- Стало быть, и била ты не боярина, а князя своего.
- Когда это я тебя била? - удивилась Елена. - Не было такого.
- Как не было? А как целоваться первый раз полез, так двинула, думал, что без зубов останусь. И откуда силы?
- Сам от меня при всех отрекся, сказал, что не супружник более, а потом за... там, где не надо хватаешь. То как? Да и хотелось мне двинуть тебе, уж так хотелось, не сдержалась, - красавица тяжело вздохнула. - Ты - то мне больнее сделал.
Димитрий почувствовал, что остывает. Он пододвинул к себе короб, на котором недавно шила Елена, и сел на него.
- Что ж потом-то ласковой стала?
- Заметила, что понравилась тебе. Решила: закружу тебе головушку посильней, чтоб без памяти влюбился, а потом к отцу за Утицу сбегу. А ты бы потом, со своей вдовицей обнимаясь, все бы по мне сох. Хотела, чтоб тебе маялось, - по щекам у Елены побежали слезы.
- Что ж не сбежала? - угрюмо спросил Димитрий, утаив от жены, что приставлял к ней приглядывать гридней.
- Сам знаешь.
- Не знаю, скажи.
- Боярин красив, зеленоглаз. Какая же устоит? - повторила княгиня слова своей холопки.
Димитрий улыбнулся. И тут Елену прорвало, теперь нападала уже она:
- Улыбаешься! Смешно ему! Да я из-за тебя такого позора натерпелась! Вся дружина твоя надо мной потешалась, а я не знала, что и делать. Не сказалась я ему, а что я тебе сказать-то должна была? Коли супружник не хочет себя выдавать, так и подружья должна помалкивать... А думаешь легко, когда собственные холопки тебя прелюбодейкой считают? Ведь как я ждала тогда, когда Забавкины гадости читали, что встанешь ты, закроешь меня собой да скажешь ей в лицо: «Не грешница княгиня, а водимая моя, а я - князь ваш!» А ты - то, что ж? Смолчал!
- Да не хотел я при боярах да холопке с тобой объясняться! - оправдывался теперь Димитрий. - Ты же вон какая горячая, как рассердишься, так обжечься можно. Я же не знал, что ты признала меня, думал: вечером выманю тебя туда, где никто не услышит, да все и выложу. А разгневаешься, ножкой начнешь топать, так зацелую - ты меня и простишь. А, видишь, как все получилось: сначала дождь, дорога такая трудная, потом засада. Мне уж было ясно, что к тестю придется на поклон идти. А признаваться тебе уже опасно было, ты ж уперлась: не прощу, мол, князя, и все тут. А надо было с тебя крестное целование взять, что при мне останешься. Куда ж я без тебя?
- Да как-нибудь прожил бы. Вдовиц в округе много, - вздернула нос Елена.
- Ну-ка, сюда иди! - прикрикнул на нее Димитрий.
- Зачем? - надула губы подружья.
- Вот добрая водимая сразу подходит, а худая да своевольная говорит: «Зачем?»
- Ну, так пойди, хорошую поищи, не поздно еще.
- Сюда иди! Супружник зовет!
Елена с вызовом во взгляде шагнула к Димитрию.
- Зачем? - передразнил он ее, хватая за руку. - Мириться будем, вот зачем!
И он крепко прижал ее к себе.
- Батюшки, ты же мокрый насквозь! - ощупала пальцами сырую свиту княгиня. - Случилось что?
- Комонь крючконосого меня в реку скинул, - признался Димитрий.
Елена звонко захохотала. Ее князь тяжело вздохнул.
- Снимай, - она начала стаскивать с него свиту.
- С братцем твоим, Давыдом, боролись, - позволяя себя раздевать, рассказал Димитрий.
- Не сильно Давыдку нашего помял?
- Да нет, он мне навалял.
Елена стащила порты и, резко выпрямившись, внимательно посмотрела мужу в глаза:
- Ну, и зачем поддался?
Ее вопрос сладким медом затек в уши Димитрия: одна она догадалась, а и боя не видела.
- В обиде он большой был: за тебя дулся. Подружиться по-другому никак нельзя было, пришлось на землицу падать.
Елена опять задорно рассмеялась.
- Вышата! Вышата! - Первак озабоченно дергал воеводу за рукав. - Слышишь, княгиня рыдает?
- Слушай, отстань, - сонно пробормотал дядька. - Не плачет она, а хохочет. Видно, рубаху мокрую нащупала. Спать давай.
