Секундная оплошность стоила дорого. Гилберт не успевал выстроить защиту заново. И над ведьмой он тоже потерял контроль.
— Сестрица, открой-ка подпол! — скомандовал магистр.
Ведьма с грохотом сдвинула стол — дюжина свечей опрокинулась и с шипением потухла, — торопливо подняла за кольцо дощатый люк, распахнув сырой зев вырытой в земле кладовки — в двух шагах позади Гилберта.
Удары магистра и остальных были слабы, но многочисленны, не давали сосредоточиться. Отражать каждый удар в отдельности — мало толка. Выставить общий "щит" не получалось в спешке. Он легко мог бы убить их всех разом — но ему нужна была лишь одна из них, но не вся семья. К тому же не хотел рисковать — дом загорится, начнется неукротимый пожар, пострадают соседние постройки, выгорит вся улица... Нужно было уничтожить магистра, и остальные бы сами разбежались — но тот посадил себе на плечи этого ребенка. Малыш радостно стучал пятками по груди и крепко держался за уши деда... Гилберт отражал удары и делал выпады, но держаться против стольких противников одновременно было для него непривычно.
— Давай, некромант, еще один шаг назад!.. — кричал магистр, отправляя удар за ударом.
— И что это за цирк вы здесь устроили? — вдруг, перекрыв шум и грохот, раздался властный голос.
От неожиданности Гилберт отпрянул, оступился — и полетел вниз, в могильный холод...
— Крепкая голова у нашего некроманта!.. — услышал он голос, прорезавшийся сквозь навязчивый гул.
Перед глазами плясали кровавые всполохи... Гилберт с трудом разобрал, что это: по внутренней обивке кареты мечутся отблески огня. Закусив губу, чтобы не застонать, он сел, осторожно потрогал затылок — среди растрепанных кудрей пульсировала изрядная шишка...
Иризар, поддерживавший его за плечи, чуть отстранился.
— Забавное занятие ты себе нашел, Берт, — заметил он не без доли ехидства. — И зачем тебе вдруг средь ночи понадобились эти простолюдины?
— Не твое собачье дело, — огрызнулся Гилберт. — Я мог бы с ними сам справиться.
— Да неужели? А о чем так долго размышлял — выбирал способ казни? — усмехнулся демон. — Еще немного бы поразмышлял — и отправился бы к королю не в лучшем виде. Вот бы он удивился, узнав в славном некроманте будущего зятя!
Гилберт выглянул в оконце: карета по-прежнему стояла перед домом. Но дом был охвачен огнем. Трещала крыша, окна и двери дразнились высокими языками пламени. Лошади в упряжке боязливо переступали, косились на пожар.
— Вы всех убили? — спросил Гилберт.
— Разумеется, — кивнул Иризар. — Если тебе нужны их бренные тела...
— Да, нужны!
— Мы специально спрятали их в укромном месте, — ласково продолжил демон. — Что касается дома, он загорелся без нашей помощи.
— Я не хочу, чтобы огонь перекинулся на соседние дома, — сказал Гилберт.
— Это приказ? — уточнил Иризар.
— Да! И поедем уже отсюда, скажи кучеру...
— Твоего кучера зарезали. Сразу же, как только ты ушел в дом. Вот интересно, он ведь был человеком — а согласился тебе помогать. Почему?
— Он говорил, колдуны убили его жену и сыновей. И Гильдия выгородила убийц... — помедлив, ответил Гилберт.
— Похоже, с тобой он успел хорошо отомстить Гильдии! — предположил Иризар. — Скольких колдунов и ведьм ты уже отправил к предкам? Десяток? Сотню?
— Поехали, — приказал Гилберт.
— Дэв-хан, трогай! — передал Дакс и тоже влез в карету. Своих лошадей демоны привязали сзади к запяткам экипажа.
— Отличный костерок получился, просто глаз радуется! — сказал Дакс, с удовольствием потирая руки.
***Ведьмы думали погостить всего недельку, но из-за нежданного прибавления в семействе у подруги задержались — до первого снега. Как радушная хозяйка, Гортензия настойчиво приглашала их остаться зимовать, благо места в доме предостаточно, да и скучать не придется. Однако в гостях хорошо, а работу бросать нельзя, и ведьмы засобирались в столицу.
