Еще одним везением можно было считать, что пострадавший сразу же попался на глаза, а значит в умелые руки нового доктора, который почти не отходил от него, пока раненный не миновал грань, отделявшую бытие от небытия.
Выслужиться хочет, — определили коллеги.
Открыв глаза и увидев над собой сосредоточенное лицо, молодой человек сказал лишь несколько слов:
— Вы оказались правы…
— Вам не следует сейчас разговаривать, — оборвал его доктор Фейт.
Это был тот самый офицер, и он ничего не забыл. Он не стал просить известить о нем родных и друзей, а немного оправившись, снова завел разговор на единственно волновавшую его тему.
— Мое имя Себастьян Арн. Вы были правы, меня хотели убить.
— И у них это почти получилось, — заметил доктор Фейт.
— Если бы не вы, сударь, я бы сейчас кормил рыб. Я обязан вам жизнью, а в семье Арн умеют платить долги чести.
— Положим, жизнью вы обязаны не мне, а привезшему вас рыбаку, оставшемуся неизвестным, — доктор Фейт улыбнулся уголком губ, — Как врач, я обязан был приложить все усилия, а предупреждение мое оказалось бесполезным.
— Ответ человека достойного и благородного. И потому я рискну обратиться со своей просьбой именно к вам, — решительно произнес молодой человек, испытующе вглядываясь во врача.
Господин Фейт удивленно приподнял бровь.
— Вы увидели на мне печать смерти. Уверен, вы видите ее и сейчас.
— Это так, — подтвердил врач.
— Мы оба знаем, что тот, кто нанял убийц, попробует снова, как только станет известно, что я жив. Вы — видите больше обычных людей, а ваши поступки свидетельствуют о том, что вам я доверять могу. Я бы просил именно вас узнать, кто так жаждет моей смерти. До сих пор я полагал, что не имею таких врагов…
На последних словах голос молодого человека дрогнул, выдавая его волнение.
— Вы не понимаете, кого и о чем просите, — покачал головой Фейт.
— Отчего же, я догадываюсь… и готов уплатить любую цену, — Себастьян Арн побледнел еще больше.
— Вы говорите так, будто я сейчас потребую у вас душу в уплату, — скорбно отметил господин доктор, — Это как раз та ставка, которую никогда не стоит делать.
Молодой человек слегка покраснел и смотрел на собеседника в замешательстве.
— Да, вы наверняка знаете заказчика вашей смерти и очень близко, иначе не стали бы обращаться к постороннему человеку. Я действительно могу провести ваш дух во времени, что бы вы увидели своего недруга, но даже если бы я согласился, вы еще слишком слабы для такого воздействия. И у вас может не хватить сил вернуться.
— Благодаря вашему лекарскому искусству, скоро их будет достаточно. Но если вы отказываетесь, это другое дело, — с достоинством ответил Себастьян, и доктор Фейт внезапно сдался.
— Хорошо. Раз уж я затронул это дело, то следует его закончить. Я выполню вашу просьбу, когда это будет возможно.
— Я заплачу любую сумму, какую вы назовете…
Врач взмахом руки отмел уверения.
— Достаточно будет и небольшой ответной услуги. Я вижу, что рода вы не простого, хотя и не слишком состоятельного, — он улыбнулся смущению офицера, — Быть может, вам известно, кто в силах помочь мне попасть в княжескую библиотеку. Я ищу один старинный манускрипт, который может быть там. Сведения которые в нем содержатся очень важны для меня. Просто жизненно необходимы.
— Разумеется, известно! Этот человек старый друг моего отца, и если вы назовете мое имя, то он наверняка поможет вам встретиться со смотрителем, — удивленный столь малой просьбой молодой человек пояснил, — Он знает все и вся.
Нужное имя он назвал немедленно, а при должных мерах предосторожности чары не должны были стать опасными для всех участников. Так что господин Фейт не волновался, вернувшись к своим заметкам, с которыми разбирался как обычно почти до утра.
— Вы не передумали? — в одно утро спросил доктор Фейт своего пациента.
— Надеюсь, вы тоже, — немедленно отозвался Себастьян, — Что для этого нужно?
