— Порталы открываются и закрываются, — сказал Денис. — Обычно существует какая-то закономерность их закрывания и открывания.
— Угу, — подтвердил Авденаго, — осталось только понять, какая. Ты, надеюсь, уже близок к пониманию.
Денис медленно покачал головой.
Оба знали, что все безнадежно. Здесь, у стены, эта безнадежность представала им особенно отчетливо. Пока они рассуждали о Моране и порталах, сидя на кухне в мандрусовской квартире и опустошая банки с вареньем, у них еще оставалась какая-то иллюзия касательно того, что с мирозданием можно «договориться». Ведь существуют же правила, по которым можно нарушать правила! Положим, все вокруг повинуются законам, но это не исключает наличия героев. А герои повинуются лишь исключениям из правил. На то они и герои. Для них нарочно создан какой-то особенный мир. Как бы параллельный. Все срываются в пропасть или там погибают под стрелами, но Индиана Джонс всегда доходит до цели. Почему? Потому что ему подыгрывают сценаристы.
Ни Денис, ни Авденаго, очевидно, героями не являлись, потому что ни один чертов сценарист им не подыграл и ни один чертов помощник режиссера не выкрикнул в рупор: «А теперь — портал! Пускайте дым! Нечипоренко, где дым? Где Нечипоренко? Кто-нибудь, НЕМЕДЛЕННО пускайте дым!..»
Вместо этого из квартиры на пятом этаже высунулась противная баба в тапках и пестром халате. Она свесила над перилами свою лохматую голову и завопила, напрягая тощую шею:
— Шляются тут! А ну, вон отсюдова! Сейчас милицу позову!
Молодые люди переглянулись, дружно рассмеялись — это их очень объединило, но совсем ненадолго, — и, чтобы не спорить с глупой бабой, быстро выбежали из подъезда.
Слышно было, как она с грохотом захлопнула дверь своей квартиры.
Это прозвучало триумфом безнадежности, ее апофеозом. Как будто не чья-то там квартира закрылась, а все порталы мира. И теперь даже в Чехию будет на каникулы не съездить.
Денис уже хотел было сказать об этом Авденаго — просто так, чтобы только прервать унылое молчание, — как вдруг тролль схватил его за руку повыше локтя и сжал с неожиданной силой:
— Гляди.
И немного театральным жестом указал пальцем на грязный сугроб, наваленный на набережной между двумя деревьями. Деревья росли за оградками, каждое в крохотном персональном садике. Это, вероятно, вызывало справедливое негодование местных собак. Ну так вот, сугроб громоздился, как крепостная стена, а деревья высились как две башни. Очень высокие, с множеством окаменевших на морозе флагов-ветвей.
В сугробе барахталось некое существо, имеющее сходство с человеком. Оно пыталось выбраться, слепо хватая руками снег и воздух.
— Подойдем, — предложил Авденаго.
— Зачем? — пожал плечами Денис.
— Интересно же, — объяснил Авденаго.
— Что тебе интересно?
— Когда мы в первый раз проходили, этого здесь не было.
— Сугроб точно был, — возразил Денис.
— А этого, которое в сугробе, — его точно не было, — настаивал Авденаго.
— Ну шел кто-то пьяный и провалился! — взорвался Денис. — Тебе-то что за охота на это глядеть? В долине Гарагар на пьяные рожи не налюбовался досыта?
— Между прочим, тролли вовсе не пьяницы, как считается по вашу сторону Серой Границы, — насупился Авденаго. — Просто иногда создается такое впечатление. Абсолютно ошибочное. Тролли умеют пить. Они позволяют алкоголю развеселить себя. Пьяный тролль — это на самом деле такой тролль, который допустил, чтобы алкоголь…
— Ясно, ясно, — прервал его Денис, — но какое отношение это имеет к… — Он тоже не договорил.
Они остановились возле самого сугроба, и вдруг Денис увидел, что несчастный алкаш, застрявший в снегу, — женщина, и притом молодая. Глупо и не вовремя пронеслось в памяти, как Авденаго говорил, что, мол, на здешних девчонок и смотреть-то не может, такая они преснятина.
Вот эта девчонка — уж она-то явно преснятиной не была. Одета она была не по сезону, без куртки. Волосы встрепаны — прическа вроде «африканских косичек» со вплетенными в волосы разноцветными нитками, только все это торчало дыбом и к тому же намокло и выпачкалось.