Зима в городе — горячее время для чародеек. Знатные дамы возвращаются из поместий, где провели всё лето, и с ужасом обнаруживают, что растолстели, подурнели, что мужья к ним охладели — в общем, без помощи хорошей ведьмы дела никак не поправить! Да что говорить, обо всём этом Гортензия знала не понаслышке.
Признаться честно, ее втайне охватывали противоположные чувства — зависть к подругам, что у тех будет зимой приличная клиентура, а не как у нее — крестьянки с простуженной животиной. Но с другой стороны, который год летать по вызовам по задымленной по столице, без устали крутиться, словно белка в колесе... То еще удовольствие. Размеренная деревенская жизнь без истерик нервных дамочек тоже по-своему приятна.
Выбрав прекрасное ясное утро, три ведьмы отправились в путь. Три — потому что Гортензия решила проводить подруг, для чего одолжила у родителей Лизы-Энн славную кобылу под седло. Они решили, что распрощаются у заставы, и Гортензия к ночи успеет вернуться домой.
Однако за болтовней подруги не заметили, как погода вдруг резко испортилась. Сменился ветер, нагнал грозовых туч, застеливших небо. Сумерки опустились на замерзшую землю гораздо раньше положенного. С низкого сизого неба посыпалась противная морось с крупинками колючего льда. На поля с раскисшей землей, с торчащими пучками соломы, из лесных оврагов наползал туман. Черные стволы деревьев стояли точно в мутном молоке...
Вильнув, дорога сбежала с пригорка в ельник. Сделались совершенные сумерки. Высокие верхушки сомкнувшихся плотным строем елей, словно острые зубцы пилы, распороли тучи. Посыпались крупные хлопья снега.
Разговор, давно потерявший живость, постепенно вовсе увял. В обволакивающей снежной тишине голоса звучали неестественно громко, пугая самих ведьм.
Отчего-то Гортензии сделалось не по себе. Она нервно вздрагивала, когда нижние ветви елей вдруг выпрямлялись, сбрасывая накопившийся снег. Вжав голову в плечи, ведьма сидела в седле, точно нахохлившаяся птица, настороженно оглядываясь вокруг из-под своего зонта. На серебристое кружево уже лег порядочный слой пушистого снега...
Гортензия едва сдержалась, чтобы не шарахнуться в придорожный овраг, когда мимо пронеслась черная карета. Экипаж без гербов и знаков сопровождали трое всадников. Пролетели с топотом, разбрасывая из-под копыт грязь — и скрылись за стеной деревьев, оставив в воздухе тающий шлейф запахов конского пота и вымокших от снегопада меховых плащей.
Подруги на экипаж не обратили внимания. А вот у Гортензии по спине пробежал нехороший холодок. Она потянула за поводья, придержав кобылу, обернулась назад.
Ей показалось или впрямь за поворотом, за еловыми лапами мелькнул силуэт всадника? Отстал, чтобы взглянуть на них сквозь вуаль снежных хлопьев, и снова припустил вперед?
Гортензия замерзшими пальцами сложила зонт, сунула под мышку. Понукая лошадь пятками башмаков, нагнала уехавших вперед спутниц.
— Лаура! Нам нужно поменяться местами! — потребовала она.
— Что? — из-под обвисших капюшонов удивленно подняли глаза ведьмы.
— Я... Я не хочу вас пугать, — проговорила Гортензия, спрыгнув с лошади. — Но придется нам проститься здесь.
Вынув из повозки сумки подруги, она быстро пристроила их у седла своей кобылы.
— Почему? — недоумевала Эрика.
— Скачите вперед, — велела Гортензия, — и поживей! Сойдите с дороги, продвигайтесь по тропинкам. И лучше вам разделиться.
— А ты как же? — всё не могла сообразить Лаура.
— Давайте! А я попробую их отвлечь.
Она стегнула лошадей — и те бросились вскачь, унося растерянных ведьм в снежный сумрак.
Оставшись одна, Гортензия принялась бормотать заклинания защиты, которые должны укрыть ее, сделать невидимой для посторонних глаз. Распрягать тележку не было времени, она просто обрезала упряжь и увела ослика за собой, с дороги в овражек, за стену кустарника. Ветви пружинно качнулись, замкнувшись за спиной.
