— Сейчас глянем.
Денис поставил перед Авденаго коробку с мятым эклером и блюдце с раскрошенным печеньем.
— А варенье есть? — жадно спросил тролль.
— Есть. Тут какой-то джем и еще от Нины Анатольевны, с дачи…
— Тащи все, — распорядился Авденаго.
И продолжил, чавкая:
— Ну, в общем, напялили на тебя колготки и прочее тряпье, щелк — и ты уже на лугу среди овечек, пастушек и эльфиечек. Но ведь это несправедливо! Одним — все, а другим — только тряпкой по морде. Я свои соображения Морану прямо в глаза высказал! Представляешь? Он меня еще спрашивает: «Чего это у тебя, Авденаго, такая рожа кислая?» Тут-то я и высказался. Ну, в общем, это довольно смело по отношению к Морану, потому что он бывает просто бешеный… Не веришь? Смотри.
Авденаго поднял ладонь и повернул ее к Денису, так, чтобы тот мог рассмотреть шрам посреди руки.
— Что это? — не понял Денис.
— Это меня Моран ножом, — сказал Авденаго.
— Зачем? — поразился Денис.
— Захотелось ему… Счел, что так надо.
— А ты что?
— Заревел, больно было… Ты бы на моем месте еще и не так заревел! — сказал Авденаго. — Ну, в общем, когда я ему признался, что завидую, Моран только посмеялся. И знаешь, что сказал?
— Что?
— Что отправил тебя на бойню. Что ты сразу же попадешь на войну и там из тебя сделают вот это самое. Фарш.
— На самом деле так приблизительно все и вышло, особенно под конец, когда ваши напали на замок, — признался Денис.
— Но ты жив, — заметил Авденаго и взял целую горсть ломаного печенья.
— Тебя это сильно огорчает? — спросил Денис.
Авденаго не ответил. Вместо этого он знаком приказал налить ему еще чаю, доел печенье и наконец изрек:
— У нас с тобой общая цель. Мы оба хотим вернуться в Истинный мир. Ты поможешь мне, а я — тебе.
— Идет, — кивнул Денис. — Но вот только одна загадка: как нам найти Джурича Морана?
— Никак, — сказал Авденаго, обтирая пальцы о любимую мамину тюлевую занавеску (Денис даже не поморщился — после Истинного мира он сделался человеком железной выдержки). — Я уже все перепробовал. Не забывай, ты был всего-навсего его клиентом, а я — его холопом. Я знал все его прихоти, все придури, я умел угадывать его желания…
— Ага, то-то он тебя ножом пырнул, — вставил Денис, почему-то уязвленный.
— Такова была его прихоть, — невозмутимо отозвался Авденаго. — Ну так вот, я тебе говорю: от тебя он, возможно, и прячется, потому что вряд ли желает видеть эльфеныша; но уж мне-то он бы непременно явился, если бы от него это зависело.
— Хочешь сказать, что Моран не во всех своих поступках властен? — удивился Денис.
— В реальном мире — да, — кивнул Авденаго. — Он связан какими-то правилами, которых ни ты, ни я не знаем. Не исключено, что не знает этих правил и сам Джурич Моран.
— Погоди, — остановил своего собеседника Денис. — Погоди, я не поспеваю… Ты хочешь сказать, что Моран чего-то не знает или не может?
— Ну да, — сказал Авденаго. — Именно об этом я тебе и толкую.
— Я столько всего о нем в Истинном мире наслушался! — вздохнул Денис. — Его там, в общем, за бога считают. Ну, за такого бога, маленького. Но могущественного.
— Моран — изгнанник, — сказал Авденаго. — Моран — преступник. Не мелкий уголовничек, вроде меня, а настоящий преступник, крупный. С размахом. Его по приговору суда выставили из Истинного мира. И, наверное, нарочно так сделали, чтобы он с нами встретиться не сумел.
— Почему? — Денис непонимающе мигал.
Авденаго рассмеялся ему в лицо.
— А ты над этим никогда не задумывался, мамин сыночек? Я так непрерывно думаю. И знаешь, до чего я додумался? Если он начнет общаться с такими, как мы, то рано или поздно отыщет дорогу в Калимегдан. А это станет катастрофой для тех, кто отправил Морана в изгнание. Потому что Моран не простит. Он добрый — по-своему, для тролля, тем более для тролля из высших, — но этих он не простит. Он, правда, со мной об этом никогда не разговаривал, да я-то хорошо его изучил!
