В отличие от пустовавшего холла подвальное помещение напоминало гудящий улей, какой обычно бывал перед экзаменами, и с непривычки я оглохла. На мгновение меня обуял страх, что в архиве может случиться нечто похожее на побоище в "Вулкано", но противное щекочущее чувство тут же отпустило. Не хватало обострения фобий, на ночь глядя.
Мэл довел меня до стола выдачи заказов, демонстративно поцеловал в щеку, сунул свежеприобретенную сумку в руку, посмотрел многозначительно, мол, рассчитываю на послушание, и удалился из архива.
Что это было? - посмотрела я на закрывшуюся за ним дверь и заметила обращенные на меня взоры. В помещении стоял рабочий гул, но теперь казалось, что ко мне привлечено внимание всех присутствующих. Заробев, я поспешила укрыться от навязчивого ощущения за перегородкой, где столкнулась нос к носу с архивариусом.
Сегодня начальник выглядел вполне здоровым, успев окрепнуть за выходные. Нос приобрел нормальные размеры, глаза не слезились и голос не гундосил, когда мужчина знакомо просипел:
- Эва Карловна, вы как нельзя кстати. У нас опять завал с рассортировкой.
- Конечно, - метнулась я к столу, заваленному кучами папок с подшивками.
Мне не понадобились разъяснения, что и как делать. Мы с архивариусом понимали друг друга с полуслова, потому что успели стать маленькой сплоченной командой, работавшей споро и слаженно.
Хорошо, что Штусс не перебазировал меня на выдачу материалов страждущим, а крутился в одиночку как белка в колесе. Народу привалило видимо-невидимо, и я сновала от стеллажа к стеллажу, расставляя по полкам документы, которые начальник через секунду выдавал студентам.
В былые дни я работала, одновременно умудряясь погружаться в свои проблемы, а сегодня даже кадки и горшки с растениями прошли мимо сознания, потому что к беготне приплюсовалась растущая нервозность. Чудилось, что студенты, толпившиеся в очереди, тянули шеи как страусы, чтобы разглядеть меня, снующую за перегородкой.
Два часа потонули в рабочем тумане, и я очнулась, когда затренькал телефон, да и то услышала звонок лишь потому, что пробегала мимо. Не сразу вспомнив, что аппарат лежит в сумочке, купленной для приема, долго ковырялась с замками-молниями.
- Почему не звонишь? - спросил Мэл, едва телефон очутился возле уха.
- Разве надо?
- Папена! - распалился он. - Кажется, мы договаривались. Два часа проходит - ты звонишь. Уже натикали две минуты сверх положенного.
- Ой, Мэл, я забегалась и забылась. Всё, сворачиваюсь.
- Жди, сейчас буду.
Пока я мыла руки, в архиве началось настоящее паломничество студентов, сдававших материалы, и непорядок на служебном столе приобрел поистине ужасающие размеры - значительно больше и выше, чем до моего прихода. Архивариус облился потом, списывая со студентов документы. Бедняга, ему придется всю ночь расставлять папки по полкам или посвятить уборке раннее утро.
В возникшем столпотворении мне не удалось толком попрощаться с начальником. Появился Мэл в куртке, протиснувшись через толпу. Забросив на плечо сумку, он опять обнял меня и повел из архива.
Чтобы уехать на подъемнике, пришлось выстоять в очереди, щуря глаза от невыносимо яркого света, и пока мы ждали, Мэл обнял меня, отгородив от остальных студентов. Мне же было не по себе от направленных на нас взглядов, и я прижималась к нему, чтобы спрятаться от чужого любопытства.
В результате мы поднялись в холл на битком набитом подъемнике, вместе с теми парнями, с которыми спускались вниз, и тип с бритыми висками улыбался мне в открытую, а потом подмигнул.
Едва я вышла из кабины, как Мэл потащил меня в северо-восточный коридор, вверх по лестнице и затолкал в темный закуток.
- Видишь? - сказал тихим шепотом, оглядевшись.
- Что? - спросила я также тихо.
- Все уже знают.
- О чем?
- Что твой отец - министр.
- А я думала, все знают, что мы с тобой вместе.
- Причем здесь это? - взорвался Мэл. - Как раз это мало кого волнует. Давка в архиве - верхушка айсберга, а что будет завтра на консультации?
- То есть они сбежались, чтобы посмотреть на меня? - сделала я открытие и удивилась. - Но почему?
- Теперь ты - дочь министра. Готовься к новым знакомствам, к новым друзьям, которые раньше не замечали тебя в упор. Привыкай к лести и лицемерию.
Я представила липнущие ко мне взгляды, перешептывания, нескромное заигрывание на грани хамства - и ужаснулась. Не нужно мне такое внимание. Мне вообще не нужно, чтобы меня кто-то замечал, кроме Мэла.
Однако мой парень видел дальше и знал больше, чем чужое любопытство и попытки флирта с девчонкой, ставшей вдруг популярной в студенческой среде.
