Опять наступило молчание.
— Нет, ну как же получается?! — воскликнула Элисон. — Как это может быть? Неужели из-за того, что я срисовываю? Чушь какая-то!
— Может, ты пользовалась пемзой? — предположил Роджер.
— Зачем она мне нужна?
— Покажи еще раз твои рисунки, — сказал Гвин.
— Их больше нет!
— Как нет? — спросил Роджер. — Вчера столько их наготовила!
— Они опять исчезли!
— Ну и дела! — повторил Гвин.
— Твоя мать так ничего и не рассказала? — спросила у него Эли сон.
— Нет, я уже говорил Роджеру. Зато поставила одно условие: чтобы сегодня же вход на чердак был как следует забит. Навсегда.
— Прямо сегодня? Почему она так? — спросил Роджер.
— …и нипочем не хочет пускать туда Гува. А кто, кроме него, сделает?
— Да что она против него имеет? — удивилась Элисон.
— Спроси у нее сама! Я сказал, что могу снять размеры люка, потом Гув сделает крышку, а я приколочу. Но можно потянуть с этим делом, а пока заберем оттуда остальные тарелки и еще раз поглядим на чердаке, что к чему.
— Может, оставим их там? — сказал Роджер.
— Нет, — возразила Элисон. — Мне нужно срисовать других сов!
Роджер пожал плечами.
— Если брать, то осторожней, — сказал Гвин. — Мать держит дверь на кухню открытой и может услышать.
— Господи, какая же она! — воскликнула Элисон.
— И все-таки она моя мать, мисс Элисон, — сказал Гвин.
И в это время из кухни раздался громкий крик.
— Это она кричит, — сказал Гвин,
Они открыли дверь, выглянули из бильярдной. Нэнси появилась из кладовки с разбитой тарелкой в руке.
— Ох! — кричала она. — Ох, горе мое! Теперь вы бросаетесь тарелками! Так вы поступаете, мисс? Так поступаете? Строите из себя хорошую и ни в чем не повинную! А на самом деле…
— Что случилось? — спросила Элисон.
— Она еще спрашивает! Не говорите со мною, мисс! Я не хочу ничего слышать! Я все поняла! Вы злая… злая!
— Да в чем дело? — закричал Роджер. — Что с вами?
— Я свое место знаю, — говорила Нэнси. — Но пусть и она знает свое… Я нанималась не для этого! Чтоб в меня кидали посуду! Делали посмешищем! Нет, мисс Элисон, я ни минуты здесь не останусь.
— Ну и не надо!
— Мама, — сказал Гвин, — перестань. Элисон ничего не сделала. Это я играл с тарелкой и не знал, что ты там. Тарелка просто выскользнула у меня из рук. Извини, пожалуйста.
Нэнси ничего не ответила, вошла в кухню, с силой захлопнула за собой дверь. Гвин кивком предложил Роджеру и Элисон пройти дальше в бильярдную.
— Ух ты, — сказал Роджер. — Прямо землетрясение!
— Спасибо, Гвин, — сказала Элисон. (Он внимательно посмотрел на нее.) — Извини, что я так с твоей матерью. Но я просто не могу… Ведь я…
— Не можешь? — Гвин продолжал смотреть на нее. — Тебя не учили этому?
— Кто-нибудь объяснит мне, что вообще происходит, будь я неладен?! — спросил Роджер.
— Ну хорошо, забудем, — сказал Гвин, обращаясь к одной Элисон. — Пойду умасливать мою старуху. Это я умею. А потом схожу в магазин и принесу ей пачку сигарет для полного успокоения.
— Она была очень злая, — проговорила Элисон. — Очень.
— Не будем на нее обижаться, — сказал Гвин. — Какие могут быть ссоры между друзьями, верно? Вы тоже идите и успокойте своих предков — они наверняка слышали весь этот крик. Пускай не волнуются и ведут себя хорошо… Потом встретимся и займемся чердаком. И разгадаем все загадки, какие есть…
— Хорошо бы, — сказал Роджер. — А тарелка, которая разбилась… Ведь вчера сама Нэнси унесла ее из комнаты Элисон? Верно?
— Вроде бы. А где остальные?
— Вон они, — показала Элисон. — Я положила на бильярд. Видите?
— Заберу потом, — сказал Гвин. — И рассмотрим их как следует: почему такая слабая краска на рисунках?..