— Абсолютно ничего, — сдержанно улыбнулся Фейт.
— Вы уже получили свою книгу? — поинтересовался офицер Арн, пока они шли вдоль мола к пустынному участку берега.
— Нет. Мое появление от вашего имени вызвало бы много вопросов, которые были бы пока неудобны нам обоим.
— Да, это так, — согласился молодой человек.
Господин Фейт остановился.
— Думаю, дальше идти не обязательно.
— Что мне делать? — Себастьян вдруг ощутил неуверенность и волнение.
— Соберитесь, сконцентрируйтесь, — Фейт улыбнулся не без лукавства, — Как видите, совсем не требуется нагромождения символов или кровавых жертв. Дайте мне ваш пояс.
Небрежное движение кисти — и обычный кушак, словно живая змея свернулся кольцом вокруг них.
— Простейший барьер. Элементарный способ защиты, — пояснил господин Фейт в ответ на ошарашенный взгляд, — Сядьте, это может быть долго.
Себастьян покорно садится на выступающий камень, и тонкие сильные пальцы ложатся на виски.
— Позвольте мне увидеть ваше неудачное сражение, — произносит загадочный доктор.
Слегка раскосые на эльфий манер глаза распахиваются, становятся непроглядно черными, надвигаются, вонзаясь все глубже, и молодой человек тонет в этой пронзительной тьме…
Чтобы в следующий миг обнаружить себя в проулке. Офицер Арн отнекивается от пытающихся удержать его приятелей, и выходит из кабачка, в котором отмечалось новое звание одного из них.
Неопределимое чувство — видеть себя со стороны. Совсем не то, что в зеркале: смотришь, не узнавая, — как на незнакомого человека. На какую-то долю секунды возникает желание окликнуть, предупредить, но сказать ничего нельзя. И сделать тоже, только смотреть. Собственно, его там и нет, — он сидит на холодном камне на берегу и даже разбирает плеск волн…
Вслед уходящему несутся шуточные комментарии насчет поджидающей его красули, не той ли самой, от которой приходила старая карга на прошлой неделе…
Наина… — шепчет Себастьян.
Сознание послушно дергается куда-то в сторону, но ощущение твердой руки, ведущей тебя, как в детстве, возвращает все на круги своя.
В этот раз он тоже может разобрать не так уж много: четверо нападавших, неясные очертания фигур в темноте. Офицер Арн не пьян, он даже успевает обнажить меч, но его сбивают с ног. Схватка не занимает и пяти минут, ее исход — предрешен…
Вздрагивая от ярости, Себастьян смотрит как наемные убийцы обыскивают его бесчувственное тело, разве что не раздев донага, и переговариваются, что делать с телом, и что можно было управится и вдвоем… Они забрасывают свою жертву в подобие тачки, прикрыв мешковиной, и один из убийц удаляется в сторону моря, упоминая какого-то Кузнечика.
Сделав дело, убийцы не торопятся докладывать об исполнении, и время мелькает перед мысленным взглядом как поспешно перелистываемые страницы. Себастьян чувствует рядом с собой присутствие другой грозной и могучей воли, и мимолетно удивляется — что ее обладатель забыл в трущобной больнице.
Только под утро убийцы возвращаются в свое логово. Себастьян знает это «заведение», оно к тому же не далеко отсюда. Все четверо проходят в отдельный кабинет, запирая за собой дверь, но для разума нет преград. Себастьяна трясет от бешенства, когда он смотрит как респектабельного вида человек со следами оспы на лице облапывает его меч — именной, со знаком и именем его рода: это еще более унизительно, чем предшествующий обыск его тела. Меч со скромной отделкой, но сталь превосходного качества, — годится, одобряет бригадир.
Следом к нему в руки попадает заляпанный кровью, пробитый эполет: Себастьян содрогается, внезапно понимая, что в качестве доказательства могли потребовать и нечто по существеннее — руку например, если не голову.
Молодой человек слушает, как бригадир уточняет детали. Даже гнева нет, только боль — его пока неведомому недругу, мало его смерти. Нужно исчезновение, что бы его сочли дезертиром, неверным возлюбленным, недостойным сыном. Беспутным ветреником, позором семьи…
Исполнившая задание четверка остается в общей зале, а бригадир тем временем вкладывает эполет в плотный конверт, основательно запечатывает и, прежде чем вручить мальчишке-посыльному надписывает имя адресата.
