из своего гнездышка за трубой, стала в волнении мерить скатерть шагами, кружить вокруг.
Эрика легонько постучала по камню:
— Яйцо! — сообщила она. — И там явно кто-то есть.
На стук Эрики раздалось постукивание в ответ.
— Василиск какой-нибудь! — всхлипнула Лаура, боязливо сжавшись в кресле, обняв коленки.
Вновь раздался треск, громкий и отчетливый, по каменной скорлупе пробежала изломанная линия — трещина. Эвигейт попыталась сунуть туда клюв, движимая желанием помочь неведомому птенчику. Гортензия сняла ворону с яйца, осторожно вставила в щель кончик ножа — поднажала на рукоятку. Раздался "бздиньк" — и крепкий клинок лопнул.
— Мда... — сказала Гортензия. Теперь и ей стало жаль птенчика.
Тем временем птенец продолжал неустанно трудиться, колупал скорлупу изнутри, и трещина поползла дальше, опоясав яйцо кругом. Раздался оглушительный треск, точно рухнула полка с кухонной утварью, — и верхняя скорлупка отскочила, как крышка отпертого ларца.
— Можно красивое блюдо сделать, — предложила Лаура. Она подобрала отскочившую скорлупку, с уважением смерила невероятную толщину стенок, потрогала зубчатую кромку. Шершавое снаружи, невзрачное как булыжник, изнутри яйцо оказалось радужно-перламутровым, и впрямь хоть ювелиру отдавай...
На столе оставалась вторая, большая половинка яйца. Из-за зубцов настороженно выглянула головка "птенчика": курносая мордочка с кругленькими щечками, глазами-черничками. Головка неуверенно покачивалась на длинной шейке, нежная кожица сверкала точно россыпь алмазов, переливаясь разноцветными всполохами. Висячие ушки прикрывал капюшон из пестрых пёрышек и пуха, переходящий в гребешок на шее.
— И впрямь змей-василиск! — выдохнула Лаура в восхищении. Однако не зажмурилась от смертоносного взгляда, а напротив, подалась ближе.
— Если и змей, то не один, — заметила Эрика.
Рядом с первой головкой робко поднялись еще две, точно такие же.
— Близнецы, — подумала Лаура.
Отрывисто пискнув, одна из голов уставилась на ворону. Подняла капюшончик-гребень, и над скорлупкой растопырились два узких крылышка. И хвост с колючкой на кончике, нервно подрагивая, встал торчком.
— Украшением праздничного стола это сияющее чудо смотрится в своем горшке просто восхитительно! — сказала Гортензия.
Расстелив на столешнице мягкое полотенце, она осторожно вытряхнула на него "всё содержимое" скорлупки, дабы покончить с догадками и предположениями. Одной из головок это не понравилось, и она клацнула мелкими зубками на пронесшийся мимо носа палец — однако же промахнулась из-за недостатка опыта и неточности движений.
Ведьмы уставились на то, что лежало на полотенце: кругленькое пузо, четыре растопыренные лапы, три головы, хвост и пара крыльев.
— Одна, две... Шесть! — сосчитала Лаура. — Ни у одного зверя не видела шести конечностей! Значит, это жук.
— Ни у одного на свете жука я не видела перьев... точнее, пуха, — возразила Эрика. — Наверно это птица.
— Ни у одной птицы я не видела трех голов, — продолжала Лаура.
— Можно подумать, вы когда-нибудь видели драконов, — проворчала Гортензия.
— Ну вот, порассуждать не дала! — обиделись подруги.
— Ну, рассуждайте-рассуждайте, — разрешила Гортензия. — Пойду молочка подогрею, что ли... Интересно, что едят драконы?
— Надо в книгах посмотреть! — предложила ей вслед Лаура.
— Насколько я знаю, большинство трактатов сходятся на том, что драконы питаются рыцарями, — хихикнула Эрика. — Не думаю, что наш малыш способен переварить столь грубую пищу.