Они разошлись в разные стороны.
— …Знаешь, — говорил Роджер, когда они с Элисон шли по дорожке сада. — Забыл тебе сказать: в то время как Нэнси кричала на тебя, а ты вся кипела, словно чайник, я увидел новую трещину — там, где это пятно, над дверью. Заметила ее? Нет? Потому что стояла спиною. Странно, правда? Уже вторая со вчерашнего дня. Первую засек отец…
Гвин в это время медленно и задумчиво шагал в сторону кухни. Он размышлял.
«Тарелка, та, что разбилась, стояла среди других на кухонной полке. Мать была в кладовке… Что же произошло? Что могло произойти? Кто это сделал?.. Гув возился с углем во дворе — накладывал в тачку… Кто же тогда? Кто?!. И зачем?»
Что-то похожее на взрыв раздалось из бильярдной! Гвин бросился туда. На полу валялись осколки тарелок. Несколько осколков попали в стену, туда, где она была замазана известкой; в этом месте все было испещрено царапинами.
Первым делом Гвин заглянул под бильярдный стол, потом в шкафы — никто там не прятался; чучела животных в своих стеклянных ящиках оставались неподвижными.
Аккуратно, стараясь не шуметь, он начал собирать осколки.
Утреннее солнце уже светило вовсю, нагревало дубовые балки крыши. От них шел приятный запах: вековой старины, дерева и зерна, молока и сыра — всего того, что когда-то заполняло это помещение. Со стороны дороги, проходящей за домом, донесся треск мотоцикла — будто кто-то непрерывно бил стекла.
Гвин услышал, как что-то упало рядом с ним, в комнате. Он обернулся. Большой кусок известки отвалился от стены… Еще один… И оттуда, из отверстия в стене, на него смотрели два глаза.
5
— …Гвин сказал, это он сделал. Не думаю, что она поверила, но хотя бы заткнулась.
— Не надо так грубо, — сказал Клайв. — Значит, благородный Гвин взял на себя это страшное преступление?
— Да, он молодчага, — согласился Роджер. — Я говорю тебе об этом на случай, если она опять поднимет хай.
— Спасибо за информацию.
— На самом деле, — продолжал Роджер, — никто из нас даже не прикасался к этой дурацкой тарелке.
— Возможно, просто свалилась, — предположил Клайв, — а наша ворчунья решила, что кто-то захотел позлить ее.
Клайв занимался в это время весьма серьезным делом: подшивал подметку своего болотного сапога, который начал пропускать воду.
— Кажется, в порядке, — сказал он после того, как опустил сапог в речку, поболтал его там и затем сунул в него руку. — Сухо, как в печи.
— Ты видел это, пап? — спросил Роджер. Он сидел на плоской поверхности большого камня. — Эту дыру? Она насквозь.
— Неужели? Нет…
— Как думаешь, кто мог ее сделать?
— Понятия не имею… Но очень интересно. И сразу видно, что не руками, а каким-то машинным способом. Странная штука для этих заброшенных мест.
— Погляди, пап, — сказал Роджер. — Через нее виден весь наш дом. Как будто кто-то специально нацелился на него.
Отец присел на корточки, заглянул в отверстие.
— Шикарно! — сказал он. — И довольно странное впечатление. Как на моментальной фотографии. Фасад дома, вершина холма, деревья.
— Не понимаю, — сказал Роджер. — Как можно так нее рассчитать, когда сверлишь камень? Я и фотокамерой не возьму с такой точностью, потому что расстояние большое… Жутко интересно, верно?.. Ты собираешься сегодня за покупками?
— Думаю, после чая. Что неприятно в этих местах — каждую неделю таскаться в магазин, как на работу.
— Купишь мне фотопленку и бумагу? Я скажу какую.
— Конечно, старичок. Только запиши, а то забуду.
Гвин запер бильярдную, но ключ не повесил на гвоздь и кухне, а сунул в карман. Затем вышел из дверей и зашагал по узкой тропинке между задней стеной дома и тем, что осталось от прежней ограды сада, расположенного по крутому склону холма. Он шел, утопая в зелени папоротников, по ковру влажного мха. Воздух здесь был насыщен прохладой, хотя день обещал быть жарким.
