Неожиданно Евтихий коснулся ее локтя.
— Ты не могла бы… Деянира… пойти со мной?
Не дожидаясь, пока Евтихий подчинится, Авденаго приблизился к нему сам.
— Привет, Этиго, — сказал он беспечно. — Ты тоже здесь. Это случайность?
— Нет, — угрюмо отозвался бывший раб. — Не случайность. Я следил за тобой почти от самого замка.
— Почему?
— Не знаю… Стало любопытно.
— Почему?
— Плащ, — криво улыбнулся Евтихий. — Этот плащ ты снял с убитого солдата. Ты переоделся и поехал в Гоэбихон.
— Возможно, у меня тут есть одно дело.
— Вот и я так подумал. И не называй меня больше «Этиго». Мое имя — Евтихий. Помнишь? Евтихий.
Авденаго перевел взгляд на Деяниру. Девушка знала, что рано или поздно этот момент наступит, и подготовилась. Она встретила взор светлых глаз чужака холодно и надменно. Авденаго хмыкнул.
— Твой спутник — невежда, но ты должна простить его, прекрасная дама: он увидел меня и просто потерял голову.
Девушка созерцала его, стараясь не утратить высокомерного вида.
— Меня зовут Авденаго, — продолжал молодой человек. — Этиго… То есть, Евтихию следовало меня представить — так, кажется, это делают в приличных домах Лондона?
Она вздрогнула всем телом, как будто он ее ударил.
— Меня зовут Деянира, — произнесла она после долгой паузы. — Говори, что тебе нужно, и убирайся, пока я не позвала стражу. Учти, я — уважаемая мастерица гильдии гобеленщиков, и если ты…
— А, да брось ты, красавица, — развязно ухмыльнулся Авденаго. — Твой милейший Евтихий тебе не объяснял, кто он такой — и кто такой я?
— Возможно, — сказала Деянира.
— Мое имя тебя не пугает? — Авденаго насмешливо погрозил ей пальцем. — Неужели гильдия гобеленщиков так могущественна?
— Неужели твое имя более могущественно, чем гильдия гобеленщиков? — парировала Деянира.
— Отлично! — воскликнул Авденаго, потирая руки. — Она не разбирается в именах, и это меня возбуждает. А, Этиго? Тебя это не возбуждает?
— Прекрати, — с трудом выговорил Евтихий. Присутствие Авденаго как будто душило его, не позволяло глотнуть воздуха.
— Хорошо. Прекращаю. Видите вот эту гробницу, дети мои? — Авденаго указал на здание посреди площади. — Мне нужно забраться внутрь.
— Это кощунство, — сказала Деянира.
— Знаю, — кивнул Авденаго. — Но мне очень нужно. Я не прошу вас идти со мной, но… Этиго… То есть, Евтихий… Раз уж мы так удачно с тобой встретились, — не согласился бы ты посторожить? Если появится стража, отвлеки ее, пожалуйста. Любым способом. Ну хоть подерись с этой милой дамой. Как ты полагаешь, если ты начнешь бить госпожу Деяниру, а госпожа Деянира при этом начнет лупить тебя, — стражники заинтересуются?
Евтихий сжался. В его груди как будто начал расти огромный, ледяной камень.
— Ты уверен, — произнесла Деянира отчетливо и без всякого страха, — ты уверен, Авденаго или как там тебя, что в лучших домах Лондона принято драться с прекрасными дамами?
Авденаго молча взял ее лицо в ладони. Несколько мгновений он всматривался в ее глаза, потом чмокнул в нос и весело произнес:
— Стало быть, вы оба согласны!
— Погоди, — хрипло выговорил Евтихий. — Кто ты на самом деле, Авденаго?
— Два вопроса, — Авденаго растопырил два пальца и указал ими на Евтихия, точно делая ему «рога». — Почему ты спрашиваешь об этом? И почему ты спрашиваешь об этом теперь?
— Я до сих пор не знаю, кто ты такой… а сейчас ты опять появился и требуешь, чтобы я что-то делал для тебя, — сказал Евтихий. — Я ведь могу и отказаться!
— Но не отказался и не откажешься, — уверенно ответил Авденаго. — Я уже говорил тебе, кто я. Я человек — но только по крови. И намерен воспользоваться этим обстоятельством на благо моему истинному народу.
— Где ты был все это время?
— В Гоэбихоне, как и ты.
