— Уволю твою разведку, если будет много болтать, — рассмеялась Лиля.
— Так ты расскажешь? — еще больше занервничал мужчина.
Рассказывать придется. Иначе Герман понапридумывает себе всяких глупостей, а потом еще и дел наворотит. Говорят, когда просыпается ревность, разум засыпает. Лилия по молодости уже сталкивалась с этим в своей семейной жизни. Одновременно, она подумала, что дела складываются как нельзя лучше: она не проболтается, а расскажет о внуке под давлением обстоятельств. Совесть обрадовано встрепенулась.
— Сначала ты пообещаешь держать себя в руках и ничего не предпринимать, чтобы ты ни услышал, это раз. Потом, ты пообещаешь, нет, поклянешься, никогда и никому не рассказывать о том, что услышишь, — с каждым словом Лилии Гере становилось страшнее и страшнее.
— Ты кого-то убила? — неудачная шутка помогла сохранить мужчине самообладание.
— Старый дурак! — возмутилась женщина, — Жди, — и она вышла из гостиной.
Через несколько минут Лилия вошла обратно с фотоальбомом в руках:
— Я обещала, что об этом, — Лилия потрясла альбомом, — Не узнает никто. Особенно Андрон и Малиновские, но скрыть от тебя выше моих сил. Поэтому обещай, что никому ничего не скажешь, особенно сыну, да и Боре с Риммой тоже.
— Хорошо, — немного сомневаясь, пообещал Герман. В конце концов, супруга его ни разу не обманула и поводов сомневаться в себе не давала.
— Тогда смотри…
Супруги проболтали до позднего вечера. Пиджак валялся на полу рядом с диваном, галстук там же. Ворот рубашки расстегнут, рукава закатаны, ремень ослаблен. Глаза этого громадного мужчины горели, как у ребенка в предвкушении праздника. Ужин был благополучно забыт, на журнальном столике остались нетронутыми вино и сыр. А Гера и Лиля говорили и говорили. Мужа интересовало все о Ванечке: рост, вес, цвет глаз, характер, как принял бабулю, какие слова уже говорит, что любит. Герман был счастлив до бесконечности.
— Лилёчек, ты должна что-нибудь придумать. Как-то убедить Енечку… Ты уже отдыхала с Ванечкой, я тоже хочу познакомиться с наследником.
— Обязательно, родной. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
На следующий день, вдохновленная поддержкой супруга, Лиля приступила к активным действиям.
Сначала она заехал к Паше, передала привет от Евы. Он по-прежнему работал на скорой, заканчивал институт. Эта встреча хоть и была наполнена радостью, но много времени не заняла.
Потом направилась к Малиновским. Лиля понимала, что восстановление мира в семье, а она уже считала вопрос об объединении двух семей решенным, дело весьма сложное, скрупулезное, сродни политической игре на высшем уровне. Действовать, зная характер Бориса, предстояло осторожно, поэтому не мешало заручиться поддержкой Риммы.
Римма Малиновская после исчезновения дочери стала малообщительной, даже замкнутой. Она практически перестала посещать официальные и публичные мероприятия, да и приятельниц старалась игнорировать. Даже в салоны красоты записывалась на время, когда шансы встретить знакомых были равны нулю.
Сначала все мысли женщины бала заняты тем, что семья попала на острый язычок сплетникам. Даже в какой-то местной желтой газетенке проскочила статейка, полная вульгарных намеков. Но дальше этого не пошло. Потом несколько, теперь уже бывших подруг, посвятили женщину в свои бредовые фантазии. Римме было стыдно. Она боялась, что эта история может сильно навредить супругу. Римма накрутила себя так, что после общения с одной из самых рьяных сплетниц, даже слегла с инсультом. Она просто мечтала, что когда найдется дочь, она ее собственноручно выпорет. Но время шло, а дочь не находилась. И, вот тогда-то до нее стало доходить, что вполне возможно, что она потеряла дочь, как уже теряла сына. Ей стало страшно. Страшно по-настоящему. Она еще больше замкнулась и перестала с кем-либо обсуждать эту тему. Но уже не из-за осуждения со стороны сплетников. Она боялась накликать беду. Да и просто не желала пустой болтовни и лживого сочувствия.