Сквозь стиснутые зубы Себастьяна Арна вырывается стон.
— Вы видели, — с грустью произносит доктор Фейт, отнимая руки, — Мне очень жаль.
— Да, — кивает молодой человек, глядя на безразличные к заботам ютящихся около них людишек волны.
Нелегко сознавать, что тебя пытался убить родной брат.
Себастьян дернулся от жгущего ощущения на лице, схватившись за след пореза на подбородке, оставшийся после той ночи.
— У вашего… недоброжелателя, еще сутки будет точно такая же метка, — господин Фейт отвернулся, — Это засвидетельствует любой маг.
— Спасибо, — Себастьян поднялся пошатываясь.
Сейчас ему было тяжело видеть таинственного врача, как бы тот ему не помог, и доктор Фейт его не провожал.
* * *Доктор Фейт работал над книгой допоздна. Это был не то, что он искал, но тоже весьма познавательно и могло пригодиться. Само же сказание «О Тенях и Тьме» смотритель должен был передать ему как раз сегодня, — имя семьи Арн и влияние господина Карвера и впрямь оказались магическими ключами, открывающими любые двери. Не понадобились даже деньги, что было очень кстати, поскольку в средствах господин Фейт был весьма и весьма ограничен.
Перед тем, как выйти из дома на назначенную ему встречу, он заглянул к своему подопечному. Дамир как всегда спал беспокойно, кроме того в окно засекал дождь.
Осмотревшись и так и не придумав, чем можно отзанавесить или загородить его, мастер Фейт осторожно поднял мальчика, относя его к себе.
Дамир не проснулся, только вздрогнул во сне, скрипнув зубами. То, что это не тень Башни, а обычный дурной сон, Фейт был уверен, но не выдержал: на этот раз он старался действовать постепенно.
Однако результат получился еще хуже: как только господин Фейт дотронулся до него, Дамир вскинулся, забился, отшатываясь в угол. В расширенных, потемневших почти до черноты глазах плескалась настоящая паника.
— Дамир, — позвал доктор Фейт, будучи уверенным, что парнишка просто еще не совсем отошел от неприятного сна, но устремленная на него синь уже совсем прояснилась, и страха в ней не убавилось.
Мальчишку всего колотило, он уставился на своего покровителя таким взглядом, как не смотрел даже в первые дни.
— Да что с тобой? — Фейт был уже не на шутку встревожен.
Он протянул руку, и Дамир диким прыжком попытался соскочить с постели, а когда мастер Фейт перехватил его, начал сопротивляться, как будто его собирались убить.
Ему удалось вырваться от неожидавшего настолько яростного отпора Фейта, и мальчишка метнулся к полке, выхватывая нож.
— Дамир, успокойся. Скажи, что с тобой, — ровным голосом обратился к нему врач, не делая больше ни одного движения.
Паренек продолжал отступать, выставив перед собой нож, пока не уперся в стену.
Если бы Дамир мог внятно соображать, он бы наверное объяснил, какой вывод сделал, проснувшись от прикосновений мужчины в чужой постели. Причина внимания к его более чем скромной персоне показалась очевидной: подобрал, обласкал, из благодарности спасенный не откажет, а деться ему некуда, — на все согласится. Но рассуждать — ни здраво, ни вообще никак — Дамир не мог, он был в самом настоящем шоке, и надо было его как-то выводить из этого состояния…
— Не смейте! Не смейте меня трогать! Я не хочу! Я не буду! Не буду…
Господин Фейт смотрел в потерянные затравленные глаза с мгновение, прежде чем отвернуться, но оно показалось невероятно долгим оттого, что он там увидел.
Рассудку потребовалось время, чтобы осознать смысл истошных выкриков непомнящего себя мальчишки, от которого исходило все более явное ощущение клубящейся грозовой тучи, готовой вот-вот разразиться молнией.
— По-твоему, я на это способен? — негромко спросил Фейт.
Грозовая туча опрокидывается внутрь себя, синие глаза становятся воплощением катастрофы.