— Не всегда! — возразила Лаура. — Слышала баллады, где скушанными оказываются прекрасные юные девы.
— Пока что я вижу поблизости только старых дев. Вряд ли мы придемся ему по вкусу, — буркнула Гортензия, вернувшись с миской козьего молока.
Поставив миску на стол перед дракончиком, вытащила чавкающие мордашки из блюдца с медовой морошкой и ткнула тупенькими носами в молоко. Одна голова фыркнула и отпрянула, упорно воспротивившись. Другая немедленно принялась лакать, точно котенок. Третья под шумок вернулась к сладкой морошке.
— Ну прямо как мой братец Фредерик! — всплеснула руками Эрика. — Вечно сам не знает, чего хочет.
— Значит, так и назовем — Фредериком, — решила Гортензия. — Этот будет Фред, этот — Эд, а этот — Рики, — сказала она, поочередно дотронувшись до трех перепачканных медом носов.
Наевшись, дракончик быстро утомился. Шесть глаз сонно моргали. Потоптавшись на полотенце, Фредерик свернулся клубком, сунув пыхтящие мордочки подмышку, подобрав хвост и накрывшись крылом.
— Спит! — умилилась Лаура.
— Вот теперь мы определенно три крестные феи, — улыбнулась Эрика.
Гортензия же пошла искать подходящую большую корзину и одеяла для подстилки.
***Гилберт прислушался, вжавшись всем телом в поросшую мхом стену. Кажется, нет причин таиться — дворец давно спит, на небе нет луны, лучше времени для тайных дел не найти. Но даже пересекая двор, где знаком каждый камень под каблуком, где он мог бы пройти хоть с завязанными глазами и не оказаться на виду у стражников, даже здесь — тем более здесь! — приходится быть вдвойне осторожным.
Раздались шаги. Заплясали рыжие отблески пламени. Это по галерее, тянущейся по верху крепостной стены, прошли двое дозорных, факелы вспыхнули в проемах арок.
Прокравшись к воротам, Гилберт хотел проскользнуть в узкую калитку для прислуги, но вдруг замер.
— И долго ли нам тут прохлаждаться? — донесся приглушенный голос с той стороны. Гилберт затаил дыхание, отступил за деревья, точно кто-то его мог увидеть сквозь толщу каменной стены. — Я-то думал, будет драка.
— Терпение, друзья. Представьте, что мы на охоте и выслеживаем крупную дичь.
— Это ты своего нового хозяина крупным назвал? — хохотнул Дакс. Дэв-хан поддержал шутку коротким смешком. — По мне, так больше чем на котенка он не тянет.
Разговор оборвался. Возле ворот поднялась суета, замелькали факелы. Со скрежетом поднялась решетка. Под щелканье кнута четверка вороных вынесла со двора черную карету. На дверце тускло блеснул герцогский герб.
— Он еще глупее, чем я думал? — в недоумении произнес Иризар. — Ехать на темное дело — с гербом на карете?
Трое демонов вскочили в седла — и под дробный перестук копыт унеслись следом за каретой.
Гилберт усмехнулся — матушкино пристрастие к придворным интригам и поздним званым ужинам сыграло наконец-то добрую службу и для него. Он открыл замок на калитке своим ключом и выскользнул наружу. Оглянувшись по сторонам, накинул на голову капюшон плаща и, слившись с темнотой улицы, поспешил прочь от дворца.
Ночью город менялся неузнаваемо — совсем не такой, как шумным днем, без толп, без гомона людских голосов, без оживленной торговли на площадях. Мрачные дома стояли без огней, пустынные улицы казались лабиринтом — до восхода солнца столица словно вымерла.
Лишь одно окошко тускло светилось всю ночь напролет. В этом домишке на окраине города сегодня не спали.
Перед домом остановилась черная карета, запряженная четверкой вороных. Хотя на дверцах ее не было ни гербов, ни других знаков, было странно видеть дорогой экипаж и породистых лошадей перед столь убогим жилищем.
