— Ну, допустим, отречение, душа и прочее здесь не при чем, но ты прав. Я была человеком. Только давно.
— Давно?
— Очень давно. Около пятисот лет назад.
От неожиданности Фома в очередной раз споткнулся, но вампирша не позволила упасть, и даже упрекать в неуклюжести не стала. Фома же пытался осознать услышанное. Пятьсот лет! Подумать только! Это же… Это…Она старше их всех, вместе взятых! Да она, наверное, видела, как строились эти подземелья. Нет, конечно, многие источники упоминали, что нежить живет дольше людей, но не настолько же! И ко всему вампирша не выглядела старой!
— По сравнению со многими своими сородичами, она еще ребенок, — пояснил Рубеус. Видимо, они разговаривали так громко, что он услышал.
— Это правда?
— Правда. — Тварь, похоже, ее возраст совершенно не смущал. — Моему наставнику около двух тысяч лет, а есть еще старше, но их мало.
— Не так мало, как хотелось бы.
— А вас гораздо больше, чем хотелось бы, — не осталась в долгу вампирша. А в следующую секунду земля вздрогнула. Раз, и еще раз. Фома упал бы, если бы не тварь, которая крепко держала его за рукав. Даже когда непонятная дрожь прекратилась, она не разжала лапу.
— Что это?
— Замок. Замок рухнул. — Вампирша сделала знак замолчать. Несколько секунд стояла, вслушиваясь в тишину, а потом вдруг заорала: — Весь груз на землю!
— Что? — Фома не понял, какой груз, зачем на землю, и вообще, она ошибается, такой замок не мог просто так взять и рухнуть!
— Река!
Вампирша быстро стягивала сапоги, самое странное брат Рубеус последовал ее примеру. И брат Морли тоже. Про людей, которыми командовала нежить, и говорить нечего. Фома тоже наклонился, чтобы расшнуровать ботинки, но получил тычок в спину.
— Раздевайся, а то утонешь.
Брат Морли повторять не стал и попросту содрал сутану, едва руку не вывихнув. Да что происходит-то? В следующую минуту Фому оглушил рев.
— Господи, спаси и помилуй, — пробормотал Морли. Фома хотел перекреститься, но руки сковало страхом.
Вода налетела черным валом и страх моментально исчез, уступая место одному-единственному чувству: желанию жить. Жить и выжить во что бы то ни стало. Река кружила, бурлила, рвала на части. Фома больше не понимал, где он находится, он барахтался из последних сил и молился. Господу, Пречистой деве, Пророку-Спасителю и всем Святым сразу.
Когда воздуха в легких почти не осталось, бурлящий поток вдруг вырвался на свободу и…
Первое, что увидел Фома — звезды, неправдоподобно крупные звезды на черном-черном небе, а еще слабые огоньки далеко впереди. Течение тянуло прочь от этих огоньков, но уже без былой ярости, как-то лениво, словно через силу. Водяной вал без остатка растворился в утробе реки.
— Эй… — Собственный голос в окружающей тишине показался очень-очень громким, но никто не откликнулся.
— Морли… Морли! Брат Рубеус! Вальрик! Кто-нибудь! — С каждым именем возвращался былой страх. Даже ужас: все утонули, все-все, и княжич, и толстяк-Морли, и суровый Рубеус и даже вампирша.
Святой Доминик утверждал, что для нежити вода — яд и предлагал окружать города каналами. Неужто был прав?
Ноги коснулось что-то холодное и большое.
— Морли!! — Завопил Фома что было мочи. — Кто-нибудь!!!
— Заткнись, — прошептал в ухо знакомый голос. Вампирша? Она жива? Жива и свободна, значит… От ужаса ноги свело судорогой и Фома пошел бы ко дну, если бы не холодная — да что там, ледяная — рука, ухватившая его за шиворот.
— До берега доплывешь? — поинтересовалась нежить.
— По-постараюсь.
— Постарайся.
Она плыла рядом, и странным образом присутствие дьявольской твари успокаивало: если уж вампирша не убила его сразу, то, значит, и на берегу не убьет.
ВальрикВальрик очнулся от холода. Вокруг было мокро. Вокруг была вода. Вода вместо земли, вода вместо воздуха, вода… одна вода… Вальрик хотел вдохнуть, но закашлялся, а в следующую минуту его подбросило вверх. Секундная передышка на воздухе — господи, как же его мало, не надышаться — и снова вниз, в дьявольский водоворот. Руки не слушались, сапоги мертвым грузом тянули на дно — если здесь было дно, в чем Вальрик сомневался — а мышцы сводило судорогой.