Чтобы перегородить дорогу и избавить подруг от погони, она на ходу сочинила заклятье — и две старых ели покорно пустились в рост. Верхушки отяжелели, ветви невероятно раскинулись, корни не выдержали — деревья, качнувшись навстречу друг другу, ломая сучья, рухнули поперек дороги крестом.
Снегопад сыграл дурную шутку — каждый след отпечатывался черным на выбеленной земле. Но вызванный ведьмой ветер должен поднять вьюгу. С каждой минутой порывы крепчали, косые штрихи несущихся хлопьев заполняли все пространство. Ветер свистел поверху, в то время как в чаще стояла тишина, было слышно собственное напряженное дыхание, под ногами громко шуршала палая листва под рыхлым снегом, хрустели льдинки. Весь мир будто сжался — до расстояния вытянутой руки, остальное отрезало белой пеленой...
Гортензия продиралась вперед, ведя на поводу ослика, поминутно прислушиваясь, оглядываясь, нет ли погони. Однако со стороны дороги не доносилось ни звука... Может, ей померещилось? Может быть, зря она напугала подруг? Погубила деревья, прячется здесь...
Заросли оборвались — овражек с тихо журчащим под ледовыми стекляшками ручьем. Дальше простиралась пустошь с чахлыми кустарничками и побуревшими высокими травами.
Вдали, по самому краю пустоши, за вьюгой Гортензия увидела двоих: Лаура мчалась вперед, пытаясь сдержать напуганную лошадь. Ее уверенно настигал всадник — казавшийся с конем одним черным пятном тьмы, летящим над заснеженным полем.
— Я не успела! — прошептала Гортензия, в ужасе следя за погоней.
Ослик мотнул головой, вырвал из рук поводья, убежал обратно в чащу.
Гортензия обернулась. Промокший насквозь капюшон упал с головы.
В пяти шагах от нее застыл всадник, взирая на нее сверху вниз. Конь под ним, опустив длинную морду, раздраженно поводил ушами и пускал из ноздрей струйки пара.
Гортензия кинулась прочь, не разбирая дороги. Перескочила через ручей, увязая по щиколотку в чавкающей земле, выбралась из оврага, бросилась бежать что было духу — через мокрую, путающуюся в ногах траву, колючие кусты, бьющий в лицо колкий ветер...
Тяжелая поступь копыт не частила, но не отставала.
Лаура оставила тщетные попытки справиться с понесшей лошадью. Она выпустила поводья и беспомощно закрыла голову руками. Приближающийся сзади разбойничьего вида рыцарь с азартным гиканьем, привстав на стременах, размахивал треххвостым кистенем на длинных цепях. Лаура, которую от ужаса била дрожь, не увидела перегородивший тропинку поваленный ствол — хотя всё равно не смогла бы удержать лошадь. Кобыла с разбега перемахнула через препятствие и унеслась в запорошенную даль. А ведьма с вскриком опрокинулась, вылетела из седла, рухнув на переплетение голых сучьев.
Резко осадив коня, воин с медвежьей шкурой на плечах спрыгнул на землю и рывком поднял за шиворот трясущуюся жертву...
Эрика, низко склонившись, прижалась к шее лошади, нашептывая ласковые слова вперемешку с заклинаниями, сделавшими быстроногую кобылу почти что крылатой. Но преследователь снова щелкнул кнутом — и захлестнул петлей шею лошади. От обжигающей боли кобыла взвилась на дыбы, но Эрика сумела удержаться в седле. Рванув на себя, он заставил лошадь развернуться на скаку. Двое всадников описали дугу, закружились, точно пара в танце.
Изловчившись, Эрика спрыгнула с лошади и рванула в перелесок, пересекавший пустошь. Ломая ветки, за ней последовал спешившийся воин. Отбросив полы тяжелого плаща за спину, чтобы не мешал, он достал кривой меч и стал прорубаться сквозь заросли. Размашисто летал, сверкая в сумраке, клинок.
Эрика оступилась — подвернулась нога. Закусив губу, чтобы не закричать, сползла под валежник в какую-то яму, прижалась к вылезающим из земли корням, надеясь, что если затаится, этот демон пройдет мимо, не заметит.
Но треск разрубаемых ветвей подбирался всё ближе и ближе...