Лилю она встретила не особо приветливо. Уже много месяцев подряд, ей хотелось уединения, а эта женщина была непосредственной участницей трагических для Малиновских событий. И теперь снова бесцеремонно вторглась в его личное пространство.
— Здравствуй, здравствуй, несостоявшаяся родственница, — сарказма было больше, чем положено.
— Перестань, Римма! Не надо со мной разговаривать, как с циничной дурой. Эта история касается и моей семьи.
— Тебя-то каким боком?
— Если помнишь, с моего сына все и началось.
— Брось, Лиль. Он уже и не помнит ничего. Наверное, уже подыскал себе достойную партию взамен.
— Ошибаешься…
— Вот как? И что мешает? — почти равнодушно спросила Римма. Привычка не оставлять без ответа нападки осталась еще со старых времен.
— Не важно. Главное, что Андрон не собирается отказываться от Енечки. А мы с Герой его полностью поддерживаем, — немного пафосно выдала Лиля.
— Как дети, честное слово… Мы уже попробовали её заставить, ты знаешь, что получилось. Попробуете еще раз надавить, снова сбежит. Не надо из моего ребенка добычу делать. Она и так уже всех нас ненавидит, — боль матери звучала в каждом слове.
— Ты не так все поняла. Заставлять никто не собирается. Да и Енечка не способна ненавидеть. Поверь, у неё слишком доброе сердце. Я хочу все сделать для того, чтобы она смогла простить нас. Чтобы, наконец, изменилось её отношение к нам, к Андрону, к браку с ним.
— Да она разговаривать ни с кем не станет. Я звонила ей. А она только молча слушала… А может только делал вид, что слушала… А потом трубку положила. Даже «До свидания» не сказала, — с какой-то неподдельной тоской рассказывала Римма, — Я хотела съездить к ней, поговорить лично, с глазу на глаз. Но Боря не пускает — боится, что мне снова плохо станет… Я соскучилась, веришь? — в уголках глаз у женщины заблестели слезы.
Лиля накапала успокоительное, дала его Малиновской.
— Римма, тебе действительно надо заняться здоровьем. Нельзя же так реагировать.
— Я уже теряла ребенка…
— Не складывай все яйца в одно лукошко! — рыкнула подруга, — Тогда ты не могла ничего изменить, а сейчас все в наших руках!
— Боря от меня всю информацию скрывает, думаешь, я не знаю? А я потом сижу и догадываюсь по обрывкам фраз… Что в таких условиях я сделать могу? Еще дров наломать?
— Придумываешь, а не догадываешься. Ты действительно не все подробности знаешь, только основное. Енечка жива, здорова, закончила университет.
— Правда, что она имя поменяла?
— Да, — Римма всхлипнула, Лиля напряглась. Пауза затягивалась.
— Её теперь Евой зовут, — Римма молчала, сказать было нечего, Лиля продолжила, — Я виделась с ней на прошлой неделе, мы случайно встретились…
Лилия рассказывала долго, тщательно подбирая слова. Она боялась за здоровье подруги и опасалась нарушить данное Еве обещание. Римма молчала. Временами казалось, что она внимательно слушает, временами она уходила в себя. Взгляд становился мутноватым и расфокусированным. Но, вроде, все получилось. К концу монолога у Риммы лицо стало светлее, в глазах появилась надежда.
— Думаешь, она сможет простить?
— Угу, просто сейчас она еще обижена и напугана. Все еще боится давления. Ей надо дать время. Нам это время тоже нужно, чтобы Бориса успокоить, самим подумать, что делать, чтобы дров не наломать. И займись, в конце концов, всерьез своими нервами. Ведь если очередная новость о дочери тебя уложит в больницу, Борис не позволит даже имя девочки упоминать в твоем присутствии.
— Да-да, — закивала, как китайский болванчик, Римма, а потом почти шепотом добавила, — Если ты сможешь вернуть мне дочь…
— Не болтай ерунды, мы вместе её вернем. Вместе напортачили, вместе и разгребать придется, — перебила он подругу, а сама подумала, что довольно быстро обрастает союзниками.
Через несколько дней Римма Малиновская набралась храбрости и позвонила дочери. Текст она составляла целый день. Перечитывала, вычеркивала, дописывала, в общем — переживала. Теперь это был не монолог. В её спич прокрались несколько вопросов. Когда в конце разговора Римма положила трубку, она была счастлива — дочь с ней общалась целых десять минут.
