- Прости, матушка, к тестю завернули ненадолго, я и не думал, что ты волноваться станешь.
- Да как же не волноваться! Войско вдогонку ушло, слухи непонятные ходят, а Первак сказывал, что вы в болоте увязли.
- Выбрались из болота, матушка, а затем решили к тестю заехать обсохнуть да телеги починить.
- Знаю уж я все: на вас заозерские напали. Здоров-то матери врать!
- Не серчай, не буду, - погладил Димитрий мать по плечу.
- Ну, так в град поехали, пироги уж стынут.
Княгиня понимала, что сын врал, чтобы пощадить ее старость, да и сердиться ей сейчас не хотелось.
Все завертелось быстрым потоком: и радость от встречи с живыми, и слезы по покойникам. Люди подбегали, охали, ахали, приветственно махали руками. Старики крестили молодого князя с княгиней.
Пахомий упросился въехать в город в седле, чтобы не перепугать беременную жену. Бледный, но веселый шествовал он между Вышатой и Перваком.
- Вот и прибыли к подружьям под бока. А говорил - не доберемся, - подтолкнул он под локоть Вышату.
- Чуть Богу душу не отдал, а все про бабьи бока поет, - укорил воевода.
Елена на пристани вела себя с местными так, как с успенскими при расставании: горделиво, но вместе с тем дружелюбно, неспешно раскланивалась направо и налево. Но когда проехали под надвратной церковью, роль степенной княгини ей играть стало трудно. Она широко распахнутыми глазами с плохо скрываемым восхищением смотрела на вереницы стройных, украшенных богатой резьбой домов, колокольни, красавец каменный храм с сияющим на солнышке куполом. Такого Елена еще не видела. Она затаила дыхание. Димитрий был доволен: его город водимой понравился. Как недавно тесть хвастливо показывал Чернореченскому князю свои владения, так и Димитрий, подбоченясь, рассказывал Елене всё: где кто живет, названия церквей, как устроен торг - забавляясь ее детскому изумлению.
Внезапно в толпе зевак промелькнуло лицо, от которого князя бросило в жар. У края дороги стояла старуха в полинялой запоне [1] и махала ему рукой, но не приветственно, а как-то зазывно. «Обрати на меня внимание», - чертили ее пальцы в воздухе. Димитрий сразу признал бабку: это знахарка Улиты, та самая, что помогала заозерской княгине смазывать его раны. Память на лица у молодого князя была хорошей. Он смог вспомнить даже воя с водянистыми глазами из свиты Найдена, хотя видел его мельком, а уж узнать старуху, что приговаривала под руку Улите, и вовсе не составило труда. «Что ей от меня надо? Не иначе весточку из-за озера принесла», - подумал Димитрий и беспокойно оглянулся на Елену, но она ничего, казалось, не замечала, весело воркуя со свекровью.
Сделав знак одному из воев приблизиться, князь прошептал, чтобы старуху незаметно привели на двор к гриднице. День сразу утратил краски. «Зачем она прислала ко мне эту старую ведьму, на что надеется? И как только наглости хватает, после всего мне весточки слать, вот ведь бесстыжая! Может, за смерть полюбовника упрекать меня станет, за что, мол, убил? Или с угрозой: Всеволода на меня натравить хочет. Ну, да пусть только попробует: зубы сразу медведице этой пообломаю!» Димитрий почувствовал, как его кровь начала закипать от ненависти. Где то спокойствие, что вселил ему старец? Один вид старухи - и от благостного покоя не осталось и следа. «Надо взять себя в руки, ничего ж такого не случилось. С чего я взбесился?» - он сделал глубокий вдох.
Торжественная процессия подъехала к Архангелу Михаилу. Все спешились. Елена взяла из рук Арины пелену, перекрестилась и на вытянутых руках бережно понесла ее в храм. Всю оставшуюся дорогу на каждом привале они с Аринкой латали, стирали, отглаживали драгоценный дар. Княгине хотелось именно с этого подношения начать жизнь на новом месте. Горожане этот жест оценили. Чернореченцам Елена пришлась по душе. «Эта нашему князю с десяток нарожает, справная молодуха», - с видом знатока крякнул старичок у паперти. «Дай то Бог», - перекрестилась богато разодетая боярыня, просовывая нищему в руку подаяние. Город продолжал бурлить.
После церкви князь с княгинями, наконец, въехал на двор родного дома.
- Ну, Мстиславна, я уж стара, силушки нет. Теперь ты здесь хозяйка. Все тебе покажу, - Анна любовно обвела рукой княжеские хоромы. - Нравится?