— Моран — добрый? — переспросил Денис, вспомнив о чем-то. — И этот добрый обещал тебе, что меня непременно убьют?
— Разумеется, он очень добр, — подтвердил Авденаго. — Только не к тебе, а ко мне. Тебе, конечно, не приходило в голову, что хорошее отношение может распространяться на кого-то другого, не только на твою драгоценную сладенькую персону?
* * *Анна Ивановна, разумеется, никогда в жизни не позволит пустить к ним в квартиру постороннего человека. Об этом даже и заикаться не стоит. Денис прямо высказал Авденаго все как есть.
— Ну она у тебя и мещанка, — возмутился Авденаго.
— В каком смысле? — Денис нахмурился. — Что ты имеешь в виду?
— Так Николай Иванович говорит, ну наш учитель по русскому… Тьфу! — Авденаго поднял на Дениса глаза и рассмеялся. — Я ведь ненавидел этого Николая Ивановича, просто зубами на него скрежетал и желал ему жестокой смерти, а теперь вот все время вспоминаю… — Он подумал немного. — Наверное, это во мне троллиное проснулось. Тролли своих врагов очень любят. Иногда даже больше, чем родственников.
— Ну, родственники — это особое, — сказал Денис. — У меня тоже тетка есть. И какие-то двоюродные братья. Я не очень-то их жалую. Зануды несчастные.
У него имелась еще родня со стороны отца, но после развода Анна Ивановна пресекла всякую возможность общения Денисика с этими людьми. Чтобы не травмировать мальчика. Ну и заодно чтобы исключить разные пересуды. Ребенку незачем знать о том, какой на самом деле подонок его отец. Пусть лучше думает о папочке хорошо, благородно решила Анна Ивановна.
— Слушай-ка, — заговорил, смущаясь, Денис. Он наконец собрался с духом и задал вопрос, который мучил его больше всего: — А как тебе вообще пришла на ум фантазия сделаться троллем?
— То есть? — не понял Авденаго. — Что ты имеешь в виду?
— Ну, тролли… они… э… — выдавил Денис и замолчал.
— Ну, что — «э»? — передразнил Авденаго. — Какое «э»?
— Да такое, — выпалил Денис, — что ведь они, ну, «плохие».
— Что? — не веря собственным ушам, переспросил Авденаго.
— Плохие, — повторил Денис чуть более уверенно.
— В каком смысле — «плохие»? — Авденаго забавлялся все больше и больше.
— Ну, в кино, например: индейцы — хорошие, белые захватчики — плохие. Английские корсары — хорошие, испанские — плохие. Ну, русские хорошие, а немцы — плохие… Понимаешь?
— Ты имеешь в виду расхожие пошлые штампы? — вконец развеселился Авденаго. — Признавайся честно! Эльфы — хорошие, тролли — плохие… Да?
Денис, сильно покраснев, кивнул.
— И тебе, конечно, совсем непонятно, как можно по доброй воле играть за плохих. Да?
— Ну… да.
— А Джурич Моран? — спросил Авденаго.
— Что Джурич Моран? — не понял Денис.
— Моран-то сам — кто?
— Ну, Моран — тролль… но из высших. Он — Мастер.
— Ага, а я, по-твоему, из низших, что ли? Я дахати Нитирэна, забыл? И муж Атиадан, Злого Колокола.
— Ну да, ты говорил, — вяло согласился Денис. — Я все равно не понимаю.
— Маугли не понимал, как можно быть человеком, а не волком, — задумчиво проговорил Авденаго. — Но это, наверное, для тебя неубедительно.
— Ты и «Маугли» читал?
— Меня Моран заставил… Я у него всего Достоевского перечитал и кое-что из детской литературы, — признался Авденаго.
— Хорошенькое рабство: сиди себе да почитывай книжку, — сказал Денис с явным намерением подколоть собеседника.
— Ты ведь не пробовал, — возразил Авденаго. И, увидев, какое лицо стало у Дениса, возликовал: — Ага, по морде вижу, не пробовал! Небось, в телик по целым дням пялишься, да? А книгу когда открывал в последний раз? Перед ЕГЭ? Ну вот сперва попробуй всего Достоевского перечитать, а потом уже рассуждай про цепи рабства и про прелести свободы. Про хороших и про плохих.
Денис окончательно сконфузился и замолчал.
Добивая его, Авденаго сказал:
— Я, может, и быдло, но знаю побольше твоего, в том числе и из художественной классики.
— Угу, — сказал Денис.