— Я нашел себе жилье, работу… — продолжал Евтихий, явно осмелев. — А ты? Я же знаю, что в Гоэбихоне нет постоялых дворов.
— Я тоже это знаю! — засмеялся Авденаго. — Ладно, крестьянская морда, расскажу тебе мой самый главный секрет. Человек вполне может проспать пару ночей под мостом и пару дней ничего не есть. Он от этого не умрет. Вообще никак не пострадает. Я — лучший солдат, чем ты, Евтихий. Ты слишком заботишься о сохранности своего тельца. Это в тебе от мелкого собственника. Постарайся избавиться от подобной озабоченности, потому что когда-нибудь она может тебя погубить.
— Тебя тролли этому научили?
— Люди, Евтихий, люди… Хватит болтать о троллях, да еще на ночь глядя. Ты напугаешь даму.
Деянира фыркнула, всем своим видом показывая, что напугать ее не очень-то просто.
Авденаго щелкнул пальцами и направился к гробнице.
* * *Тьма была вязкой. Ее приходилось раздвигать руками, разрезать ножом. И еще Авденаго ощущал некое удивление, исходившее от этой субстанции. Десятилетиями ни один человек не осмеливался войти сюда. Никто не тревожил покой, создаваемый в гробнице. Здешняя тишина сгущалась год за годом. Она была желанной. Она была почитаемой.
Авденаго оказался первым за много лет, кто проник в гробницу.
Он ослеп и оглох. Мрак облеплял его, как будто он погрузился в банку с черным желе. Двигаться приходилось наугад. Где-то здесь лежит истлевшее тело. Впрочем, не исключено, что оно вовсе не истлело, а напротив — сохранилось в неприкосновенности.
«Странными способами люди могут почитать своих героев, — думал Авденаго. — Взять тот же мавзолей Ленина. Целый институт завели, чтобы труп не разваливался. А бабушку сожгли и в вазочке сунули в стенку колумбария. Клумба такая, с покойниками. С их пеплом. Да ну, лучше пусть вообще прах развеют. И вообще, какое дело покойнику, как его похоронят».
Тьма набивалась ему в глаза, в рот, в ноздри. Авденаго обтирал лицо рукавом, но это ему не помогало. Он и без того был совершенно слеп. Комки приклеивались к его пальцам, и он утрачивал осязание — последнее из пяти чувств, что связывали его с действительностью.
Спустя некоторое время он понял, что уже вечность барахтается в гробнице. Как и Кохаги с его деревянной ногой. Вечность без просвета, без надежды, без выхода.
А потом тьма набросилась на него.
* * *— Что он говорил о троллях? — спросила Деянира, беспокойно поглядывая на гробницу.
— Это я говорил о троллях, — уточнил Евтихий. — Ничего особенного.
— Авденаго — он ведь твой бывший хозяин…
— Сейчас это не имеет значения, — ответил Евтихий. — Он больше надо мной не властен.
— Он у тебя вот здесь, — она коснулась пальцем его лба. — Ты не в силах избавиться от него.
— Не имеет значения, — повторил Евтихий. — Особенно после того, как он умрет.
— А как он умрет?
— Очень просто — я убью его.
— Ты сможешь убить человека?
— Он не человек, Деянира. Он ведь сам признался — ты же слышала! Он тролль.
* * *Авденаго никогда не подозревал, что боль может терзать сразу отовсюду. Незримые зубы впивались в его тело, грызли его кости, мусолили мясо, острые иглы впивались в глаза, в уши. Волосы слиплись на голове, их как будто пытались вырвать из скальпа. Он даже не мог кричать: тугие кольца перехватили горло, тысячи крохотных иголок вошли в кожу.
Хрипя, Авденаго повалился на колени. Превращенная в оружие, субстанция утратила свою вязкость и позволила человеку упасть. Она тотчас навалилась сверху, давя на грудь и живот.
Щекой Авденаго ощутил вдруг угол какого-то сундука или стола. Этот предмет отличался от всего, что находилось в гробнице. Он был сделан из чего-то более определенного, нежели тьма. Скорее всего, из камня. Сейчас Авденаго ни в чем не был уверен: единственное, что он в состоянии был ощутить по-настоящему, была боль. Из последних сил он протянул вперед руку и ухватился за камень. Гроб. Это был гроб.