Дойдя до открытой площадки, он уселся на край стоящего там бака с водой, куда иногда пускали рыбу, и ополоснул руки. Он смотрел, как с них сходила серая известковая пыль, покрывая воду, словно паутина. Потом откусил кусок сломанного ногтя, почистил все ногти прутиком. После чего отправился к конюшне.
Он был уверен, что Гув закончил возню с навозом, но, когда вошел во двор, увидел, что тот стоит неподалеку от кучи, опираясь на лопату. Что-то в его облике заставило Гвина замереть на месте.
Голова Гува была наклонена набок, два пальца рук засунуты в жилетные карманы, в неподвижной фигуре чувствовалось напряжение. Он бормотал что-то себе под нос — что именно, Гвин не мог расслышать. В то же время Гув куда-то неотрывно глядел. Гвин попробовал взглянуть туда же и был ослеплен невыносимым блеском. Но все же понял, куда смотрел Гув, — просто на небо вокруг.
Оно было безоблачным, почти белесым. Воздух дрожал, в нем будто все время вспыхивали голубоватые молнии, то темнее, то бледнее, и какие-то тени пробегали одна за другой — так быстро, что Гвину виделось только дрожание, только странная игра света на всем вокруг, и когда он огляделся, то почувствовал, что никогда раньше вид деревьев и скал не проникал до такой глубины в его сознание; никогда раньше линия гор не заставляла его сердце так сильно биться.
— В чем дело? — пробормотал он. — Как все странно…
Он приблизился к Гуву. Тот по-прежнему не двигался, но теп ерь Гвин мог разобрать слова, которые тот шептал. Это была почти песня, почти молитва.
— Приходи, сладкая, как яблоко… Приходи, арфа моей радости… Приходи, лето, приходи!
— Гув!
— Приходи, сладкая, как яблоко… Приходи, арфа моей радости… Приходи, лето, приходи!
— Гув!
И опять:
— Приходи, сладкая, как яблоко… Приходи, арфа моей радости… Приходи, лето, приходи!
Гув смотрел на Гвина — нет, он смотрел сквозь него.
— Она уже идет… — слышалось бормотание. — Она не заставит себя долго ждать…
— Гув! Мать говорит, ты собирался сделать крышку для люка на чердаке. Я дам тебе размеры, но ты не очень торопись, ладно?
Гув вздохнул и снова взялся за лопату.
— Говоришь о крышке, чтобы забить вход на чердак? — сказал он.
— Да, только мы хотим сперва забрать оттуда все-таки — так, чтобы мать не знала.
— Будьте осторожны.
— Не беспокойся.
— Я не буду спешить с крышкой, — сказал Гув.
— Почему мать так настроена против тебя? — спросил Гвин.
— Узнай у нее. Я с ней не ссорился.
— Ее ведь не было здесь в долине много лет. За такое время можно забыть все раздоры, верно? Если они были. А она не хочет с тобой разговаривать. Почему?
— Может, она сделалась почти англичанкой, — сказал Гув, — и у нее теперь их страхи. Они вообразили, что я слаб на голову. Видели бы они моего дядю! А деда, наверно, вообще бы заперли за своими стенами из кирпича!
— За что?
— Мой дед, — сказал Гув, — он спятил. По вине того дерева, возле реки.
— Какого? — спросил Гвин. — Которое в конце сада? Там, где под ногами хлюпает, как в болоте?
— Да. Мы туда не ходим.
— По-настоящему спятил? — спросил Гвин.
— Так считали англичане. Не разрешили ему тут оставаться. Он потерял работу.
— Англичане? Разве они жили в этом доме? Постоим но?
— Тут никто не жил постоянно. Приезжали и уезжали. И мой дед уехал. Они не позволили ему жить в долине.
— А что с ним было потом?
— Он ушел… Иногда давал о себе знать. Прислал как-то обеденные тарелки… Стал работать на большой фабрике, где делали посуду… Рисовал на тарелках и присыпал сюда… Написал однажды письмо, что у него все в порядке. Но вскоре до нас дошла весть, что он умер.
— А зачем тарелки забросили на чердак? И почему мать так бесится из-за них?
— Спроси у нее, — сказал Гув. — Она ведь твоя мать… Может, из-за того, что у нас в долине всегда ходят слухи…
— Какие?..
— Ничего не требуется купить для дома? Что скажете, Полубекон?
Во дворе конюшни появились Роджер и его отец.