Наверное, пришло время умереть.
Вальрик не сопротивлялся, почему-то ему совершенно не хотелось сопротивляться. Смерть — это не так плохо…
Смерть… нет, не о такой смерти он мечтал. Утонуть, как беспомощный щенок в сточной канаве. Разве это достойная смерть для сына князя? И Вальрик из последних сил — мало, слишком мало, чтобы выжить — стал пробиваться туда, где, по его мнению, был воздух.
Воздух — это жизнь.
Но до него еще нужно добраться… холодно… тяжело… больно… сдаться и позволить воде забрать душу… это легко…
Вальрика потянуло вверх с неудержимой силой, будто сама река отказалась от жертвы и желала теперь избавиться ото всякого напоминания о людях. Воздух горьким лекарством врывался в легкие, и от избытка его голова шла кругом.
— Держись… — слова тонули в бурлящей воде.
— Что? — Вальрик попытался обернуться, чтобы увидеть говорящего, но вместо этого едва не ушел под воду.
— Держ…сь. Уж… немн… ост…
Немного? Немного — это все равно больше, чем он может себе позволить. Но Вальрик держался и чувствовал, что его держат. Держат и тянут вперед, точно рыбу на крючке. Плевать, слишком много боли, чтобы сопротивляться.
Он пропустил тот момент, когда под ногами появилась твердая поверхность.
— Давай, давай, вперед. — Его толкали, заставляя двигаться. Ноги подкашивались от усталости, грязь липла к сапогам, а высокий лес из камыша казался бесконечным…
— Кто здесь? — Из темноты выступила фигура, огромная и неуклюжая. Фигура говорила голосом одного из монахов. Да, точно, в отряде был один здоровяк. Морли. Его звали брат Морли.
— Кто, спрашиваю, идет?
— Свои.
Вальрик обернулся, чтобы поблагодарить за помощь, но сзади никого не было. Пустота. Камыши, небо, слабый отблеск реки и пустота. Черт побери, неужто показалось?
Лагерь устроили на берегу, впрочем, назвать это лагерем язык не поворачивался. Вокруг камыши, под ногами вода с грязью или грязь с водой — в темноте затруднительно определить, чего больше — над головой звезды и луна. Разводить огонь запретил брат Рубеус, который как-то незаметно прибрал к себе командование отрядом, но Вальрик не возражал. Он слишком ослаб, слишком замерз, чтобы возражать.
— Холодно, — пожаловался толстяк Морли, отжимая руками одежду. Вальрик кивнул — на большее его не хватило. Холодно. Чертовски холодно, а ни вдохнуть, ни выдохнуть. Люди сбились вместе, словно глупые овцы. Совсем рядом хрипло дышал молодой послушник. Как же его зовут? В голове каша, полная, совершенная каша. Вальрик понятия не имел, как и почему оказался в воде, последнее, что он запомнил — черная дыра тайного хода и собственный приказ возвращаться…
Приказ, которому не подчинились!
— Ты двигайся, парень, — дружелюбный тычок в бок заставил Вальрика согнуться от боли, — а то в конец замерзнешь.
— Ушли, — раздался довольный голос Селима. — Тысяча чертей в задницу! Ушли!
— Заткнись! — Ответили ему.
— Нет, ну ушли же!
— Только из замка, — холодный, как речная вода, голос Рубеуса действовал отрезвляюще. — Во-первых, нужно узнать, все ли здесь. Во-вторых, решить, куда идти. Морли? Фома? Анджей? Силко? Айвор?
— Край? Фалько? Ингар? Тилор? Тилар? Масуд? — К тихому бормотанию монаха добавился еще один голос, который заставил Вальрика скорчиться от ненависти. Тварь. Проклятая тварь, которая отказалась выполнить приказ. Его, Вальрика приказ. Она должна подчиняться.
А она проигнорировала. Его все игнорировали, считали слабаком и ублюдком, и тварь тоже…
— Масуд? — повторила она вопрос. — Кто-нибудь, посмотрите, где Масуд.
— Мы тут, — ответил за двоих Селим, — Масуд со мной.
