Билли погладил живот:
— Звучит заманчиво.
Бонни обошла Констанс и взяла Билли за локоть:
— А как насчет театра?
Широко открыв глаза, Констанс отошла в сторону.
— О, я вас не уговариваю. — Она перевела палец с Билли на Бонни. — А вы, значит… в родственных отношениях?
Бонни прижалась к Билли.
— Можно сказать, что мы помолвлены, — мягко улыбнулась она.
Билли почувствовал, как при этом сжались ее пальцы.
— Ну да, — сказал он. — Что-то вроде предварительной договоренности.
Констанс прижала палец к подбородку и кивнула:
— Понимаю. Просто позор, что родители не дают вам самим решать.
Бонни плотно сжала губы в тонкую линию.
Билли вскинул голову. Бонни явно не доверяла Констанс. Но почему? Ее вывело из себя замечание о родителях? Может быть, лучше сменить тему.
— Голодать нам бы не хотелось, — сказал он, — но у нас мало времени.
Констанс взяла Билли за руку и повела за собой. Он оглянулся на Бонни. Нахмурившись, та последовала за ними.
Миновав муниципалитет, почтовое отделение и магазин тканей, они вошли в двойные двери старой гостиницы. Когда они пересекли порог, Констанс осмотрела улицу и бесшумно прикрыла двери.
— Вас что-то смущает? — спросил Билли.
Констанс понизила голос:
— Мне показалось, я услышала Жасмин. Она сплетничает о вас двоих по всему городу. Идемте в столовую, — поманила она их пальцем, — и там мы сможем поговорить. Все мои гости уже поели.
Констанс усадила их за маленький круглый стол. Он был покрыт серой скатертью, на которой лежали четыре серебряных столовых прибора, завернутые в синие салфетки, центр стола украшала высокая белая свеча с ровно горящим фитилем.
— Вас устроят яичница и тосты? — спросила она.
— Еще бы, — ответил Билли.
Бонни только кивнула. Легкая складка меж бровей была еле заметна. Констанс исчезла за вращающейся дверью.
Опустив голову, Бонни шепнула:
— В этой женщине есть что-то странное.
Билли развернул салфетку:
— Ну, она невысока, но…
— Дело не в этом. Она… — Бонни стала загибать пальцы, — какая-то неприятная.
Билли положил салфетку на колени:
— Ну, я бы не назвал ее неприятной. Наоборот, она куда дружелюбнее, чем многие. — Он поиграл ножом. — Ведь никто не пригласил нас к столу.
— Верно, она дружелюбна. Она охотится за мужчинами, и положила на тебя глаз.
— С чего ты взяла?
— А ты не помнишь? Она сказала, что увидела нас, когда мыла тарелки. — Бонни закатила глаза. — Билли, кухня с другой стороны. Она должна была специально высматривать тебя.
Констанс пинком открыла дверь, неся в руках три тарелки с яичницей и тостами.
— У меня не было времени поесть, так что я составлю вам компанию. — Расставив тарелки, она снова выскочила, и издали донесся ее веселый голос: — Сейчас принесу кофе и чай.
Как только она исчезла, Бонни поменяла свою тарелку на тарелку Констанс.
— Ну и ну! — сказал Билли, опуская свой нож. — Ты не думаешь, что она собирается отравить тебя, чтобы заполучить меня?
Бонни аккуратно выровняла тарелки.
— Я не исключаю такой возможности. Кроме того, происходит нечто странное. Ты что, думаешь, они могут есть яйца в любое время, когда им заблагорассудится?
— Вполне возможно. — Билли ткнул яйцо вилкой. — Ведь у них же есть куры?
Констанс появилась с двумя дымящимися чайниками и тремя фарфоровыми чашечками. Расставив их на столе, она уставилась на Билли:
— Кофе или чай?
— Чай, пожалуйста.
Она повернулась к Бонни:
— А вам?
Бонни перевернула чашку вверх донышком:
— Мне ничего, спасибо.
Констанс искоса посмотрела на нее и налила чай себе и Билли. Присев, она сразу же заговорила, понизив голос:
— Жасмин — проповедница в церкви и мэр Приюта Драконов. Она контролирует духовную жизнь горожан и общественное поведение. Кроме того, надзирает над констеблем и действует как судья в криминальных случаях.