Авденаго раскрыл рот и заорал, выталкивая из глотки крик и вместе с ним черные плевки. Тьма на миг раздалась, в единственной краткой серой вспышке Авденаго разглядел каменный стол и на нем — тело человека с деревянной ногой. Потом все исчезло, и тьма набросилась на свою жертву с удвоенной яростью.
Но Авденаго уже успел увидеть все, что ему требовалось.
Он сделал еще одно усилие и сомкнул пальцы на деревяшке.
* * *— Гробница Кохаги — святыня, — сказала Деянира, беспокойно поглядывая на здание. — Нельзя допустить, чтобы он просто вошел туда и осквернил ее. Это — оскорбление для города…
Внешне оно выглядело совершенно так же, как и обычно: затемненные окна, красивый резной фасад — и никого поблизости. Пару раз мимо парочки прошли городские стражники, но Деянира и Евтихий совершенно не привлекли их внимания.
Когда стражники скрылись, Евтихий обратился к своей спутнице:
— Почему мы не попросили их о помощи?
— Потому что они не войдут в гробницу, — ответила Деянира. — Потому что не поверят нам, будто кто-то оказался настолько дерзким, что нарушил запрет. И наконец потому, что гробница сама уничтожит святотатца.
— А если нет? — тихо спросил Евтихий.
* * *Деревянная дубинка на диво легко оказалась в руках Авденаго. Впрочем, чему тут поражаться: плоть, к которой она крепилась, давным-давно истлела. Тьма не смогла сберечь тело умершего героя в сохранности, она лишь пыталась сохранить для него покой.
Тысячи гневных голосов заскрежетали в ушах у Авденаго, когда он с силой оттолкнул от себя тьму дубинкой. Комки слизи лежали на его отяжелевших веках, и только поэтому он не ослеп, когда яростная вспышка света вырвалась из гробницы. Свет этот был таким ядовитым и мощным, что, казалось, грозил уничтожить все живое.
Авденаго почувствовал, как проваливается пол у него под ногами. Одной рукой держа дубинку, другой он ухватился за край окна и повис над пропастью. Крики становились все громче, хотя это было, вроде бы, совершенно немыслимо. Несколько раз Авденаго казалось, что он различает звон мечей, но такого, конечно, быть не могло.
Он бросил дубинку в окно, уцепился за подоконник обеими руками и выпрыгнул из окна.
И очутился на улице.
Здесь все осталось по-прежнему, только немного сгустились сумерки. Тихий прощальный свет заливал дома и площадь, угасающие лучи скользили по безмолвному резному фасаду гробницы. Кругом царило безмолвие.
Забрызганный липкой черной жижей, Авденаго был оглушен этой тишиной. Он даже не сразу увидел, что Евтихий идет к нему навстречу, на ходу вытаскивая из ножен кинжал.
Бывший раб безмолвно набросился на бывшего хозяина.
Первый удар пришелся Авденаго на правую сторону груди: кинжал вошел в плоть, и на плаще появилось еще одно бурое пятно. Евтихий выдернул нож и снова занес руку. Теперь Авденаго увернулся и упал на колени. Евтихий накинулся на него сверху, как коршун. Авденаго успел перекатиться набок. Кинжал, с силой ударившись о камни мостовой, высек искры.
Рыча от боли, Авденаго поднял дубинку, намереваясь отбить очередную атаку. Евтихий неловко махнул кинжалом и промахнулся, зато не промахнулся Авденаго: дубина, взятая в гробнице Кохаги, попала прямо по голове Евтихия.
И случилось то, чего не ожидали ни Евтихий, ни наблюдавшая за поединком Деянира, ни сам Авденаго.
Евтихий исчез.
* * *Деянира подбежала к раненому и принялась бить его кулачками, не разбирая — по лицу, по голове, по раненой груди.
— Где он? Где он? — повторяла девушка.
Авденаго не шевелился, не делал ни малейшей попытки увернуться или хотя бы закрыть лицо. Он лежал под градом ударов и собирался с силами, а их становилось все меньше.
— Где он? — кричала вне себя Деянира.
Наконец Авденаго рывком сел и тут же рухнул обратно на мостовую.
Деянира наступила на дубинку:
— Не прикасайся! Не прикасайся к ней!
— Дура, — прошептал Авденаго.
Деянира плюхнулась рядом с ним и разрыдалась. Авденаго равнодушно смотрел, как слезы стекают по ее бледным щекам, капают с кончика востренького носа.