— Почему мы здесь? — Говорить было больно.
— Что?
— Почему мы здесь? Как мы здесь оказались? — Вальрик выпрямился. Жаль, в темноте не видно выражения лица, они, наверное, удивились. Они, наверное, думали, что он забыл.
— Я приказал вернуться…
— Ну началось, — пробурчал Морли, — мальчик, ты сам не понимаешь, чего требовал.
— Я приказал… Я приказал вернуться. И мы вернемся. — Вальрик отступил назад. — Мы возвращаемся, слышишь, тварь? Мы возвращаемся…
КарлОн не верил в сны, особенно в вещие. Более того, он уже чертову уйму лет не видел снов, даже подзабыл, о том, насколько яркими могут быть.
И насколько отвратительными.
Графитовые скалы и небо, нависающее до того низко, что, кажется — еще немного и рухнет, разломится под собственной тяжестью. Но не страшно, наоборот, весело, только веселье это какое-то пьяное, полубезумное и отчаянное, потому как противостоять тому, что грядет, невозможно.
А под ногами скрипит мелкий камень. И место незнакомое, замок, но не Орлиное гнездо. Другой. Чужой. И в то же время Карл собирался его защищать.
Защищать чужой дом? Какая чушь, особенно теперь, когда проснулся, и видения чуть поблекли, но не исчезли вовсе. Все ж таки странно. А странности нарушают равновесие, и Карл принялся вспоминать дальше.
Камни были зеленые. А горы не черные, скорее уж серые, скользкие в лунном свете, и полнолуние… хотя нет, насчет полнолуния он поспешил, с небом творилось что-то неладное, оно ползло, вернее, оползало, скатывалось на замок, грозилось снести стену.
Стена? Глупость какая, ни в одном из четырех замков нет стены. Да и зачем, когда горы служат надежной защитой, куда более надежной, чем стены. Но во сне стена была, и безумное небо, которое, кажется, удалось-таки остановить.
Или не удалось? Он же умер, там во сне, умер. И пережил собственную смерть, до того яркую, что не поверить в нее невозможно. Рассыпавшаяся стена, уничтоженный замок, но чудом сохранившийся двор… и боль, сменяющаяся вялой, ватной телесной немочью. Как тогда, когда он еще был больше человеком, чем да-ори, первый этап… парализованное тело, беспомощность и обида.
Обиды во сне не было, скорее уж наоборот — успокоение.
Вот тут Карл очнулся окончательно. Выходит, он радовался тому, что умирал? Выходит… да нет, глупости все. А сон — влияние Аномалии. Главное, чтобы не повторился, умирать, пусть и во сне, чертовски неприятно.
Глава 13
Коннован.Мне было плохо. Мне было адски плохо. Холодная вода в мгновение ока высосала силы, которых и без того почти не оставалось. Отряд потерял троих человек — двое монахов и Фалько, а мальчишка требует вернуться.
Проклятье.
— Мальчик, — Морли примиряющее положил руку на плечо княжичу. — Некуда возвращаться.
— В замок. Мы возвращаемся в замок. — Вальрик стряхнул руку.
— Нету больше замка.
— Как нету?
— Просто нету. — Морли разговаривал с княжичем ласково и терпеливо, как с душевно больным. — Был и нету. Взорвали.
— В-взорвали?! — Вальрик сделал шаг назад, теперь он стоял по колено в воде и растерянно озирался по сторонам. — Как взорвали? Не подходи ко мне! Стой!
— Стою. — Морли послушно поднял руки, показывая, что ничего такого не задумал. Плохо. Тот трюк, который Меченый провернул в замке, следовало бы повторить во избежание глупых вопросов и неуместных пререканий. Нашли время отношения выяснять: да в любой момент сюда патруль подойти может. Или сразу несколько сотен и тогда прощай, призрак свободы.
— Мальчик, — вперед выступил Меченый, от него за милю несло раздражением. Понимаю: вместо того, чтобы двигаться и отрываться от возможного преследования, он вынужден тратить время на истеричного мальчишку.
— Я не мальчик. Я…
— Ты — князь. Твой отец доверил тебе дело. Важное дело, он наделил тебя властью, недоступной более никому из нас, а ты, вместо того, чтобы исполнить предназначение, пытаешься умереть.
— И что?