- Очень! - засияла Елена. - Не волнуйся, матушка, я буду стараться.
- Она справится, - улыбнулся Димитрий. - Гривну потерял, так сразу заметила, глазастая. А пироги, знаешь, какие печет! И свиту, что на мне, сама вышивала!
Проводив Елену с матерью до крыльца, князь суетливо оглянулся и сказал, что сейчас подойдет. Женщины зашли в терем, а Димитрий заспешил к гриднице. Там его уже ждала бежская старуха.
- Ну? - вопросительно бросил он ей.
Сладко улыбнувшись, бабка спросила:
- Признал ли, светлейший князь, меня?
- Как не признать, коли чуть на тот свет меня не спровадила. Уж такого не забудешь!
- Да, что ты, княже, мы ж тебя лечили! - испугалась бабка, липкая усмешка пропала.
- Лечили, да чуть не залечили! Хозяйке вашей надобно было, чтобы я не сразу за водимой поехал, а поболел слегка, ну, а если бы и помер, так не велика потеря, у вас ведь еще Всеволод в запасе. Не так ли?
- Уж не знаю, про что ты, князь, говоришь. И в мыслях у нас такого коварства не было, - оправдывалась ведунья, но по ее передернувшемуся лицу Димитрий понял, что попал в самую точку.
- Зачем Улита тебя ко мне послала?
- Печалится она по тебе, князь, уж так печалится!
Димитрий хмыкнул.
- Правда то, князь! Не виновна она, это Найден все, проклятый, створил! Он один виноват! А княгинюшка и не знала, что он подружью твою извести решил. Да она бы никогда такую пакость не сделала! Вои сказывают, что он пред тобой похвалялся, будто княгиня наша дитя его носит. Так это ложь. Бог ему судья, зачем он на княгинюшку напраслину возводил. Не была она его полюбовницей, он и прикоснуться к ней не смел. Да про то тебе всякий в Бежске скажет.
- Конечно, скажет. Порода-то у вас одна, одним миром мазаны, - зло прищурился Чернореченский князь.
- А дитя твое, кровное! Да, княгинюшка наша понимает, что после злодейств Найденки ты ее уж в дом свой не введешь, но ежели затоскуешь по ней или по сыночку своему, так только знак дай, она сразу к твоему бережку приплывет. Уж так тоскует, горлица, так тоскует!
Старуха замолчала, вопросительно глядя на Димитрия:
- Так что передать княгинюшке моей?
- Передай, что отца дитяти ее мы в Михайловом скиту схоронили на Залесской стороне, и ежели она проведать могилку захочет, так тесть мой ей преград чинить не станет, - Димитрий подошел к бабке угрожающе близко. А еще передай ей, что, если она свои ручонки бесстыжие к моему братцу Всеволоду тянуть будет, не пощажу. Сожгу Бежск - и пепла не останется. Поняла ли?
- Поняла, - совсем испугалась ведунья. - Возмужал ты, князь, и не узнать тебя, - добавила она с уважением.
- Выведите ее из града, а коли еще здесь появиться - убейте, - приказал он гридням.
Бабку увели, Димитрий устало отер лоб. Наверху в окне светлицы мелькнул знакомый повойник. «Елена видела все! - досадливо прошептал князь. - Пойду, узнаю, что она там себе уже додумала».
Князь вошел в горницу:
- Где княгиня молодая? - спросил он у матери.
- Побежала наверх светлицу посмотреть, а я здесь осталась: тяжко мне высоко взбираться. Где ж бродишь? Откушать уж пора, стынет все.
- Да садимся уж, сейчас за Еленой схожу.
И Димитрий побежал наверх. Худшие его опасения подтвердились. Елена плакала у окна.
- Это что за дождь в ясный день? - как можно бодрее произнес он.
- Зачем ты с ней разговаривать стал, зачем сразу в Бежск не спровадил? Озирался на меня, думал, что не замечу!
- Расстраивать тебя не хотел, вот и озирался. Да разве ж от тебя, лисицы, что скроешь?
- Весточку, небось, предала баба эта беспутная? Все на воеводу своего валит. Не знала, мол , не ведала. Он злодей. Так?
Димитрий изумленно поднял бровь:
- Ты откуда знаешь, уж не ведунья ли?
- Да что тут знать? И ведуньей быть не надо, - отерла с лица слезы Елена. - Что она тебе еще передать-то может? Не скажет же она: «Извини, княженье твое заполучить хотела да с полюбовником на столе твоем сидеть».
Князь с княгиней встретились глазами.
