Над дорогой поднялась волна возмущенных криков. Какой-то осел, получив плетью по толстой серой заднице, заревел так, что посрамил бы дракона, и ловким движением сбросил хозяина со спины. Свалившись в придорожную канаву, тот разразился громогласными проклятиями, в которых поминался Аллах, все его родственники, а также родственники тех вислоухих, слабоумных шайтанов, которые бесчинствуют на дорогах хуже разбойников.
– Шайтаны – это мы? – вопросил Нерейд, с блаженным выражением на лице слушавший хулительную речь.
– Кто же еще? – ухмыльнулся Ингьяльд. – Ты вон и вислоух, и умом не вышел…
– А ну цыц! – грозно нахмурился рыжий викинг, но глаза его смеялись.
Выбранный Мануилом способ передвижения оказался, несмотря на некоторые неприятные последствия, весьма эффективным. Караван быстро продвигался по дороге. Неожиданным препятствием стало разве что большое коровье стадо: на удары плетьми неповоротливые животные отреагировали грозным мычанием и мотанием головами, на которых красовались острые рога.
Стадо сочли благоразумным объехать.
В клубах пыли и вони нарисовались распахнутые ворота.
– Куда прешь? – выскочила сбоку толстая фигура в сверкающем шлеме и при длинной сабле. – Все в очередь, сукины дети, в очередь!
– Перед тобой, дурья башка, сам посол цесаревны императрицы из Константинополя! – грозно рыкнул Бузислав, а Мануил расправил плечи и напустил на лицо надменность. – Что он, будет вместе со всякими пастухами и горшечниками ждать, когда его пустят в город?
Смуглое лицо стражника чуть побледнело, а черные глаза шустро пробежали по одежде Мануила, скользнули по снаряжению светловолосых воинов – явно наемников с севера, оценили количество слуг и вьючных лошадей.
– Э-э… – промямлил страж, безуспешно пытаясь втянуть объемистый живот и придать себе горделивую осанку, а потом сказал: – Проедемте к воротам! Там сотник разберется!
Расположившиеся у самых ворот стражи, которых тут было больше чем пчел на цветущем лугу, занимались важным делом: досматривали товары и вещи всех въезжающих в город.
– Не везешь ли ядов, дабы злоумыслить против халифа, да благословит его Аллах и приветствует? – допытывался длинный, как глист, стражник, у пожилого крестьянина, морщинистого, точно ссохшееся яблоко.
– Помилуйте, господин! – В голосе старика звучал испуг. – Я приехал продавать финики!
– А это что у тебя? – вопрошал другой воин, жадным взглядом окидывая купеческие повозки, груженные тюками ткани.
– Это? – с притворным изумлением отвечал их хозяин, дородный купец в оранжево-желтом халате. – Драный ситец для продажи старьевщикам!
– А мне сдается, что это первоклассный шелк! Пошлина – по динару за тюк! – осклабился стражник.
– Нет, вам почудилось! – В руках купца на мгновение мелькнуло нечто маленькое, туго набитое, приятно звенящее. И тут же исчезло с непостижимой скоростью, словно перехваченное непонятно откуда явившимся джинном. – Это именно ситец, пошлина – по медяку за тюк…
– Ах, как же я мог ошибиться! – всплеснул руками страж. – Должно быть, ииблис отвел мои глаза! Вай-вай!
Подобных разговоров вокруг происходило множество. Гомон стоял как в улье, а от мельтешения людей можно было заработать пожизненное головокружение.
– Сейчас, обождите!.. – И пузатый страж, поклонившись, исчез в толчее. Вернулся он спустя мгновение, ведя за собой, по-видимому, сотника. Тот был важен, усат и широкоплеч.
– Рад приветствовать дорогих гостей в славном городе Багдаде! – сказал сотник, несколько вымученно улыбаясь. – Хотелось бы взглянуть на верительные грамоты уважаемого…
Мануил небрежно дернул бровью, и один из его помощников извлек из поклажи небольшой ларец, инкрустированный золотом. Скрежетнул ключик в замке, и на солнечный свет явились верительные грамоты, большие, украшенные алыми сургучными печатями.
В руки сотнику их, естественно, никто не дал.