Билли подцепил на вилку кусок яичницы, но помедлил, дожидаясь, будет ли есть Констанс.
— Не слишком ли много власти для одного человека?
— Спросить меня, так я считаю, что слишком много. — Констанс развернула салфетку и положила ее на колени. — Она вещает с высокой трибуны, и так как ее пророчества всегда оказываются истиной, люди верят ей… или боятся ее. — Констанс откусила тост и отпила чаю.
— Насколько я понимаю, вы ей не доверяете. — Он заметил, что Бонни вообще не притрагивается к еде.
— Я ее боюсь… — Констанс подняла палец, — и вам советую. Она говорит людям, что ваши белые кольца — воплощение ее грозных пророчеств. Если бы она могла, то водрузила бы ваши головы на кол. Такое наказание предписывают ее пророчества, но сначала она хотела бы доказать вашу вину, чтобы спасти свое лицо перед людьми.
— Каким образом она может доказать вину? — спросил Билли. — Мы не сделали ничего плохого.
— Она будет наблюдать за вами или пошлет кого-то убедиться — мол, вы делаете то, за что она уже назвала вас… — Она помолчала, явно ожидая неизбежного вопроса.
Что Билли и сделал:
— Так как она нас назвала?
Констанс взялась за основание свечи и медленно перевернула ее:
— Оракулы огня. Сколько я себя помню, она пророчествовала против них. Говорила, что эти оракулы возвестят о разрушении нашего мира и о новой жизни в других мирах. — В ее глазах отражалось пламя, и в воздухе плавал легкий аромат полевых цветов. — Строго говоря, меня это устраивает, — продолжила она. — Когда я иду по городу или что-то покупаю, когда подметаю пол, у меня возникает странное ощущение. Не занималась ли я всем этим раньше? Не происходит ли сегодня то, что было вчера и позавчера? — Глаза ее затуманились, и она вздохнула. — Такое чувство… словно я не отсюда. Даже в жаркие дни я чувствую холод… одиночество, когда окружена людьми. Почти, как если бы я… — Она посмотрела наверх, словно ища слово.
— Далеко от дома? — с сочувствием спросила Бонни. Констанс улыбнулась, продолжая крутить свечу. Глаза ее не отрывались от пламени.
— Да… Да, думаю, что именно так.
Билли был рад убедиться, что Бонни смягчила свое отношение к Констанс. Он знал Бонни достаточно хорошо, чтобы прислушиваться к ее советам, если она в чем-то сомневалась, но ему искренне хотелось доверять Констанс. Учитывая тот жутковатый шепоток, который стараниями Жасмин расходился по улицам, им понадобится любая помощь, которую они только могут получить.
— Вы бывали в театре? — спросила Бонни.
— Как-то зашла. — Констанс снова вздохнула. На этот раз она в упор смотрела на Билли, и ее пальцы подобрались к его руке. — Но надежды годами остаются неисполненными, вянут и умирают, как цветы без воды.
В уши Билли хлынул какой-то странный поток тепла, щеки окатило жаром, от которого заслезились глаза, словно голос Констанс нес с собой не только звуковые волны. Душистый дымок свечи щипал глаза, отчего он лишь сонно моргал. Он откашлялся, надеясь, что не краснеет.
— Я… э-э-э… думаю, я понимаю.
Бонни вцепилась в Билли и оттащила его от Констанс. Тон ее слов был резким и решительным.
— Нам лучше уйти. — Отодвинув стул, она встала, не выпуская руки Билли. — Извините, но у нас масса дел, и мы не имеем представления, сколько времени придется на них потратить.
Констанс вытерла губы салфеткой:
— Но вы почти не притронулись к завтраку. Я думаю, вы голодны.
Билли достаточно хорошо знал Бонни, чтобы не сомневаться в ее интуиции… и ее решимости. Он быстро поднялся и присоединился к ней:
— Мы ценим ваше предложение, но она права. Мы не можем терять времени.
Констанс опустила голову и закрыла глаза.
— Если таково ваше желание. — Она встала и первым делом посмотрела в коридор, ведущий в переднюю комнату, потом снова перевела взгляд на Билли. Ее щеки порозовели. — Я пойду в театр сегодня, но не знаю, долго ли там пробуду. В час на городской площади мы устраиваем пикник в честь Дня Основателя. Предполагается, что в нем все принимают участие, но что бы вы ни делали, держитесь от него подальше. Жасмин конечно же будет искать там возможность осудить вас.