- Конечно, она опытная, ни одного в постельке своей погрела, - Елена уже знакомо вздернула нос и печально отвернулась к оконцу. - Знает эта змеюка, как мужа-то приласкать. Куда уж мне, малолетней?
- Прогнал я ведьму. Не нужна мне другая и ласки ее, да и ласкать-то она не умеет. Лживо у неё выходит.
Елена обиженно продолжала смотреть в окно.
- А позвал я старуху предупредить, чтобы Всеволоду голову не дурили да отстали от него.
- Чай, у Всеволода на то свои бояре-советчики есть, пусть о нем и пекутся.
- Это у тебя родни полно, а у меня ближе него по крови никого нет.
Повисла тишина. Князь печально посмотрел на подружью.
- Поцелуй меня, как давеча, - устало попросил он. Елена бросилась к мужу на шею и стала засыпать его поцелуями.
- А говоришь «куда мне», да лучше и не надобно! Ох, забыл совсем, это ж надо, - и Димитрий начал рыться в поясном калите [2]. - Вот нашел!
И он надел на палец жене знакомое алое колечко.
- Откуда оно у тебя? - ахнула Елена. - Я ж его Забавке в приданое оставила.
- Гордей в тот же день отдал, сказал, мол, княгиня в гневе кольцо швырнула, потом жалеть об нем станет. Горевала о подарочке моем?
- Горевала, - призналась жена. - Да только как же теперь? Выходит, я девку без приданого спровадила?
- Отошлю я что надо, Гордей в накладе не останется. А ты уж мужниными подарками впредь не швыряйся.
- Не буду, - засияла Елена, поворачивая руку так, чтобы яхонт отражал лучи закатного солнышка.
Зима пришла метелью и свирепыми морозами. На Юрьев день снега было уже по колено. Вьюга забавлялась, перекатывая по двору мягкие волны. Едва холопы расчищали узкие ходы, их уже заносило свежим рассыпчатым снежком.
- Еле - еле пробились к вам, уж так кружило, - Давыд протягивал побелевшие от холода пальцы к очагу. - Прошлая зима снежной была, а эта, наверное, и того посильней будет.
Они с Димитрием, Пахомием, Перваком, и боярином Давыда Посвистом по очереди отхлебывали сбитень из ковша-братины [3], передавая его друг другу по кругу. Веселые язычки пламени отражались в начищенной до блеска меди сосуда.
- Гляжу, ты на Прыгуне приехал, сразу объездил, не баловал? - первым делом спросил Димитрий шурина.
- За подарок спасибо, славный комонь. Пободались с ним сперва, конечно, кто кого, да потом поладили. К нему приноровиться надо. Я дорогой сюда лошадей менял, так этот по снегу резвей шел. Весна придет, отдарюсь соколами. Уж прими, не побрезгуй.
- Да как не принять, соколы у вас красавцы, про то все знают, да и сам на ловы приезжай, - Димитрий глотнул сбитня в свой черед. - А ты говоришь, мимоходом к нам заехал. Куда же в такую метель вас нелегкая понесла?
- К братцу твоему двоюродному, Всеволоду, бояре его за нами прислали.
«С чего это залесские к Всеволоду заспешили?» - напрягся Чернореченский князь
- Так ты не знаешь ничего? Из-за тебя ведь у князя с боярами размолвка идет, - Давыд тоже шумно отпил из братины и тыльной стороной ладони вытер мокрые усы.
- Я-то тут причем? - насупившись, буркнул Димитрий.
Давыд передал своему боярину братину и радостно потер руки, готовясь к рассказу, видно было, что сплетни он любил.
- Всеволод войной на тебя идти собрался, за честь княгини Заозерской мстить. Ты слово свое не сдержал да не женился на ней, а с дитем на позор бросил.
- Ну, пусть попробует, - зло усмехнулся Димитрий, он знал, что Всеволод ему не соперник.
- Не попробует, бояре взбунтовались, вече собрали, боятся супротив тебя идти. Стали молодого князя уговаривать, а он знай, свое твердит: «Биться с Чернореченским буду, не хотите, так я сам с ближней дружиной пойду». Вот ведь как она мальцу голову задурила. Бояре хотели сперва ему путь указать, да жалко, свой ведь, вскормленный [4], посадили под замок и к отцу моему послали с просьбой, чтобы Всеволода вразумил. Ну, отец мне велел ехать. Расскажу все, что знаю: и про себя, и про тебя, и про то, как Елену бежские сгубить хотели. Может, поверит да одумается. Сестру вот меньшую засватать за него хотим.