Димитрий гладил Ретивого по шелковистой гриве, приветливо заглядывал в бездонные карие глаза:
- Отдыхай, натерпелся. Славный ты комонь, лучше у меня и не было.
Елена тихо подошла к мужу и тоже ласково потрепала коня по лоснящейся шее.
- Как домой доберемся, ты, князь, Ярого забирай: тебе нужней. А уж я Ретивого выхаживать стану. Люб он мне. Добрый комонь.
- А этого куда ж девать, тоже справный, - указал Димитрий на пасущегося поодаль Прыгуна. - Я, вроде, к нему приловчился, теперь уж не скинет.
Елена вдруг гневно сверкнула очами:
- А этого прочь отсылай, чтоб и духу его рядом не было! Нам из-за озера ничего не надобно, - она бросила злой взгляд на северо-запад.
- Вот это да! - озадаченно подивился Димитрий. - Комонь-то причем, вон травку мирно щиплет. Крючконосый-то в жеребцах знал толк, знатного комоня выбрал, такого поищи - не найдешь.
- Коли хочешь мне больно сделать, так оставляй, катайся.
- Хитро поддеваешь, - начал упрямиться князь, но, увидев в глазах у Елены слезы, махнул рукой. - Ладно, отошлю.
- Акулька сказывала, что тебе из Бежска кожух медвежий пожаловали, так и одёжу эту проклятую тоже прочь убери, - не унималась Елена, - я тебе новый подарю.
- Вот ведь старая кошелка, язык что помело, уже и про кожух успела растрепать!
Кожуха Димитрию тоже было жаль: он из забитой им в честной схватке медведицы. В этой рухляди [1] он видел свою ловчую удачу и богатырскую удаль. Не каждый день один на один на разъяренного зверя выходишь. Если бы это был просто каприз жены, князь никогда бы не уступил. Он не любил, когда им помыкали, даже мать, и, чувствуя давление, всегда проявлял упрямство. Но здесь другое дело - это не каприз, не желание показать власть или силу своих женских чар, это жгучая ревность, которая царапала, терзала Елену изнутри. И в удалом жеребце, и в добротной шубе - везде княгине чудилось присутствие соперницы. Димитрий не хотел огорчать водимую и сдался:
- Давыдке вашему в подарок отошлю комоня, а Ярославу - кожух. Так ты довольна будешь?
Подружья засияла:
- Очень! Очень довольна, Митенька.
- Но это потом, а сейчас на Прыгуне поеду, - сурово сдвинул князь брови, чтобы жена не подумала, что крутит им как хочет.
- Поезжай. Твоя воля, - понимая, что и так выпросила много, смиренно улыбнулась жена.
- Ох, лисица!
Мстислав с Димитрием ехали впереди. Залесский князь неспешно показывал зятю окрестности, рассказывал, водя в воздухе широкой ладонью, как у него организованы сторожи и служба на заставах. В тоне тестя сквозило легкое поучение, но Димитрия это уже не раздражало.
Позади звонкий женский голосок сливался с двумя басами. Сестра с братьями, обрадованные нечаянной встрече, вели беседу. Елена расспрашивала о матушке, о сестрице, о племянниках, о невестках, особенно о Давыдовой, которую еще ни разу не видела. Ярослав обстоятельно отвечал на все вопросы. Давыд, наоборот, отнекивался скоро и односложно, устало мотая головой, его жестоко мучило похмелье. Он с завистью переводил взгляд с брата на зятя, который выглядел намного свежее.
- А у братии в скиту кваску холодненького не будет? - мечтательно произнес он.
- Водички родничковой, намоленной, попьешь - полегчает, - усмехнулся Ярослав.
- Ты, сестрица, чем супружника отпоила? Он пободрей меня скачет, а пили-то наравне.
- В Утице он с ночи прямо в одеже выкупался, так и полегчало, - хитро улыбнулась Елена. Димитрий, спиной почувствовав насмешку, бросил через плечо суровый взгляд на жену, но та лишь добродушно повела бровью.
- Нет, купаться я не хочу. Испить бы чего, другое дело, - вздохнул Давыд.
В сопровождении залесских ратных, тяжело скрипя натруженными колесами, в небольшом удалении от князей ехали телеги с трупами заозерских воев.
- Может, их в Бежск родне выдать надо было? - обернулся к телам Давыд.