Билли кивнул:
— Понятно. Держаться подальше от пикника.
Направившись к двери, он приостановился, чтобы открыть ее перед Бонни. Констанс застыла у входа в столовую, держа чайную чашку, и печально смотрела, как они переступают порог.
Остановившись на тротуаре, Бонни подождала, пока он закроет дверь.
— Прости, Билли, но я должна была уйти оттуда. — Она обхватила себя руками за плечи и поежилась. — Ее голос был для меня как куски льда по коже.
Билли запахнул на груди куртку:
— Все это очень странно. У меня были совершенно другие ощущения… словно я сижу в сауне. — Обернувшись, он посмотрел в окно. Констанс нигде не было видно. — Мне показалось, что ты стала лучше относиться к ней… может, стала больше доверять ей.
— Ну, в самом деле я испытывала вину перед ней, но..
Мимо проковыляла пожилая женщина, каждый раз опираясь на трость, когда ее правая нога касалась тротуара. Бонни подождала, пока она прошла, и покачала головой:
— Лучше мне больше не говорить.
Готовый увидеть Жасмин и констебля, Билли посмотрел на часы:
— Странно. На них половина одиннадцатого. Я и не думал, что прошло столько времени.
Бонни снова поежилась:
— Сидение напротив мисс Антарктики показалось мне целым часом.
— Может, тут какие-то другие часы и минуты. Или может быть…
Бонни понюхала свое платье:
— Какой-то наркотик? А не была ли свеча ароматизатором?
Билли одернул рукава:
— Может быть. Но прошлой ночью мне приснился сон, что время пошло вспять и что день начинается снова. Так что, может, он имеет какое-то отношение к этому городу, где время откалывает такие странные штуки.
— Не исключено. Но я не была готова верить Констанс, какой бы жалостной ни была ее история.
— Совершенно правильно. — Билли заметил двух женщин и мужчину, которые рассматривали витрину. Констебля нигде не было видно. — Мы никому не можем доверять, пока не убедимся в обратном.
— Смотри! — показала Бонни. — В книжной лавке свет!
— Давай проверим. Отец всегда советовал мне искать ответы в книгах, а мы уже по горло в вопросах.
11
Появление Мерлина
Бонни уткнулась в окно книжной лавки:
— На стойке лампа. Кто-то должен быть внутри.
Билли потянул за ручку:
— Не заперто. Наверное, можно войти.
Бонни отступила:
— Теперь я вспомнила это место. Когда я была здесь с Шайло, одна пожилая леди исчезла, едва попыталась войти в эту дверь. — Бонни всплеснула руками. — Пуф! И ее нету. Перепугалась до полусмерти. Но тогда Шайло рассказала мне, что они все время так поступают.
Билли смерил взглядом дверной косяк:
— Вроде надежен.
Скорчив гримасу, он вошел первым. Поскольку никакого силового поля не обрушилось на него, он облегченно вздохнул, сделал еще один шаг в магазин и махнул Бонни, подзывая ее.
Освинцованные стекла витражей бросали разноцветные отблески на внутренность маленького магазина. Вдоль трех стен тянулись полки с книгами, и переплет каждой из них был другого оттенка. От безукоризненно чистого деревянного пола тянуло ароматом сосны.
Билли на цыпочках подошел к одной из полок. В большинстве своем это были романы — женские, полицейские, приключенческие и немного фантастических. Он нашел книгу об итальянском искусстве и открыл ее. Запись от руки гласила: «От мистера Коллинза».
С нижней полки Бонни вытащила кулинарную книгу и стала листать ее.
— Что мы ищем?
— Я подумал, что, пока мы ждем владельца, можем заняться детективными изысканиями. Я ищу какой-нибудь исторический труд или, может, биографию… которые могут объяснить, что это за город.
Пока Бонни обыскивала одну сторону комнаты, Билли занялся другой, переходя от полки к полке и вытаскивая книгу за книгой. Процесс казался нескончаемым, но поскольку тайна Приюта Драконов становилась все туманнее, он решил найти хоть какие-нибудь намеки, которые могли бы помочь найти жену Мерлина.
На высокой полке у дальней стены он увидел небольшую книжку в кожаном переплете и коснулся выдавленного на ней изображения. Ага! Тут что-то есть. Он протянул ее Бонни:
— Взгляни-ка.