Дамир содрогнулся, у него начали дрожать губы, а нож в руке вдруг изменил направление. Движение господина Фейта было настолько стремительным, что лезвие не успело даже оцарапать кожу. Он вырвал нож из ослабевшей руки и отбросил подальше, прижимая к себе Дамира.
— Кто же тебя так напугал, парень…
Мальчик всхлипнул и обмяк, исступленно разрыдавшись: ничего страшнее этого Фейт еще не видел: Дамир плакал без слез, заходясь беззвучным криком, и ничего не оставалось, только сжимать бьющееся в припадке тело, вливая в него свои силы.
Ни времени, ни возможности ставить даже простейший барьер, который был не столько охранным, сколько еще заглушал и рассеивал чары, — не оставалось. Но если уж он сделал нечто подобное для совершенно чужого человека, то сейчас и вовсе нет смысла рассуждать: мастер Фейт вломился в расстроенное помутненное сознание…
…Его кошмар — дождь из режущего крошева и сточная канава, в которую он уполз, обнаружив себя живым. А раньше…
Сначала восхищение: Дамир никогда не видел такой роскоши, столько шелка сразу, столбики кровати украшают резные фигурки, вместо стекла — цветочный витраж. Он никогда не ел так сытно и вкусно.
Однако окружающее его великолепие все больше усиливает смутную тревогу, да и в сказки Дамир давно не верит — чего ради его забрали сюда из приюта? И куда — сюда…
Куда — на свое несчастье, он понял, когда уже было поздно.
— Какие глазки, чистый сапфир!
— А губки… просто предназначены, что бы вставить в этот сладкий ротик! — последовавшая за непристойностью попытка не удалась, но сразу прояснила всю картину.
…Вездесущие руки, забирающиеся в самые заповедные уголки, по-хозяйски шарящие по беспомощному телу, похожему больше на тряпичную куклу — как же он не заметил, что его чем-то опоили! Рвется из глубины — оттолкнуть, отбросить, — но сознание рассыпается прелой ниткой… И все же он продолжает воспринимать происходящее.
Ужас. Омерзение. Отчаяние.
Он не кричит и не плачет: это не с ним… конечно, не с ним!
Боль — утверждает обратное.
Бесполезно просить о пощаде и помочь некому… Дамир лишь еле слышно всхлипывает, сквозь стиснутые до хруста зубы.
Хуже всего понимание, что это только начало, что его не отпустят, а у этих достаточно опыта, что бы сломить любого… Разве у него есть выход: покориться сразу или дождаться пока его сломают, растопчут окончательно, превратив даже не в раба, а просто вещь для удовлетворения извращенной похоти?
Когда его ненадолго оставляют в покое, Дамир запредельным усилием сползает с пышной постели и добирается до окна, что бы не прыгнуть: упасть — сквозь изысканный цветочный витраж…
«Я не хочу этого знать! Не хочу видеть!
Надо!»
Боль в виске была ослепляющей в прямом смысле. Ладанка на груди налилась тяжестью, и казалась мельничным жерновом на шее утопленника. Она отзывалась еще более интенсивной, тянущей, ноющей болью в сердце, от которой было трудно дышать.
Хотелось сейчас же бросится в славный город Винтру и пустить скотов на кровавые ошметки… Что бы не осталось камня на камне не только от притона, но и от самого города, в котором возможно такое!
Вместо этого, господин Фейт, тянул парнишку обратно, и когда из-под загнутых длинных ресниц потекли настоящие живые слезы, понял что победил.
— Поплачь, это правильно… Твое счастье, мальчик, что ты еще умеешь плакать…
Ты сильный. Ты боролся и победил. Ты выжил. А остальное — всего лишь призраки…
Мы с ними справимся, — он чувствовал себя опустошенным едва ли не больше, чем несчастный мальчишка.
Не до книги было, — остаток ночи доктор Фейт отпаивал парнишку успокаивающими настойками. Дамира трясло, он дергался и цеплялся за снова спасшие его руки: где его такого оставишь. Только когда раздался немного охрипший, непривычно робкий голос, Фейт вернулся к реальности, и расцепил свою хватку.