- Ну, что ж, тебе, может, и поверит. Бог в помощь, - почесал затылок Чернореченский князь. «Съездил один раз на ловы, теперь всю жизнь отмываться буду», - кисло подумалось Димитрию.
- Уж буду стараться, да, говорят, он упертый, не сдвинешь.
- Так родственнички ж с нашим князем, - не удержался от поддевки Пахомий.
Димитрий толкнул его под локоть.
- Да, что ваш князь упертый, то я на своих ребрах уж проверил, - хлопая себя по бокам, рассмеялся Давыд. - Сестра-то где ж?
- К вечерне пошла, я уж за ней послал. Вон шум какой-то, должно, она с челядью воротилась. Рада будет.
Но в комнату ввалился Жидятка:
- Княже, заозерские послы приехали! Княгиня - матушка да Вышата их сюда ведут. Меня прислали предупредить.
Димитрий с Давыдом переглянулись.
- Послы от заозерских? Чего им надобно? - пробормотал Димитрий. - С чего это матушка их сама ведет?
- Да уж и вправду чудно, - поддакнул Давыд, недобро посмотрев на Чернореченского князя.
«Уж не связался ли зятек снова с вдовицей? Посольства друг дружке шлют, а тут я не вовремя заявился?» - все эти мысли легко можно было прочесть в его напряженной фигуре.
Отталкивая в сторону Жидятку, в горницу с мрачным видом вошел Вышата, поклонился, пропуская вперед Анну. Мать выглядела озабоченной.
- Случилось что? - обратился к ней сын, но она, не произнеся ни слова, прошла мимо Димитрия и села на лавку у стены.
Следом за Анной, теребя шапку в руках, зашел бежский боярин Гаврила. Чернореченский князь обрадовался, что от заозерских приехал именно он, никого другого с той стороны Димитрию видеть не хотелось.
- Здрав будь, князь Димитрий Андреич, и ты, князь Давыд Мстиславич, и вы, бояре, - чинно раскланялся бежский посол со всеми.
- И тебе здравия, Гаврила, - радушно отозвался Димитрий. - Какая нужда тебя в мороз выгнала да к нам занесла?
- Вести у меня печальные, княже.
Повисла тяжелая пауза. Гаврила набрал побольше воздуха и выпалил на выдохе:
- Княгиня Юлиания [5] скончалась родами. Сирота теперь наш князь.
- Как!? - вырвалось у обоих князей. Первак, чья очередь была пить из братины, выронил ковш, и он с шумом покатилась, делая широкий круг.
В груди у Димитрия как-то странно кольнуло, к горлу подступил комок. А ведь он желал Улите зла, желал! Но не смерти же! Этого он не хотел. Опять гадкое чувство вины вцепилось в спину острыми коготками.
- Сильно маялась? - тихо спросил он.
- Про то я не знаю, - почесал затылок Гаврила.
- А Ростислав как?
- Горюет крепко, похудел так, что глаза одни остались. Ты бы, княже, и не узнал его теперь. «Везите, - говорит, - прочь ее к отцу. Видеть не могу. Из-за нее мамка померла». Мы его уговаривать: «Опомнись, князь, побойся Бога. Мороз-то какой да метель. Не довезем, загубим Божью душу. Ведь родная кровь!» Так он и слышать не хочет. «Прочь», - и все тут.
- Не понял я, ты о чем это? - подался вперед Димитрий, - какая Божья душа?
- Так вот же, - Гаврила поворотился назад и крикнул куда-то за дверь, - Неси!
Все с любопытством уставились в ту сторону.
В горницу шустро вбежала высокая крупная молодая баба, щеки ее с мороза алели здоровым румянцем. Про таких говорят «кровь с молоком». В руках она держала искусно сплетенную корзину, в которой что-то кряхтело и копошилось. Это было крошечное дитя.
- Вот князь Заозерский сестру свою тебе, княже, прислал, - показал на корзинку Гаврила.
- Вы, что там все белены объелись?! - громоподобно пробасил Вышата, чуть ли не с кулаками накидываясь на Гаврилу. - Ладно, малой князь не соображает еще ничего, ему напели, он и верит, но вы, бояре, седины уж в бородах, куда смотрели?! Все наши вои подтвердят, и я в том числе, вот этими ушами слышал, вот Богородица не даст соврать, - и он перекрестился на образ в красном углу. - Сам слышал, как ваш воевода крючконосый хвалился, что это его дитя, что князя нашего они специально заманили, чтобы позор княгини на него повесить да к княжению нашему руки потом тянуть. А вы плод греха этого князю Чернореченскому притащили: «На вот, княже, бери». Везите ее назад!