Проклиная всё на свете, Гортензия не желала смириться с постыдной участью загнанной дичи. Не останавливаясь, срывающимся дыханием шептала заклятья — и за спиной вырастали, взрывая окаменелую почву, невероятные заросли, переплетения превращенного в крепкий тростник разнотравья, живые частоколы из рванувших к темному небу кустарников.
Преследователь без суеты спешился, расстегнув пряжку на плече, сбросил дорожный плащ. Тонко прозвенев, освободился из ножен меч. Но он не стал, подобно своему спутнику, прорубать себе путь. Держа клинок наизготове, всадник лишь движением прищуренных глаз, сверкнувших ярче полированной стали, заставил наколдованные преграды пасть. Стебли исполинского тростника увядали и тлели, надламываясь, падали пустотелыми бревнами в снег.
— Стой, ведьма! — услышала Гортензия сквозь грохот и треск. — Нам не велено вас калечить! Дай убью по-хорошему?
Это насмешливое предложение еще больше распалило ведьму. Обернувшись, она забормотала новые заклинания. Земля задрожала...
Всадник ринулся вперед — под сапогами выстреливали щупальцами белесые корни, каждый оставленный след вмиг оплетали деревенеющие узлы., из которых было бы сложно освободиться, не переломав ноги.
Но противник оказался быстр — Гортензия не успела опомниться, а он уже подле нее. Занятая заклятьями, не заметила, что сама оказалась во власти его чар — насланный вихрь обнес по пояс снегом, она угодила, точно в саван, в оковы крепкого наста, не в силах сдвинуться с места.
Он уже занес меч, чтобы пронзить грудь ведьмы. Гортензия отчетливо увидела его лицо, скривившиеся губы в торжествующей, но в тоже время снисходительной улыбке. На непокрытой голове, почудилось ведьме, под порывами вьюги клубились черные змеи. Она не зажмурилась, не отвела в страхе взгляда...
Но клинок вдруг остановился — острый кончик ровно напротив замершего сердца.
Решительно сдвинутые брови изумленно поползли вверх, он узнал эту ведьму...
За этот короткий миг Гортензия сумела выхватить нож — и полоснула, целясь в незащищенную доспехом шею. Он отшатнулся, и лезвие скользнуло от подбородка к щеке, оставив алый след и срезав одну из взметнувшихся косиц. Гортензия увидела, как капля крови стекла по его щеке, а глубокая царапина исчезла, точно не бывало. Не обратив на это внимания, незнакомец несколько мгновений всматривался в ее лицо. Словно пытался решить нечто невероятно важное...
Вложил меч в ножны. Подозвав коня, вскочил в седло. Топоча тяжелыми копытами по мерзлой земле, конь развернулся на месте, и всадник еще раз бросил пристальный взгляд на оставленную жертву. Но ни произнес ни слова. Подхлестнул скакуна и скрылся в мглистых сумерках.
Гортензия упала бы без сил, если бы ее не держали снежные оковы. В бессильной злости она принялась колотить руками по твердому насту.
Эрика замерла, боясь дышать. Преследователь стоял ровно над ней. Еще секунда — и заметит крохотное облачко пара от ее дыхания... Вот начал спускаться по скользкой земле... Но сделав несколько шагов, вдруг остановился. И двинулся прочь?..
Он ушел, оставив ведьму, сжавшуюся в клубок, пытающуюся унять заполошно колотящееся сердце.
Лаура прощалась с жизнью. Это чудовище в медвежьей шкуре разглядывал ее точно мясник гусыню, держа за шиворот, прикидывая, как бы ловчее свернуть ей шею. Но уже взявшись за горло — вдруг громко чертыхнулся. Отпустил. Отошел, в досаде саданул кулаком в кольчужной перчатке по попавшемуся на пути стволу дерева, так что кора полетела трухой. И ушел к своему коню.
Лаура проводила взглядом удаляющегося всадника, после закатила глаза и лишилась чувств, рухнув на груду поломанного хвороста.
Гортензия опомнилась, перестала бессмысленно колотить по снегу, заметив в корке обледенелого наста прожженное отверстие. Срезанная ножом косица, упав в снег, провалилась глубоко вниз, оставив дыру с оплавленными краями. Пришлось немало постараться, чтобы достать этот боевой трофей. Туго переплетенные пряди оказались неожиданно мягкими на ощупь. Человеческие волосы... Хотя чего она ждала? Щетину зверя?