Глава 15
Андрон возвращался домой с деловых переговоров из одной из восточных стран. Поездка оказалась тяжелой. Концерн Андрона был ориентирован на западные традиции, теперь же приходилось полностью подстраиваться под чужой менталитет. Его потенциальные партнеры тоже никогда не сотрудничали с западом, даже косвенно. Временами казалось, что они впустую тратят время, и договориться не получится. Но желание обеих сторон добиться цели принесло свои плоды. Правда, ради этого Лутаку пришлось провести за границей больше месяца. А уже через пару недель после возвращения, он должен будет встретить в родном городе партнеров, прилетающих с ответным визитом.
Прямых рейсов в родной город Лутака не было. Зато было несколько с пересадками в более крупных. Одним из них оказался город, в котором сейчас жила его Енька. Мужчина решил, что самое время заехать к ней в гости и, наконец-то, попытаться нормально поговорить. Андрон уже давно собирался встретиться с девушкой, но, то не было времени, то духу не хватало. Все-таки накосячил он будь здоров.
Лутак зашел в магазин, купил бутылку легкого вина, фруктов, и еще кое-чего, больше похожего на закуску, чем на еду. Он тщательно выбирал продукты, вычитывая на упаковках даже самую незначительную информацию. При этом если б его спросили, что лежит в тележке, вряд ли он назвал бы больше одной покупки. Он не оттягивал встречу, скорее собирался с духом.
Андрон был буквально в ста метрах от общежития, когда увидел Еву. Молодая женщина шла в сопровождении высокого стройного парня. Она увлеченно болтала, улыбалась и, временами, когда попадался особенно скользкий участок тротуара, цеплялась за руку спутника. Тот старался вести себя нейтрально, по-дружески, но взгляды, бросаемые украдкой, были весьма красноречивы. Енька ему нравилась. Он ее хотел.
Ревность ножом полоснула по сердцу Лутака. И он с трудом давил желание врезать по этой счастливой белобрысой роже, которая любезничала с его Енькой. Андрон остановился около киоска с прессой и уставился невидящим взглядом на прилавок. Счет от одного до сотни и обратно, которым Дрон пользовался, чтобы успокоиться, постоянно прерывали непрошеные мысли. Они больно ранили душу и уродовали лицо: лоб нахмурен, ноздри раздуты, губы нервно закушены. Действовать наскоком было нельзя. Уже доскакался. А по-другому он в личной жизни не умел. На работе, с чужими людьми, пожалуйста, а с близкими не получалось. Андрону казалось, что дипломатия в семье сродни обману. Близкие люди должны знать все, без прикрас и лишней, отвлекающей мишуры. Именно сейчас он почувствовал, что где-то в его убеждения закралась ошибка.
Постояв еще какое-то время у киоска и, дав себе успокоиться, мужчина решил, что принимать поспешных решений не будет, но белобрысого обломает.
Больше книг на сайте - Knigolub.net
Андрон постучал, звук показался оглушающим и резким. Дверь открылась почти сразу.
— Здравствуй, Ева, — Лутак выдал в одной улыбке все обаяние, на какое только был способен в этот момент.
— Здравствуй, чем обязана? Надеюсь, ты не мириться? — ухмыльнулась девушка
— Я с миром, а там как ты решишь… Пустишь?
— Проходи в комнату, помнишь куда? Я сейчас… — Ева посторонилась и указала рукой на дверь гостиной. Устраивать сцены в коридоре на потеху публике не хотелось. Потом закрыла дверь в блок и побежала наверх.
Андрон вошел в комнату. На диване в расслабленной позе, как у себя дома, сидел белобрысый и смотрел новости. Он повернул голову, приветливо улыбнулся:
— Здравствуйте, вы в гости? Я Максим. Располагайтесь — протянул правую руку для пожатия парень, а левой сделал хозяйский жест в сторону кресла.
Андрон руки не подал и не дал продолжить:
— Ты кто? И что здесь делаешь?
— Савушкин Максим Андреевич, друг Евы, — принял вызов белобрысый и нахально усмехнулся. Он был уверен, что у него больше прав находиться здесь, чем у Андрона, — А ты кто?
— Так вот, Максим Андреевич, Ева моя невеста. Поэтому собирай в кулак все свои фантазии и чеши отсюда. Два раза я предупреждать не привык, — жестко заявил Лутак. Вид у него был решительный, не поверить такому было сложно. Времени, разводить политесы не было, в любую минуту могла вернуться Ева.