- Жара стоит, не довезти. Не медом же их заливать [2]. Нужны будут, пусть приезжают, выкапывают. Я препятствовать не стану, - отозвался Мстислав.
- Мы своих, тех, что тати побили, на Полуночной схоронили. Тоже думали, что на солнышке не довезем, - добавил Димитрий.
Всякий раз, когда он оглядывался на телеги, красные сапоги Найдена прямо кидались ему в глаза. Эта добротная, тонкой выделки княжеская обувь на ногах боярина напоминала Чернореченскому князю, каким дураком он, Димитрий, был, как легко дал себя окрутить нечистым на руки людям. От этого опять становилось горько.
Тесть, проследив за взглядом зятя, подвел свою лошадь совсем близко к Прыгуну и зашептал Димитрию на ухо так, чтобы сыновья и дочь не слышали:
- Ты не печалься, со всяким это случиться могло. И я по молодости лет много глупостей творил. Ты только вот что, Димитрий... - Мстислав сделал паузу, огладил бороду. - Я тебе сейчас, как отец скажу, ты уж не серчай, коли что. Только времена Святослава Великого, что славу себе за Дунаем искал, давно миновали. Нельзя теперь земли на мать - старуху бросать, самому во все вникать надо.
Уши Димитрия при этих словах густо заалели.
- Не будешь землицу свою блюсти, так найдутся на нее хозяева. Даже меня, старого, в соблазн введешь: уж больно Успенье у тебя - жирный кусок, так в рот и проситься.
Димитрий, надувшись, молчал.
- Обиделся? Не серчай, отец твой мне другом был, и ты мне не враг.
- Не в обиде я, - соврал Димитрий.
«Права Елена: ратных в Успенье оставить надо, а может, и еще добавить», - беспокойно подумал он.
Меж тем впереди показался частокол Михайлова скита. Свежевыструганные бревна еще не успели почернеть на солнышке, в воздухе кружил легкий запах сосновых опилок.
- Стены братия недавно поновила, сейчас часовенку рубят. Слышишь, топоры стучат, - объяснил Мстислав зятю, - будет здесь со временем большая обитель. Места благодатные, - Залесский князь широко вдохнул лесной воздух.
Путники спешились и, крестясь, прошли за ограду. Скит был невелик: небольшая деревянная церковь, строящаяся рядом часовня, за ней - кладбищенский погост с десятком могил, разбросанные по углам избушки. Вот и все хозяйство. Глядя на крохотную церквушку Архангела Михаила, Димитрий невольно вспомнил величественный чернореченский Архангельский храм: так они были не похожи.
Иноки, оставив работу, спешно спустились встречать знатных гостей.
- Вот зять мой - князь Димитрий Андреич Чернореченский - повидать старца Савватия хочет, - обратился Мстислав к настоятелю, крепкому высокому старику с длинной седой бородой. Жив ли еще?
- Жив, да не узнает никого, но ежели князь желает, так проводим.
Димитрий утвердительно кивнул, они с Еленой пошли за игуменом. Остальные остались ждать у церкви.
Настоятель отворил тяжелую скрипучую дверь полуземлянки. Темная комната освещалась лампадой и свечой, закрепленной у изголовья широкой лавки, на которой лежал старец. Димитрий не узнал старика: тот ли? Худое иссушенное лицо с ввалившимися щеками отливало восковой желтизной. Глаза стали почти прозрачными, взгляд бессмысленно бродил по потолку. Костлявые руки безвольно лежали вдоль тела. У постели сидел молоденький инок. При виде гостей он поспешно вскочил и кинулся к настоятелю:
- Все метался, что-то сказать хотел, а сейчас вот затих.
- Князь с княгиней повидаться с Савватием хотят, - игумен пропустил Димитрия и Елену вперед.
Князь наклонился над старцем и громко сказал, почти крикнул:
- Здрав будь, старец! Узнаешь меня?
Старик медленно перевел взгляд с потолка на Димитрия, что-то попытался сказать, но вышел только тихий хрип.
- Вот водимая моя, - князь взял Елену за рукав, - помнишь, говорил мне о ней?
Савватий устало закрыл гзлаза.
- Плох он, княже, уж и нас не узнает, - поспешил объяснить молодой инок. - Ждем, что вот-вот преставиться.
- Разрешите мне с ним наедине немного побыть? - вдруг попросил Димитрий.