Она высвободила из снежного плена один локоть и утвердила его на поверхности сугроба. Затем ее лицо повернулось прямо к Денису, и юноша с ужасом увидел, что оно все обмотано нитками. Нитки торчали из ушей, залепляли глаза, они свисали из носа, лезли изо рта, как черви в фильме «Человек-лярва». Каждый выдох выталкивал наружу все больше этих «червей», но к полному освобождению не приводил.
«Она же сейчас задохнется», — подумал Денис.
И еще: «Кто с ней это сделал?»
А потом, совсем нелепо: «По рукам видно, что молодая…»
Пока он стоял, оцепенев, Авденаго наклонился над женщиной и подхватил ее за подмышки.
— Держись за меня, я вытащу, — сказал тролль спокойным тоном.
Она судорожно вцепилась свободной рукой в его куртку. Авденаго расставил ноги пошире, потянул. Сперва ничего не происходило, потом в теле девушки что-то хрустнуло. Она яростно забилась в объятиях Авденаго и наконец освободила вторую руку.
Денис сообразил, что надо помочь, бросился на колени, принялся раскапывать сугроб. Неожиданно он наткнулся в снегу на что-то более твердое, похожее на большую сосульку. Оно дернулось, и Денис понял, что это нога.
Авденаго потянул, напрягаясь, еще раз, и сугроб наконец расступился. Он разверзся, точно чрево земное. Девушка обвисла на руках Авденаго. Ее голова запрокинулась, и Денис снова увидел жуткое лицо, как будто поросшее пестрой шерстью.
Авденаго уложил ее на снег и, пренебрегая слюнями, обильно истекавшими из широко раскрытого рта девушки, начал выдергивать нитки, мешавшие ей дышать. Он тянул их одну за другой. Денис топтался поблизости, не зная, как помочь, и не соображая, каким образом лучше подобраться к девушке.
Наконец он присел на корточки с другой стороны и осторожно потянул за толстую желтую нить, что торчала из девушкиного уха. Авденаго на миг встретился с Денисом взглядом:
— По уму, надо их все разом выдернуть, но я боюсь.
— Пока мы копаемся, она успеет помереть, — сказал Денис. — По-моему, она уже вообще не дышит.
— Ты умеешь делать искусственное дыхание? — спросил Авденаго.
Денис покачал головой.
— Тебя должны были в школе научить, — настаивал Авденаго.
— Тебя тоже, — огрызнулся Денис. — Ты что, в школе не учился? Небось, в такой же, как я.
— Я двоечник и прогульщик, а ты нет.
— Временами-местами, — неопределенно сказал Денис. Ему надоело чувствовать себя дураком.
Казалось, потоку ниток не будет конца. Рядом с девушкой уже лежала целая гора. Пару раз мимо проходили какие-то люди. Поглядывали с любопытством, но вопросов не задавали. Очень удобно стало жить, когда народ российский постиг идею права личности на приватность. Типа того, что к человеку не надо лезть с предложениями помощи, пока этот человек сам не попросит. Конечно, в России это держится только потому, что в моде вообще все западное. Выйдет из моды западное — и опять возле каждого мальчишки с разбитой коленкой начнут собираться чужие мамы с зеленкой наготове и даже дяденька постовой.
Ну а пока следует пользоваться моментом.
Только одна старушка, которая ничего не знала про моду на западное и про права личности на приватность, задержалась поблизости и вперила в Авденаго пронзительный взор старого гэбиста. Но Авденаго опередил ее. Он повернулся к старушке — с виду она была совершенно мирная, в хорошенькой кружевной вязаной шали на седой птичьей головке, — и зашипел:
— Прочь отсюда!..
Старушка обиженно заковыляла дальше.
— Таких бабок только троллиным манером проймешь, — удовлетворенно кивнул Авденаго.
— Может, не стоило обижать? — нерешительно спросил Денис. — Она, наверное, как лучше хотела.
— У таких старушек глаз-алмаз, — сказал Авденаго. — Забыл, что ты теперь тоже в розыске? За ограбление дачи?
Денис не ответил. Наклонился над девушкой и выдернул из ее уха последнюю нитку.
Он все опасался, что какая-нибудь нитка окажется прикрепленной к какому-нибудь жизненно важному органу. И тогда девушка начнет истекать кровью прямо у них на руках.