– Ага, – путаясь и запинаясь, зачастил тот, – немедленно будет отправлен гонец во дворец, дабы известить… сообщить… донести весть… эээ…
Тут язык усача, привыкшего собирать пошлины и следить за воротами, а вовсе не общаться с посланниками иных государей, окончательно отказался повиноваться. Лицо сотника покраснело.
– Вы правильно решили! – пришел ему на помощь Мануил. – Сообщи, что мы остановимся в караван-сарае у Толстого Мухаммеда.
– Да, мой господин. – Сотник подобострастно склонился.
– Это еще в каком сарае мы остановимся? – пробурчал Нерейд. – Что, больше негде, что ли?
– Караван-сараями здесь называют постоялые дворы… – прыснул Лычко.
Повинуясь приказам сотника, стражники заработали древками копий и лужеными глотками. Крестьян, купцов и нескольких недовольных этим верблюдов оттеснили в сторону, освобождая проход для посольства. Мануил, величественный, точно сам император, въехал в ворота первым.
Внутри было так же людно, пыльно и грязно. Улицы заполнял народ, шустрый и горластый. Шныряли нищие, наряженные в такие невообразимые лохмотья, что казалось, будто эти тряпки держатся на телах их незадачливых владельцев только на честном слове. Все что-то покупали, продавали, обменивали или просто крали. Всадники плыли над целым морем из человеческих голов в тюбетейках, чалмах и тюрбанах разных видов и форм.
– За вещами смотрите! – распорядился Мануил. – А то тут и подковы с копыт коня украдут!
Предупреждение оказалось своевременным. Гудрёд, который пялился по сторонам, очень вовремя опустил взгляд, и дошлый паренек, уже пристроившийся снять с седельного крюка щит, получил пинок в грудь и с обиженным воем исчез в толпе.
К счастью, столпотворение вскоре закончилось, караван выехал на чистую и широкую улицу. Дома тут стояли большие и добротные, не было видно нищих и бродячих собак.
– Вон и караван-сарай, – с заметным облегчением проговорил Мануил.
Его серый и невзрачный конь первым ступил в раскрытые ворота, ведущие на широкий двор. Выкрикнул что-то гортанно-радостное темный, почти черный слуга. Дверь с треском распахнулась, и навстречу путникам явился тот, кого наверняка звали Толстым Мухаммедом.
Из хозяина постоялого двора можно было вполне сотворить троих обычных людей. Он оказался настолько тучен, что все встреченные до сих пор в Багдаде толстяки выглядели рядом с ним изможденными доходягами.
– Вах! – всплеснул ручищами (каждая из которых была мощнее бычьей ляжки) Мухаммед. – Воистину сегодня прекрасный день. Аллах послал мне встречу со старым другом! Как идет торговля, Мануил-ака?
– Я более не купец, дружище, – ответил Мануил, слезая с седла. – Я теперь на императорской службе!
– Велик Аллах над нами! – Глаза хозяина постоялого двора выпучились, сделав его похожим на рака. Очень большого рака. – И кто же ты теперь?
– Посол! – улыбнулся Мануил. – Но это не важно, в твоем караван-сарае не постыдно остановиться и самой правительнице Константинополя. Разместишь нас?
Мухаммед быстро оглядел караван, мгновенно прикинул, сколько комнат, стойл, продуктов и лошадиного корма понадобится, затем вычислил выгоду и только после этого обидчиво замахал руками, чуть не зашибив стоявшую рядом лошадь.
– Вах, обижаешь! – сказал он. – Всем место найду! Сам на улицу выселюсь, жен, детей выгоню, но вас размещу! Всех баранов зарежу, только чтобы плов вкусный получился! Заходите, гости дорогие!
Щедро поливаемые потоком из слов, воины слезали с коней, а вокруг уже суетились расторопные слуги.
Где-то на заднем дворе жалобно заблеяли, предчувствуя собственную незавидную участь, овцы.
Проснулся Ивар от мелодичного, призывного крика, упавшего будто с небес. Сквозь узкие оконца с трудом протискивались золотистые солнечные лучи, утробу все еще тяжелил вчерашний плов, а горло горело – так остер он оказался. Запивать сытное и жирное блюдо пришлось сладким напитком, именуемым шербет. Вино и пиво в этих местах, как объяснил Мануил, были запрещены. Даже для чужеземцев.