— Что с ним? — пробормотала она, глядя прямо перед собой, как будто в надежде услышать от пустоты какой-то внятный ответ. — Что с ним случилось? Куда он пропал?
— Какая тебе разница, красавица, — шептал рядом с ней Авденаго. — Он ведь все равно собирался уйти от тебя.
— Откуда ты знаешь? — Она яростно накинулась на него и снова занесла кулак, но теперь Авденаго перехватил ее руку. — Откуда тебе знать, животное!
— Я не животное.
— Ты тролль! Он сказал мне, кто ты. Ты тролль!
— Я его господин, — сказал Авденаго. — Я волен был сделать с ним что угодно.
— Ты отпустил его.
— Это не имеет значения.
— Животное.
— Дура.
Она вырвалась из его хватки, передернула плечами.
— Что ты себе позволяешь?
— Я позволяю себе ровно то, что позволила мне ты, Деянира, — сказал Авденаго. — И… перевяжи меня какой-нибудь тряпкой, а? По-моему, твой приятель пырнул меня слишком сильно.
— По-твоему, я сейчас буду возиться с твоими ранами? Пачкать руки твоей кровью и этой дрянью, которой ты вымазался?
— Это священная тьма из священной гробницы, — возразил Авденаго. — Помоги мне, Деянира, и я уберусь из города. Ты больше никогда обо мне не услышишь.
— Ну вот еще! — рассердилась она. — Что ты сделал с Евтихием?
— Клянусь — понятия не имею, — Авденаго вздохнул. — Слушай, я сейчас сознание потеряю, сделай что-нибудь… — предупредил он.
Она выпрямилась, стоя рядом с ним на коленях, и громко закричала:
— Стража!
* * *Когда Авденаго открыл глаза, он обнаружил, что находится в очень светлом, выбеленном помещении с низким потолком. На стенах висело оружие, по большей части очень ржавое или сломанное.
Очевидно, это были трофеи, взятые в каких-то давних сражениях. Горожане, сами по себе люди не воинственные, обладали поразительной мстительностью по отношению к тем, с кем приходилось сходиться на поле брани. Частично эта мстительность проявлялась в том, как они относились к «пленному оружию». Наверняка сохранились и другие свидетельства, вроде хвастливых и нудных «героических хроник».
Авденаго очень внимательно оглядывал комнату, в которой проснулся. Любая мелочь могла помочь ему выбраться или погубить. Он еще не знал, как ему быть. Следовало собрать информацию. Одинокий шпион-засланец всегда с этого начинает, особенно после очередного провала.
В том, что имеет место именно провал, Авденаго не сомневался: он ранен и в плену, а добытый с такими трудами и опасностями артефакт исчез.
Комната, где находился Авденаго, была довольно просторной и, несмотря на низкие потолки, воздуха в ней хватало. Когда-то Миха Балашов (еще бы вспомнить, кто это!) слышал от своего школьного учителя презрительное упоминание о низких потолках. «Потолки высотой меньше четырех с половиной метров, — морщился Николай Иванович, — воспринимаются жителями „старого фонда“ как гроб. Я говорю вам это для того, чтобы вы имели представление о том, что такое низкий потолок и высокий. Не только в плане жилья, но и касательно всех прочих требований к жизни. В первую очередь — к интеллектуальным… Боже, для чего я сотрясаю воздух! Всех вас вскормила помойная труба Купчино и расплющила Ульянка. В самом лучшем случае ваша духовная родина — бывшая Уткина Заводь, с чем всех вас и поздравляю».
Это было, кажется, не вполне справедливо… Восстанавливая сейчас в памяти тот странный монолог Николая Ивановича (а все монологи учителя были в той или иной мере весьма странными), Авденаго приходил к пониманию одной исключительно простой вещи. Николай Иванович рассуждал как тролль, и логика у него была троллиная. Конечно, если сопоставлять, то Николай Иванович — скорее, тролль из высших. Из самых высших. Но к людям он совершенно очевидно относился как к представителям чуждой ему расы.
Размышления Авденаго были прерваны появлением капитана городской стражи. Авденаго едва было не сказал ему:
— Голубчик, поспешили. Я еще не завершил осмотр помещения и не закончил анализ ситуации в целом. Не могли бы вы быть так любезны — не оставили бы вы меня в покое еще на полчасика?