Авденаго тем временем решился. Он собрал в горсть целый пучок ниток. Глянул на Дениса.
— Ну что, доктор, будем резать?
— Слушай, я боюсь…
— И я боюсь, но иначе мы ее, как говорится, потеряем. Держи ее за уши, а я вытащу этот хлам. По-моему, это просто вроде кляпа. Ни к чему не приросло.
— Ты тоже об этом подумал?
— Тролли сведущи в подобных искусствах, — сказал Авденаго таким тоном, что Денис так и не понял, шутка это была или нет. — Держи крепче. Да, и имей в виду: ее может стошнить. Кашлять точно будет. Так что отвернись, а то она тебя всего забрызгает… Готов?
Денис кивнул.
— Иеееххх! — взвизгнул Авденаго.
Здоровенный — как только помещался в узком девичьем горлышке, — комок слипшихся ниток упал на снег. И… ничего. Серая, как грязный сугроб, и такая же холодая девушка лежала доской.
— Ну нет! — ахнул Денис. — Ой, нет!..
Он наклонился над ней и стал согревать ее дыханием.
— Нет, — бормотал он, снимая нитки с ее лица. Несколько раз он задевал ногтем ее кожу и, кажется, поцарапал ей скулу. — Эй, давай, ну давай…
Неожиданно Авденаго рассмеялся. Денис глянул на него дико.
— Ты что?
— Я ее знаю, — объяснил Авденаго, все еще посмеиваясь. — Погоди-ка, нужно ей в нос подышать. Или наоборот, нос зажать, а дышать в губы. Умеешь?
— В кино видел, — буркнул Денис.
— Я тоже — в кино. Надо еще на сердце давить. Блин, я не знаю, где у женщин сердце…
— У меня слева, — сказал Денис. — А что, у троллей женщина — не человек?
— У троллей и мужчина — не человек, — ответил Авденаго. — Нет, вот ты мне покажи, где у тебя сердце. Пальцем покажи.
Денис ткнул себя в левую половину груди.
— Ага! — с торжеством воскликнул Авденаго. — А у нее на этом месте сиська. Понял теперь? Она тебя не похвалит, если ты ее за эти места хватать начнешь.
— Я ведь для хорошего дела, — сказал Денис.
— Это ты ей будешь объяснять, когда она очнется.
— Ну, она, когда очнется, нас поблагодарит.
— Она по морде нам надает, и тебе первому, что руки распускаешь, — обещал Авденаго.
— Ну а что делать? — растерянно спросил Денис. — Может, лучше я ей в нос дышать буду, а ты — за сиську хватать?
И тут девушка неожиданно изогнулась дугой и страшно захрипела.
Краска прихлынула к ее щекам и лбу. На несколько секунд девушка опять задержала дыхание, а потом густо кашлянула и выплюнула на снег комок кровавой слизи, в котором, как жирные микробы, свернулись крохотные обрывки ниточек.
— Фу! — выговорила она, села, согнулась, стукнулась лбом о свои колени.
Авденаго обнял ее, прижал к себе.
— Все, все, — прошептал он ей на ухо.
Ухо у нее горело и сильно распухло. Девушка дернулась — всякое прикосновение к воспаленной слизистой причиняло ей боль.
Авденаго снял с себя куртку, закутал девушку. Легонько встряхнул.
— Ты на Екатерининском канале, — сказал он. — Поняла?
Она осторожно подняла голову, исподлобья огляделась. Увидела Дениса, задержала на нем взгляд, но совсем ненадолго. Потом безошибочно уставилась на морановский подъезд.
— Его там нет, — сказал Авденаго.
Ее пересохшие губы шевельнулись. В углах рта кровоточили болячки.
— Джурича Морана там больше нет, — повторил Авденаго. — Идем. Потом поговорим.
Денис сказал:
— Я возьму машину.
И понял, что это — первые разумные слова, произнесенные им за довольно долгий отрезок времени.
* * *— Теперь ты видишь, как правильно мы поступили, когда сбагрили твою мать на дачу! — заявил Авденаго.
Деянира сидела посреди кухни на табурете и держалась за сиденье обеими руками. Авденаго восседал в кресле и разглагольствовал.
На плите закипал чайник. Денис с гребнем в руках стоял за спиной Деяниры и выбирал из ее волос грязные нитки. Безнадежные колтуны он вырезал маникюрными ножницами. Деянира морщилась, но помалкивала.