– Что они так орут? – сонно пробормотал Нерейд, заворочавшийся на соседней лавке. Поместили охранников в большой комнате второго этажа. На стенах тут висели цветастые ковры, источающие неистребимый запах пыли. – Поспать не дают честным людям…
– Это ты-то честный? – хмыкнул Бузислав и мощно зевнул. – Это муэдзин поет, созывает мусульман на утреннюю молитву.
– Хорошо, что я не мусульманин!.. – Нерейд перевернулся на другой бок. – Наши боги дают спать спокойно!
Но вскоре стало ясно, что никакие асы выспаться не помогут. Вскоре, приветствуя восход солнца, запел второй муэдзин, за ним третий. Стонущие, мелодичные звуки неслись со всех сторон.
– Разрази меня Веор, сколько же их тут? – натягивая на голову одеяло, пробурчал Гудрёд.
– Много, – ответил Бузислав, который, судя по разговорчивости, спать уже не хотел. – У меня был приятель, который служил в гвардии здешнего халифа. Так он говорил, что в Багдаде больше тысячи мечетей и все время строят новые. Гарун аль-Рашид почитает Аллаха!
Заснуть больше так и не удалось. После того как муэдзины замолкли, внизу, на первом этаже караван-сарая, началась суета. Богатые купцы, в основном и населявшие это почтенное заведение, торопились начать день. Слышался топот, возбужденные голоса и позвякивание посуды.
Потом сквозь этот негромкий, но назойливый шум прорезался цокот копыт – кто-то въехал во двор.
– Как бы это не по нашу душу… – Бузислав зевнул и уселся на лавке, отбросив в сторону одеяло.
Он оказался чуть ли не провидцем. В коридоре раздались гулкие шаги, затем дверь с грохотом отворилась, явив лик одного из двух русичей, оставленных в утренней страже.
– Воевода, просыпайся! – трагическим шепотом возвестил он. – Там прискакал гонец от халифа…
– Сейчас буду! – Бузислав уже стоял на ногах.
– Похоже, нам тоже пора подниматься… – мрачно сказал Нерейд, когда Бузислав выбрался в коридор. – И чего только этому халифу не спится?
– Тебе же сказали, что халиф почитает Аллаха, – рассудительно сообщил Ингьяльд, – а значит, встает вместе со всеми к первой молитве!
– Какой это ужас – оказаться в землях благочестивого правителя! – В голосе рыжего викинга проскальзывало отвращение. – Эй, Кари, не спать!
И, выпростав из-под одеяла ногу, он пнул продолжающего сладко посапывать берсерка по филейной части. Кари зашевелился, зачмокал во сне губами, но просыпаться не пожелал.
– Вставайте! – прогремел Бузислав, входя в комнату. – Нас приглашают во дворец халифа, посол уже проснулся.
Гонец так и ждал их во дворе, сидя на лошади, – стройный, смуглый мужчина в простом фиолетовом халате. Голову его венчала белая чалма, а у пояса висела изящная сабля в серебряных ножнах.
Когда посол и его свита – шестеро воинов и столько же слуг, сопровождающих положенные в таких случаях подарки, – забрались в седла, гонец двинул своего скакуна с места.
Городские улицы, несмотря на ранний час, оказались полны народа.
– Днем для дел будет слишком жарко, – пояснил провожатый, видя изумленные взгляды посольской свиты, – и тогда город замрет до вечера, когда вновь станет чуть прохладнее.
Дворец халифа приближался – его белый купол, похожий на заснеженную гору, словно парил над Багдадом, башенки по углам казались застывшими ледяными шпилями.
Само здание дворца окружало широкое пространство, мощенное аккуратно обтесанным булыжником, а стены его покрывала искусная резьба, придающая тяжелому в общем-то камню впечатление легкости и изящества. Громоздкое строение казалось сотканным из перьев и готовым взлететь в любой момент.
– Красиво!.. – прогудел Кари, медленно поворачивая голову. Его, а также Нерейда и Ингьяльда Ивар взял с собой. Остальные четверо воинов были русичи.
– Зато не так прочно! – пожав плечами, возразил Бузислав. – Такую стену легче пробить тараном!
– Нет врага, которому было бы по силам добраться сюда! – напыщенно изрек сопровождающий.
– Никто не сомневается в могуществе халифа! – поспешно вмешался Мануил, погрозив попутно воинам кулаком: мол, поболтайте мне еще!