— Нет, сэр, — ответил Гув. — Ничего не надо.
— Ладно. Тогда я отправляюсь, — сказал Клайв. — Ты написал, Роджер, что тебе нужно для фотографирования?.. Интересный камень у вас там на реке. Кто просверлил в нем такую дыру?
— Это Камень Гронва, — сказал Гув.
— Да? А что это значит?
— В этом месте был убит один человек. Давно. В старинные времена.
— За что же его шпокнули, беднягу?
— Он отнял жену у другого человека.
— Ну, уж слишком строго с ним! А камень, значит, вроде памятника? Кто же все-таки сделал такую дырку? Через нее видны вон те деревья на вершине холма.
— Верно, сэр, — сказал Гув. — Он стоял как раз на берегу реки, понимаете? Тот человек. А муж той женщины выше. На склоне. С копьем в руках. И тот человек заслонился камнем, а другой бросил копье. Оно прошло через камень и убило его.
— Ишь ты! — воскликнул Клайв.
— А чего же он стоял и ждал, пока убьют? — спросил Роджер.
— Потому что до этого сам так же убил того, у кого отобрал жену.
— Око за око, зуб за зуб, — сказал Клайв. — Старая как мир история, верно?.. Ну, мне пора.
— Да, сэр, — ответил Гув. — Вот так оно и получалось. В прежние времена.
Гвин пошел к дому с Роджером и его отцом.
— Вам не нужна сегодня бильярдная, мистер Брэдли? — спросил он по дороге у Клайва.
— Нет, старина, — ответил тот. — Я отправлюсь на рыбалку, когда вернусь. Погода такая, не хочу пропускать время. Играйте там в свое удовольствие.
— Хочу пофотографировать там кое-что, — сказал Роджер.
— Вот и прекрасно. Привет, мальчики!..
— Знаешь, начинаю верить этому старому болтуну Гуву, — заметил Роджер, когда отец удалился.
— Он не болтун, — сказал Гвин. — И никогда не врет. Ну всяком случае, нарочно.
— А копье, которое пронзает камень? И которое кинули вон оттуда, со склона?
— Гув верит в это. Что тут такого?
— Все вы одинаковые, валлийцы! Признайся, ты тоже веришь этим сказкам?..
Но Гвин заговорил о другом.
— Что с тобой было вчера около Камня Гронва? — спросил он. — Помнишь, я рассказывал тебе, что как-то странно себя почувствовал, когда взял тарелку на чердаке? Ты начал говорить, что у тебя тоже вроде было такое…
— Да, очень странное, — сказал Роджер. — Даже не объяснишь. Сначала будто все в порядке, понимаешь, а и следующий момент — наоборот. Не поймешь что… Может, от чистого воздуха, который здесь? И от хорошего молока?..
Гвин не оставлял этого разговора.
— Ты вернулся с берега реки, — продолжал он, — так? Ну, говори, старик! Мы оба почувствовали себя не в своей тарелке примерно в одно время, да? Что это могло быть?
— Я услышал какой-то удар… Гром… — сказал Роджер. — Потом крик… что-то в этом роде. Но очень быстро все прекратилось… Может, на дороге? Авария?
— Здесь все известия распространяются со страшной силой, — сказал Гвин. — А мы ничего не слышали про это. И потом… дорога далеко отсюда.
— Еще был как будто свист, — прибавил Роджер задумчиво. — Вот, пожалуй, и все.
— Со мной тоже произошло что-то непонятное, — сказал Гвин. — Из-за тарелок. Но с тех пор ничего… Не заметил, какое было небо только что, когда ты с отцом вошел во двор?
— Нет, какое?
— Блестящее. Будто все в молниях… В голубых молниях.
— Я ничего не видел.
— Зато Гув видел… Где Элисон?
— Пошла к своей матери жаловаться на твою.
— Хочу тебе что-то показать, — сказал Гвин. — В бильярдной. Пойдем?
Возле двери в бильярдную они увидели Элисон. Она трясла ручку, безуспешно пытаясь войти.
— Вы заперли? — спросила она. — Зачем? Я хочу взять тарелки.
— Они там, — сказал Гвин. — Сейчас увидишь. — Он отпер дверь, все вошли.
— Гвин! Зачем ты разбил их?
— Только не я, миледи… Сейчас вы кое-что увидите.