Авденаго немного смягчился:
— Понял теперь, почему я пошел в тролли?
— Не совсем, — признался Денис.
— Ну ты и тормоз! — восхитился Авденаго.
Денис пожал плечами:
— Я тебе правду говорю. Ты объяснил что-то, но я все равно ничего толком не понял. Но это, наверное, и неважно. Ты тролль, потому что так тебе больше нравится.
— Угу, — сказал Авденаго. — А больше у тебя там пирожных не осталось? Мне эклерчик понравился.
— Нет… Я потом тебе еще куплю. А как другие тролли к тебе относятся?
— Я выкормыш Морана, — сказал Авденаго. — Как они, по-твоему, ко мне относятся?
Денис пожал плечами.
Авденаго взял вилку и принялся тыкать ею в стол, подчеркивая — как бы нанизывая на зубцы — каждый слог:
— Ра-бо-леп-но! У-ва-житель-но! Низ-ко-по-клон-но! Дру-жес-ки! Как-я-заслу-жи-ваю!
Денис отобрал у него вилку и бросил ее в раковину, к грязной посуде. Авденаго не без сожаления проводил ее глазами.
— Атиадан Злой Колокол взяла меня в мужья, — прибавил Авденаго. — Понимаешь?
— Да, — сказал Денис.
— Интересно, — хмыкнул Авденаго, — и что ты понимаешь?
— Что ты женат.
— Ну, давай, а теперь спроси — каково быть женатым на троллихе?
— Каково быть женатым на троллихе?
— Тебе и не снилось! — сказал Авденаго. — Ясно?
— В смысле? — переспросил Денис.
— В том смысле, что… — Авденаго прикусил губу, а потом очень просто, как ровеснику и другу, признался Денису: — После Атиадан здешние девчонки — такая преснятина… Я ни на одну даже смотреть не могу.
— Ясно, — сказал Денис.
— И что тебе ясно? — прищурился Авденаго.
— То, что твоя жена классная.
— У нее есть хвост, — сообщил Авденаго.
Денис, к его великой радости, покраснел.
— Ой, только про это не надо!..
— Ладно, — смилостивился Авденаго. — А у тебя там кто-нибудь остался?
— У меня была хорошая напарница, — сказал, подумав немного, Денис. — Эльфийская лучница. Мрачноватая малость и молчаливая, но с ней было хорошо. У нее парень погиб, вот она и помалкивала. Все о нем думала.
— Очень интересно… А еще кто?
— Ну… — Денис задумался. — Была еще одна. Я с ней с первой познакомился. Поначалу она со мной запросто болтала, потому что мы в одном отряде были… Но это только поначалу. Теперь-то я на нее и глаз поднять не посмею.
— Эльфийки, — выговорил Авденаго неприязненно. — Они ведь почти бессмертны, если их вовремя не прирезать. Им человеческая жизнь — плюнуть и растереть. И пахнет от них противно — ушной серой. Не принюхивался? Ты их острые ушки нюхни — сразу всякое желание пропадет.
— И это говорит муж хвостатой женщины! — возмутился Денис.
— Ты хвоста моей жены не касайся, — предупредил Авденаго.
— И в мыслях не было! — заявил Денис.
— Ну и дурак, — сказал Авденаго. — В мыслях-то вполне можно. И даже рекомендуется. От этого в крови кипение начинается.
— У меня не начнется, — возразил Денис.
— А ты попробуй. Ты ведь не пробовал!
— Что ты все ко мне пристал — «попробуй то, попробуй се»! — возмутился Денис. — Не хочу я ни Достоевского, ни хвостатых женщин.
— А эльфийку остроухую, значит, хочешь?
— Не знаю я… Что пристал!
Авденаго откровенно потешался над ним. Сидел, сложив ладони на сытом животе, и ухмылялся.
— Вот почему троллем быть предпочтительнее! Вы ведь ничего в жизни не видите. Ни радоваться не умеете, ни любить, ни книжки читать, ни подраться в охотку, так, чтоб зубы хрустели… У вас и на пирах-то, небось, одни баллады да чинные танцы. Ни игр, ни борьбы. Да? И как еще остроухие от скуки не передохли!
— У них длинная жизнь, — сказал Денис.
— Ну так что у тебя с той эльфийкой? — жадно поинтересовался Авденаго. — Выкладывай, девственник.
— Да ничего, — нехотя сказал Денис.
— А кто она?
— Защитница Ингильвар.
— Ты влюблен в защитницу?
— Я только что это сказал.
— Ну так повтори!