— А я не сразу тебя узнал, — сказал ей Авденаго. — Тебя что, вот так прямо к морановской квартире вынесло?
Она молча моргнула.
— Повезло, что рядом оказались, — продолжал Авденаго.
Она приподняла брови.
— Что мы там делали? — Авденаго задал вопрос вместо Деяниры. И сам же на него ответил: — Пытались найти старого пройдоху. Да только он испарился. Как не бывало. И самое противное, я ведь уверен, что он там, на месте! Может быть, даже видит нас. А мы его — нет. Тычемся в пустоту, как больные котята.
Деянира задышала глубже и чаще, а потом сипло произнесла:
— Евтихий…
Авденаго махнул рукой.
— Иди лучше купаться, амфибия. Остальное потом обсудим, когда ты себя человеком почувствуешь. Дениска, ты закончил ее вычесывать? Пусть полежит в ванной, придет и себя. На женщин водные процедуры хорошо действуют.
Слабым жестом Деянира показала, какие, по ее мнению, процедуры хорошо действуют на троллей, после чего поднялась с табурета. Денис вовремя подхватил ее, иначе она бы упала.
— Слушай, может, я тебе помогу… ну, в ванной, — тихо предложил Денис. И немедленно покраснел. — Я без намеков, без всяких там… ну, подколов… Просто чтоб ты не утонула.
— Не утону, — хрипнула Деянира.
— Все равно ты дверь не закрывай, — сказал Денис. — Только шторку задерни. Чтобы если что, мы успели тебя спасти.
— Уже спасли, — прошептала Деянира. — Одного раза хватит.
Держась за стену, она добралась до ванной и скрылась там. Денис озабоченно посмотрел на закрывшуюся за девушкой дверь, повернулся к Авденаго:
— Как, по-твоему, она там не утонет?
— Эта девчонка прожила в Истинном мире дольше, чем ты или я, — проговорил Авденаго. Он тоже, очевидно, раздумывал о Деянире. — Не так-то просто сжить ее со свету…
Тролль лениво сполз с кресла, заварил чай, вытащил из холодильника яйца, молоко и зеленый лук, принялся стряпать омлет.
— Все тролли хорошо готовят, — пояснил Авденаго, поймав недоуменный взгляд Дениса: он никак не ожидал, что жилец вдруг начнет проявлять кулинарную инициативу. — Это у нас в крови.
— По крови ты вовсе не тролль, — буркнул Денис. Ему показалось, что Авденаго читает ему лекцию с поучениями, а Денис такого терпеть не мог.
— Откуда тебе знать? — возразил Авденаго. — По-твоему, наши обряды введения в клан — просто пустые церемонии? Знаешь, какие они длинные и кровавые, сколько там подвохов, загадок и ловушек? Пока тебя новым родичем признают, вдоволь нахлебаешься и помоев, и кровищи, и юшки из собственного носа.
Денис неопределенно пожал плечами. Вот уж над чем он никогда не задумывался, так это над троллиными обрядами введения в клан нового родича.
Авденаго смотрел на приятеля насмешливо и чуть снисходительно:
— Для чего же тогда их, по-твоему, проводят, если это — всего лишь пустые церемонии?
— Не знаю… — выдавил Денис, мысленно посылая Авденаго проклятие. Опять тролль выставил его дураком. — Ну, для порядка.
— Для порядка существуют штрафы и смертная казнь, — тотчас возразил Авденаго. — А обряды, по крайней мере, у троллей служат для преобразования.
— Преобразования? В смысле — чтобы стать другим, переделанным? Не символически, на самом деле?
— А что тут такого? Да, на самом деле. Был ты пустое место, а превратился в мужа Атиадан по прозвищу Злой Колокол. Был ты никто, а стал троллем, членом могущественного клана…
— Но ведь это все равно условность, — сказал Денис.
— Условность — это штамп в паспорте, поставленный дурой в ЗАГСе, — объявил Авденаго. — А если ты пролезал у троллихи между ног, если кусал ее за хвост…
— Стоп, — Денис поднял ладонь, — мы ведь, кажется, договорились: ни слова о хвосте твоей жены.
— Это ты просил, чтобы я об этом при тебе не рассуждал, а я никаких обещаний на сей счет не давал. Мне, может быть, приятно вспоминать, каков на вкус ее хвостик.