— Если ты умрешь: воля твоего отца останется не исполненной. Таким образом, выходит, что ты обманешь его доверие. Подумай, князь. Прежде, чем что-то делать — подумай. У тебя есть время. Скоро мы уйдем. Ты можешь пойти с нами, а можешь вернуться в Замок и умереть. Но боюсь, твои люди не пойдут за тобой.
— Она пойдет.
Ненавижу, когда обо мне говорят так, будто меня рядом нет. С другой стороны, в нынешнем положении лучше молчать. Пусть проблему уладит Меченый, у него неплохо получается. Но до чего же холодно, черт побери!
— Кто? Вампирша? Пойдет. Вас будет двое. Двое против тысяч. Ты умрешь раньше, чем успеешь отомстить, князь.
— Не называй меня так, — Вальрик все-таки сделал шаг к берегу, и я облегченно выдохнула. Кажется, пронесло.
— Почему? Ты — сын и единственный выживший наследник князя Володара. Титул твой. Не сомневаюсь, что Святой Отец подтвердит твое право на титул и эти земли. И благословит тебя на месть слугам Нечистого.
— Благословит… — эхом отозвался Вальрик. — А Грег? Серж? Тилли? Айвор? Отец?
— У тебя будет еще возможность отомстить за них, — мягко сказал Рубеус, протягивая руку княжичу. Вальрик дружеский жест проигнорировал. По-моему, он окончательно утратил связь с реальностью, ох, чуют все три моих сердца, добром это не кончится.
Вальрик молчал. Долго, очень долго. Невысокий, угловатый, растерянный и несчастный. Мне было жаль этого человека. Все-таки быть да-ори намного проще.
— Я отомщу. — Пообещал княжич. — Я обязательно отомщу. Всем. Тварям. Дьявольским.
Тут он, наконец-то увидел меня.
— Тварям. Диавольским… отомстить…
Небо тысячей серебряных осколков рухнуло на плечи.
Больно. До чего же мне больно.
И холодно.
Серебряное поле и длинные тени-предвестники рассвета.
Кажется, я все-таки увижу солнце.
ФомаФома плохо понял, что произошло на берегу: его гораздо больше волновала мокрая одежда — по вине брата Морли он остался в одной рубахе и подштанниках — и мокрая сумка, которая уцелела только благодаря чуду. Фоме не терпелось заглянуть вовнутрь, убедиться, что рукопись цела, что бумага не разлезлась, а чернила не расплылись. Вообще по-хорошему книгу следовало просушить, но брат Рубеус категорически запретил разводить огонь.
Плохо-то как… Холодно, этак и просквозить может. Фома даже попрыгал на месте, чтобы согреться, но тепла от этого не прибавилось, только вода из-под ног полетела в стороны мелкими брызгами. На сухое место бы выйти… а они все чего-то ругаются, ругаются. Княжич странный, его спасли, а он, вместо того, чтобы спасибо сказать, умереть желает. В замок вернуться. Да нету больше замка, небось, одни развалины остались. И людей нету.
Господи Всемилостивый, что за испытание ниспослал ты детям своим? Фома вспомнил толстые стены крепости и запоздало ужаснулся, представив ту силу, которая сумела их обрушить.
— Умри! — Вдруг заорал Вальрик, да так, что Фома подпрыгнул от неожиданности, поскользнулся и упал в грязь. Проклятье!
— Пусть умрет! Пусть… умрет… тварь… все твари! — Вальрик вырывался из могучих объятий брата Морли и посылала проклятья в адрес… в общем, Фома заткнул уши, чтобы не слышать непотребных слов. Как только Господь не поразил богохульника молнией?
В роли молнии Господней выступил кулак Морли. На этот раз княжичу — вернее, уже князю — Фома не сочувствовал: слишком замерз и устал.
— Крепкий гад, и не скажешь, что пацан совсем, да еще раненый. — Морли перекинул князя через плечо. — И тяжелый к тому же. Слушай, Рубеус, может его того… оставить? С этим мальчишкой проблем не оберешься. Ладно, ладно, не смотри ты так, я ж просто сказал. Я ж понимаю, что своих этим тварям оставлять нельзя. Я и не собирался, просто… просто всю дорогу до Ватикана я его на своем горбу волочь не собираюсь! И вообще, пусть тварь этим князем новоявленным занимается…
— Морли, помолчи.
— Я и так все время молчу, а кроме меня, кто ж тебе правду-то скажет?