— Жених, ты хоть в курсе, что у неё есть ребенок? — попытался осадить конкурента Савушкин.
— Это мой сын. Вопросы? — Андрон буравил соперника взглядом. Слова Савушкина о сыне он всерьез не воспринял. Сам на переговорах использовал этот прием — оглушить шокирующей информацией, а потом, пока оппонент приходит в себя, повернуть ситуацию в нужное русло. Но выводы о характере парня сделал, — Тебе лучше уйти, — повторил Лутак.
Блондин, нехотя поднялся с дивана, посмотрел в глаза, хмыкнул и вышел даже не хлопнув дверью. Через пару минут в гостиную вошла переодетая девушка. В руках у неё был поднос с чайником и чашки:
— А где Максим?
— Ушел. Давай поднос, — кинулся с помощью Андрон.
— Что ты ему сказал? Опять гадостей наговорил? — начала заводиться Шанина.
— Клянусь, ни одного грубого слова! Только правду! — в голосе ни сожаления, ни извинений.
— И он ушёл, — со скепсисом в голосе проговорила Ева, — Представляю, какую правду ты ему сказал.
— Я только ответил на его вопросы. Енька, я обещаю тебе, что больше не причиню тебе боли. Я готов все что угодно сделать, лишь бы тебе во благо, — а вот эти странные, просящие интонации Ева слышала впервые.
— А ты уверен, что у нас одно и тоже представление о моем благе?
— Я на это надеюсь…
— Тогда ты не хуже меня должен понимать, что мое благо заключается исключительно в твоем отсутствии.
— Как раз этого обещать не могу. Я не могу оставить тебя. Это выше моих сил… — в голосе Андрона слышался какой-то надрыв, — Когда ты рядом меня окутывает умиротворение и спокойствие. Неужели ты думаешь, что я смогу отказаться от этого? — он взял девушку за руку, немного притянул к себе и пристально посмотрел в глаза, — Енечка, милая, я ни с кем, кроме тебя, не испытывал таких эмоций…
— А я такой боли… — Ева даже не пыталась отстраниться. Мужчина больше не вызывал в ней страха и других неприятных чувств, — Андрон, я не смогу быть рядом с тобой. То, что произошло в доме родителей, никуда не исчезнет, и всегда будет стоять между нами.
— Евушка, ты только прости, я смогу сделать тебя счастливой, — в словах Андрона было столько мольбы, что сомневаться в его искренности не приходилось. Это повергло Еву в шок. Она все-таки отстранилась, подошла к столу, налила себе чая.
— Давно простила. Только ни поверить, ни довериться не смогу. Ты просишь слишком много.
Разговор не клеился. Андрон пытался извиниться, что-то объяснить. Девушка прерывала его, не хотела слушать. На вопросы Ева отвечала односложно, сама ни чем не интересовалась. Примерно через час, когда должны были вернуться с прогулки Юлия с Ванечкой, девушка занервничала и стала намекать, что Дрону пора восвояси.
***
Дрон шел в сторону стойки регистрации и пытался оценить ситуацию. О каком ребенке говорил этот белобрысый? Хотел напугать? «Смешно же я выглядел, когда признавался в отцовстве, если ребенка на самом деле нет. Хотя, был же какой-то ребенок, когда я первый раз пришел к ней в общежитие. Разве это не ребенок ее подруги, Лики, кажется. Надо будет озадачить своего сыскаря. В любом случае, у меня появился шанс. Даже если Ева это отрицает, или не понимает. Она не выгнала меня и даже вытерпела мое почти часовое присутствие. Она не боялась, не шарахалась от прикосновений. Успех надо будет закрепить», — размышлял Андрон.
Через две-три недели, после завершения сделки с восточными друзьями, Андрон снова планировал приехать в гости и познакомиться с ребенком, если тот все-таки существует. Вопрос о том, кто может быть отцом ребенка, так и не посетил светлую голову одного из успешнейших предпринимателей. Его это, почему-то, совсем не волновало. Гораздо важнее было получить прощение и сделать Еньку своей. Последнее было сродни навязчивой идее, Дрон чувствовал на каком-то мистическом уровне, что Евгения-Ева создана высшими силами для него.