Огромные ворота из бронзы распахнулись без скрипа. За ними открылся полутемный зев арки, ведущей внутрь здания.
– Коней придется оставить здесь, – промолвил гонец. – Не беспокойтесь, за ними проследят…
Из полумрака, повинуясь его знаку, явились рабы, тела которых едва прикрывали набедренные повязки. Босые ноги гулко шлепали по камню, обритые головы казались неестественно белыми.
Спешившись, Ивар подтянул пояс с мечом и повел плечами. Без кольчуги, хоть и в чистой парадной одежде, он чувствовал себя неуютно. Стражи не было видно, но Ивар понимал, что откуда-нибудь за гостями следят.
– Следуйте за мной! – И провожатый первым двинулся по широкому полутемному проходу.
Коридор закончился дверью, за которой был самый настоящий сад. Раскачивались на ветру усеянные сочной листвой ветви, бродили толстые цветастые птицы с длинными яркими хвостами.
– О, павлины! – воскликнул Нерейд, увидев их. – Главное, чтобы не запели!
К счастью, в этот день у птах пропал голос.
Сад оказался велик, со всех сторон его окружали дворцовые стены, а меж древесных стволов пролегали посыпанные мелким желтым песком дорожки.
Проследовав по одной из них, посольская свита прошла через дверь и вновь очутилась в помещении. Судя по всему, они попали в покои халифа. Стены просторных комнат устилали пластины из слоновой кости, а пол составляли шестиугольные плитки, сложенные из стольких разновидностей камня, сколько Ивар не видел за всю жизнь. Любой цверг, которому посчастливилось бы созерцать подобное зрелище, удавился бы от зависти.
Роскошь халифского дворца не бросалась в глаза, как в помпезном обиталище императоров в Миклагарде, не чувствовалось в ней и нечеловеческой расточительности, как в чертоге Сулеймана ибн-Дауда. Золото, серебро и драгоценные камни тут находились на своих местах, и казалось, что без них в широких светлых коридорах и залах с куполообразными потолками будет не то что бедно, а как-то неуютно.
Они прошагали рядом с рукотворным водоемом, выложенным мрамором, в котором меж зеленых лент водорослей неторопливо плавали красные и синие рыбы, а по дну были небрежно рассыпаны рубины. Потом миновали зал, стены которого были сплошь увешаны оружием. Внимание воинов приковали не изящно отделанные рукояти, а сталь клинков. Она была светлой, с темными вьющимися узорами.
– Дамасские сабли, – завистливо сказал Бузислав, – каждая стоит каравана с товарами…
– Воистину так! – важно кивнул провожатый, и глаза его сверкнули гордостью.
Двустворчатые двери, у которых закончился путь по недрам громадного дворца, охраняли двое чернокожих воинов, напомнивших Ивару стражей Фэйрилэнда, стороживших покой Оберона. Не хватало только шерсти на свирепых зверообразных лицах и могучих телах.
– Будьте осторожны с халифом, да сохранит его Аллах и приветствует… – предупредил гонец. – Нрав его весьма раздражителен!
– Благодарю… – кивнул Мануил, одергивая церемониальную ромейскую одежду, на взгляд Ивара – неудобную и нелепую.
Двери распахнулись с легким скрипом.
Приемный зал, вопреки ожиданиям Ивара, оказался невелик. Легкие, полупрозрачные занавеси скрывали узкие, стрельчатые окна, стены сияли белизной. Ни единого украшения на них не было.
На гладком мраморном полу стояло низкое широкое ложе. Среди наваленных на него ковров и подушек лениво раскинулся крошечный человечек в шитом золотом халате и непропорционально большом тюрбане, из-за которого голова халифа выглядела точно гриб с чересчур крупной белой шляпкой.
Впереди и по сторонам от ложа, заменяющего трон, расположились воины в длинных, блестящих, словно рыбья чешуя, кольчугах. Взгляды из-под легких, причудливой формы шлемов светились настороженностью. Позади владыки Багдада замер чернокожий раб с огромным опахалом. Размахивал он им с заметной ленцой.
– Рад приветствовать могучего халифа, меч ислама, радетеля закона и защитника правоверных, осененного милостью Аллаха, в полном здравии! – сказал Мануил, отвесив изящный поклон.