— Не к добру вернулись, ваша милость, — вздохнул мрачный кучер, сидевший на облучке. — Кто их знает, что они там за эти два дня успели придумать! Может, не пойдете?..
Но вышедший из кареты некромант отмахнулся от скверных предчувствий и решительно направился к входу.
В комнате было светло от множества свечей, их расставили повсюду — на полу, на столе, на ступенях ведущей наверх лестницы. И только одна женщина в платье из грубого сукна сидела за столом в ожидании.
— Я пришел за вами. Вы готовы?
— Да, господин некромант, благодарю вас за эти два дня отсрочки, что вы мне пожаловали. С вашего позволения я успела проститься с семьей, с детьми своими, с мужем...
— Я рад, — сухо сказал Гилберт.
— Не представляю, как они проживут без меня, — будто не слыша, продолжала она.— Кто же будет о них заботиться, кто же будет им стряпать еду, шить одежду, лечить, когда они заболеют...
— Довольно! — прервал ее Гилберт.— Извольте приготовиться умереть.
— Да почему же ты пришел ко мне?! — вскрикнула она резко.
Крик был сигналом. Раздался треск перерезаемой веревки — и с потолочных балок на Гилберта упала сеть. Но он вскинул руку — и крепкие шнуры вспыхнули, горячий пепел опустился хлопьями.
— Ах, вот как вы умеете, господин некромант! — злобно прошипел ворвавшийся в комнату мужчина. Судя по короткой мантии на плечах — колдун Третьей ступени. Даже значок магистра нацепил, отметил Гилберт. За спиной магистра выстроились еще шесть человек разного возраста.
— Семейство чародеев? — усмехнулся некромант. — Но все вы не нужны, я пришел только за ней.
— Ты не получишь нашу сестру, чудовище! — выпалил решительный юнец, сжимавший садовые грабли.
— Вы намерены мне помешать? — с улыбкой спросил Гилберт.
Зарычав, магистр со значком выпустил в незваного гостя всю свою злость — вложив ее в рой черных жалящих искр. Но темный поток разбился о невидимый щит, искры рикошетом отлетели в стороны, не задев некроманта, зато иссекли в кровь ноги стоявших за магистром людей.
Не ослабляя защиту, Гилберт завладел сознанием ведьмы, этой обманщицы, что так слезно умоляла, ползала на коленях, заставив дать отсрочку, чтобы проститься с семьей. И теперь ее родня наперебой осыпает его заклятьями. Будто он по собственной воле пришел убивать!.. Он заставил ведьму полностью подчиниться. С безумными от ужаса глазами она открыла окно — проход к двери преграждало ощетинившееся семейство — и приготовилась по первому приказу чернокнижника вылезти наружу. Гилберт собирался уйти тихо, без лишних жертв. И хотя тащить на себе убитую ведьму не смог бы — остаться сегодня с пустыми руками тоже не желал.
Признаться, было немного забавно — осознавать, насколько он стал силен с полученными знаниями. Даже объединившись, три поколения прирожденных чародеев не могли ему сопротивляться.
— Мама! — вдруг перекрыл шум детский крик.
Наверху лестницы стоял и смотрел вниз маленький ребенок.
Воспользовавшись тем, что некромант на секунду отвлекся, магистр обрушил на противника самый мощный удар, на какой был способен. Защита отразила и его — но сгусток пламени отлетел к лестнице. Дерево брызнуло в щепки, лестница обрушилась, и ребенка сбросило вниз. Не мешкая Гилберт подхватил его — невидимые силы удержали малыша в воздухе, не позволив разбиться.
— А господин некромант оказался из благородных! — выкрикнул магистр. — Давайте сдадим его королю! Интересно, сколько нам заплатят за его голову?!
Кто-то быстро забрал визжащего ребенка, а остальные сосредоточились на заклятьях. Предвкушение награды словно придало им духа — поток ударов усилился.