— Да, — рявкнул Денис. — Я влюблен в защитницу Ингильвар! В госпожу замка. Когда я в нее влюбился, я не знал, что она станет защитницей. И она этого не знала. А теперь уже поздно.
Авденаго вдруг стал серьезным. И даже улыбаться перестал.
— А ведь если ты на ней все-таки женишься, — медленно проговорил наконец Авденаго, — то наше положение в Истинном мире сравняется. И ты сможешь, указав на меня пальцем, сказать: «Я оставляю этого раба себе» или «Я отпускаю этого пленника на волю». А, Денис? А? Что скажешь? Ну?
Он протянул руку к своему собеседнику и тряхнул его за рукав.
— Что скажешь, Денис?
— Я скажу: «Повесить его на стене, чтоб другим неповадно было!» — выпалил Денис.
Авденаго расхохотался.
— Вот это по-нашему! А теперь, брат, нам с тобой нужно все-таки добраться до Джурича Морана и Истинного мира.
Глава восьмая
— Бросай! — приказал Авденаго. Денис помедлил с камнем в руке. — Не нравится мне все это, — проговорил он, поворачиваясь к своему спутнику. — Ужасно не нравится.
— Да? — переспросил Авденаго. — А вот мне ужасно нравится. У тебя там, внутри, — он фамильярно постучал Дениса пальцем по груди, — вот тут есть какая-то преграда. Типа «хорошие мальчики не разбивают окна соседской дачи». На самом деле именно эта преграда и не позволяет тебе стать троллем.
— Да не собираюсь я становиться троллем!
— Ладно, но ведь эдак и мужем Ингильвар ты не станешь… Навечно застрянешь в девственниках.
— По-твоему, защитница Ингильвар согласится быть моей только в том случае, если я сумею преодолеть себя и расколочу окна дачи Нины Анатольевны? — Денис покачал головой. — Странная логика.
— Безупречная, — возразил Авденаго. — Троллиная, то есть без изъяна… Мы ведь уже обо всем переговорили, да?
— Да, — нехотя признал Денис.
— Я должен где-то жить, да?
— Да.
— Самое удачное место — у тебя дома. Да?
— Ну… наверное.
— Опять ты мямлишь! — вспыхнул Авденаго. — Не «наверное», а точно. Во-первых, ты меня знаешь. Знаешь, кто я такой. И не выдашь ментам, даже если они спросят. Так?
— Так.
— Угу. Во-вторых, я, кажется, знаю, как добраться до Морана. Без меня тебе все равно его не найти. Так?
Денис промолчал.
— Кидай, — после паузы приказал Авденаго.
Денис размахнулся и бросил камень. Стекло взорвалось, на снег нарядно осыпались осколки.
Авденаго поленом обстучал зубцы удержавшихся в раме обломков, чтобы не пораниться, и забрался внутрь. Его лицо мелькнуло в пустом проеме.
— Иди сюда, — позвал он Дениса.
— Я лучше… тут, — ответил Денис.
— Тебя это не спасет, — предупредил Авденаго. — Если менты нас будут брать, то обоих. И их не волнует, забирался ты внутрь или нет. Дело у нас с тобой общее. В одной папочке. Так что лучше лезь.
Денис нехотя подчинился.
Он бывал у Нины Анатольевны в гостях летом. Тогда он маялся от скуки. Мама и Нина Анатольевна пили чай, обсуждали сорта клубники, завидовали какой-нибудь третьей соседке, у которой удачно выросли георгины, подсчитывали, сколько она потратила денег на машины с землей. Земля на участках была привозная. Собственная здешняя почва плодородием не отличалась.
Иногда Нина Анатольевна спохватывалась.
— Денисик, — говорила она, — иди поиграй на веранде. Только на грядки не выходи. И к колодцу не приближайся. Я его, конечно, закрыла, но все равно не приближайся. Береженого Бог бережет.
— Да, да, Денечек, — подхватывала мама, — что тебе с нами, старухами, сидеть, иди поиграй.
Во-первых, мама не была старухой — и таковой себя никогда не считала, а во-вторых, Денис решительно не понимал, во что можно играть на веранде Нины Анатольевны, где не было ни игрушек, ни просто каких-либо интересных предметов, кроме разве что неработающего будильника и царапучей кошки.
Сейчас дача была пуста. Связанные с ней воспоминания стали мертвыми и иссохшими, точно египетские мумии. Очень старые мумии, за которыми дурно ухаживают нерадивые музейные сотрудницы.