- Твоя воля, князь, раз нужно тебе, так побудь, - кивнул головой игумен. Они с иноком поспешили за дверь. Елена растерянно стала переводить взгляд с настоятеля на мужа, не зная, что ей делать: выйти или тоже остаться. Но игумен сделал ей знак рукой, мол, пусть сам побудет, и княгиня вышла, притворив за собой скрипучую дверь.
Димитрий сел на пол рядом с кроватью и начал говорить старцу так, как будто тот его понимал.
- Вот видишь, я все же пришел. Опоздал, конечно, но ты уж не сердись. Знаешь, я ведь все понял! Через водимую понял. Как поехал за ней по земле своей, так на многое пришлось со стороны взглянуть. Да я все исправлю, не поздно ведь еще?
- Не поздно, Димитрий, все в руках Божьих, - раздался голос с лавки. Старец резко сел, свесив ноги на пол. Теперь он был похож на прежнего путника.
- Дед, так ты что, претворялся? - поразился Димитрий, продолжая сидеть у ног старца.
- Что, значит, претворялся? - сурово одернул его старец. - Тебя ждал, силы берег, а ты все не спешишь да не спешишь. Жене-то почто сразу не открылся, изводил бедную?
Димитрий, уже ничему не удивляясь, честно признался:
- Нравилось пред ней боярином ходить, забавно было. Как-то и не думал, что ей от того худо. Так она и не сердится на меня.
Дед улыбнулся.
- Вот в былинах, что сказители на пирах бают: налево пойдешь - честь потеряешь, прямо пойдешь - жизнь потеряешь, направо пойдешь - женатым будешь. Что же вы, богатыри, честь да жизнь потерять хотите? А надо-то лишь на десную сторонку повернуть. Семья крепкая будет, а честь да слава прибавятся, никуда не денутся. Ладно, Димитрий, устал я, - Савватий потрепал князя по плечу. - Поди.
Димитрий поспешно встал, невольно отряхнул колени, а когда разогнулся, увидел прежнего немощного старика с закрытыми глазами. Будто и не было ничего.
«Видать, крепко вчера перебрал, - князь потер виски. - Мерещиться стало».
- Прощай, старец! - громко сказал он и пошел к двери.
- Подарок возьми, - услышал он голос за спиной.
Димитрий обернулся, но старец лежал все так же неподвижно и с закрытыми глазами.
- Какой подарок?
Ответом ему была тишина. Димитрий, крестясь, вышел из избы. Яркий летний день накрыл его красками и звуками. Князь глубоко вдохнул, расправив плечи.
Тесть и шурины беседовали у церкви с настоятелем. Елена гуляла по небольшому монастырскому саду. Она насобирала в подол сбитые недавней грозой совсем еще зеленые яблоки и теперь кормила ими Ярого. Тот фыркал и бережно брал губами плоды из ее раскрытой ладони. Прыгун тоже лез через плечо княгини за угощением, но Елена раздраженно отталкивала его назойливую морду. Однако животное не понимало, почему красавица с ним так сурова, и продолжало тянуться за лакомством. Наконец княгиня смирилась и со вздохом сунула яблоко и Прыгуну, ласково погладив его меж ушей. Тут она опасливо кинула взгляд в сторону избушки и натолкнулась на насмешливые глаза Димитрия. Елена резко оттолкнула чужого коня и стала быстро скармливать остатки Ярому.
Димитрий с укором покачал головой и пошел к церкви.
- Старец..., когда здоров еще был..., ничего мне не оставлял? - запинаясь, спросил он у настоятеля.
Игумен отрицательно покачал головой.
На кладбище уже работали лопаты. Покойников стали заносить в церковь. Димитрий с удивлением отметил, что красные сапоги Найдена его больше не раздражают. Злость прошла. Хотя бы ради этого стоило съездить в скит.
- Ну, что, Еленушка, - обратился он к жене. - Домой пора ехать!
- Пора, князь мой, уж матушка, наверное, извелась.
1. Рухлядь - мех.
2. Для сохранности тел, при перевозки на дальние расстояния, в гробы колоды заливали мед.
XIV. Подарок.
Чернореч-град встречал их шумно и весело. Димитрий отослал вперед Первака, чтобы тот сказал матери, что все благополучно и Елена остается при муже. Старая княгиня, долго крестилась на коленях перед иконами, потом велела везти себя на пристань: ждать в тереме ей было уже невмоготу. Невестку она жарко расцеловала, а к сыну обратилась с упреком:
- Что ж так долго не ехали, разве ж тебе меня, старую, не жаль?