Тень ее головы упала на обложку, когда она шепотом прочитала заглавие: «Пророчества Жасмин, провидицы».
Билли открыл первую страницу, и они молча стали читать ее.
Прошлое — это прошлое, и в тенях его таятся только призраки. Воспоминания — всего лишь сны, которые тают с восходом солнца. Только дураков беспокоят беды прошедшего дня, и ни один умный человек не верит в завтрашние триумфы. Ибо и беды и триумфы — всего лишь увядшие розы, от которых не остается ни шипов, ни запахов.
Так пусть тени прошлого улетают, потому что они бессмысленные и безнадежные мысли, сны больных мозгов, невидимые спутники уличных хулиганов. Мы больше не дети и не так глупы, чтобы преклоняться перед оракулами огня.
Из задней части магазина донесся громкий стук. Билли закрыл книгу и пригнулся, потянув с собой Бонни. За скрипом дверных петель последовал гневный женский голос:
— Если ты знаешь, что тебе на пользу, ты бы делала то, что я тебе говорю. Сообщай о каждом слове, которое они тебе говорят, или я выкину тебя из города вместе с остальной швалью.
— Жасмин, — ответил другой женский голос, — ты должна знать, что твоя крикливая риторика не может оскорбить мои чувства и что здесь, у меня, она нежелательна.
— Запомни мои слова, — фыркнула в ответ Жасмин, — что твой мятежный язык когда-нибудь выкопает тебе могилу.
Ударил колокол на башне, прервав ссору. Билли положил книгу пророчеств на полку и коснулся плеча Бонни:
— Давай выбираться отсюда.
Пригнувшись, они скользнули к выходу. Тихонько приоткрыв дверь, Билли выбрался наружу, проверив, следует ли Бонни за ним. Придерживая одной рукой подол своего длинного платья, она выскочила в дверь и пустилась за ним.
Они побежали по улице, держа направление на магазин Доркас. Замедлив шаги при одиннадцатом, и последнем ударе колокола, они двинулись в сторону театра. Повернув на боковую улицу, Билли и Бонни увидели десяток человек в черном, которые, стоя в очереди, чего-то ждали. Пока Билли мялся на месте, к очереди присоединилась солидная дама в сером капоре и невысокий смуглый мужчина в гамашах и порванной на плече рубашке.
— Думаешь, здесь? — спросил Билли.
— Должно быть.
Они прошли мимо очереди и оказались у окошка администратора. Вывеска на соседней стене гласила: «Зал ожидания. Двери открываются в полдень, закрываются в три часа». Билли вгляделся во внутреннее помещение. В холле театра не было видно ни одной живой души. Несколько пустых кресел стояли у стен с двойными дверями, за которыми, очевидно, открывался проход в зрительный зал. На стене висели выцветшие афиши с вытертыми буквами, сообщавшими о спектаклях «Свидетели» и «О невидимых вещах». Над длинным столом, напоминавшим стойку в закусочной, на стене висели часы с маятником. Они показывали половину двенадцатого.
Отступив от окошка, Билли повернулся к Бонни и пробормотал про себя:
— Тут обязательно должен быть служитель. Кто-то должен подтягивать часы.
Он уставился на растущую очередь, пытаясь понять выражение лиц ее участников. Но на их серьезных физиономиях читалась только мрачная покорность, в которой не было ни печали, ни похоронной обреченности — рассеянные взгляды, плотно сжатые, неподвижные губы, тощие фигуры. Никто не произносил ни слова.
Билли подошел к началу очереди, где, понурив плечи и опираясь на узловатую трость, стояла пожилая дама, которую он видел в гостинице. Морщинистое лицо и редкие пряди седых волос говорили о долгих и трудных годах.
Билли подошел к ней поближе и поклонился:
— Я слышал, вы ждете короля.
Опираясь на трость, она слегка приосанилась, но голос подрагивал и ноги плохо держали ее.
— О нет, молодой человек. Не просто короля… а настоящего короля. Я была здесь, когда пророк объявил о его приходе, и я собираюсь снова быть здесь, когда явится король, чтобы взять нас в новую страну. — Мотнув головой, она показала себе за спину. — Мы все чувствуем то же самое, пусть даже большинство города считает нас сумасшедшими, особенно мэр.