- Когда узнают, что ты живешь в общежитии, то повалят толпами, - продолжил он просвещать. - Тебя будут перехватывать по пути в институт и обратно, станут докучать с просьбами о помощи. Потом узнают номер твоего телефона, и тогда хоть вешайся. Сколько ни сделаешь людям добра, а все равно тобой будут недовольны.
Перспективы, коротко разрисованные Мэлом, ужасали. За один день моя жизнь успела перевернуться с ног на голову, и положение "вверх тормашками" вызвало полнейшую дезориентацию в пространстве.
- Неужели всё так плохо? - промямлила я ошарашенно.
- Думаешь, это шуточки? - не унимался парень. - Хорошо, если будут доставать тихо-мирно, а вдруг вздумают угрожать? Запросто нашлют порчу или бросят заклинание в спину, или похитят, чтобы требовать выкуп с твоего отца, да еще снимут дефенсор* и прочитают память, или под гипнозом заставят делать отвратительные вещи.
Я внимала Мэлу, вцепившись в рукава его куртки, и с каждым словом мне становилось всё страшнее.
Спокойствию пришел конец. Моя норка не защитит от полчищ "доброжелателей". Мою жизнь выставят на публичное обозрение, и, как пить дать, вскоре я спалюсь на великой лжи с висоратством.
- Теперь понимаешь, почему верхушка не учится вместе с простыми? - спросил Мэл, успокаивая меня поглаживаниями. - Потому что у нас разные статусы.
- Но ты же учишься!
- Сравнила! Я парень, а ты девушка.
- Какая разница?
- Большая. Что позволено мужчине, то нельзя женщине, - сказал он и, упреждая мое возмущение, добавил: - Так принято в наших кругах.
В его кругах... Или его круг стал моим, потому что после назначения отца министром меня автоматически отфильтровало к сливкам общества? К Макесу, Дэну, Басте, Снегурочке и прочей компании высокородных деток.
- Не хочу в ваши круги. Высоко и падать больно, - проворчала недовольно. - Хочу пониже.
- Теперь уже никак, Эва. Случившееся не изменить.
Просто замечательно. Меня забросило рикошетом в высшую лигу, но счастья по этому поводу почему-то не испытываю. Сплошные осложнения и покрытое мраком неизвестности будущее. Кто говорил, что оно предсказано? Дурацкое око. Нужно показывать не малопонятные картинки, а выдать на каждый день подробную инструкцию по выживанию врунов, притворяющихся висоратами.
Я высунула руку в свет коридора. Гномик на часах показывал десять минут до восьми.
- Мне пора на чердак.
- Я провожу, но через холл не пойдем.
- Почему? Все уже ушли.
- Все, да не все. Те, кому нужно, видели, что ты не забирала одежду из раздевалки. Слышишь?
Я прислушалась. На верхних этажах институт вымер, зато снизу доносились голоса, указывавшие на то, что народ не спешил покидать первый этаж.
Чем дальше в лес, тем больше дров. Получается, теперь мне придется ходить по институту с оглядкой и шарахаться от каждого студента. Безрадостный вывод. Что делать? Перевестись в лицей для девиц из высшего общества - туда, где учатся Баста, Снегурочка и некая Ляля, о которой упоминала девчонка с цертамы*?
Ни за что. Лучше обрубить, обрезать - и концы в воду.
И снова побег из столицы показался мне наиболее удачным решением накопившихся проблем, похожих на гнойник, готовый лопнуть в любое мгновение.
- Скажи спасибо спортсмену за приглашение на прием, - сказал Мэл, видимо, почувствовав мое смятение. - Может, переедешь ко мне? Получится гораздо спокойнее для нас обоих. Ты будешь рядом, и я перестану бояться за тебя.
Переехать к нему. В свете новых обстоятельств его предложение казалось уже не таким диким, как днем. Мой дом - моя крепость, точнее, это крепость Мэла. У него надежно, внизу Архип за стойкой, в доме живут приличные люди. Мэл защитит - в институте и по пути домой. За ним как за каменной стеной, - прижалась к нему сильнее.
- Ну, как? Поедем? - спросил он с паузой, словно прощупывал мое настроение. - Давай хотя бы попробуем.
- Я подумаю. Немножко подумаю и скажу, ладно?
- Немножко - это сколько? - поинтересовался Мэл со смешком.
- Ну... это меньше, чем немного, но больше, чем немножечко, - пояснила, вызвав смех парня. - Но мне все равно надо в раздевалку. Без куртки околею.
- Наденешь мою, - сказал он. - Пошли.
Мэл провел меня по запутанным коридорам и переходам, ни разу не заблудившись, и вскоре мы вышли к чердаку. Я надела куртку, оказавшуюся чуть выше колена, и руки утонули в рукавах.
Мэл закинул мне на плечо сумку и помог взобраться по ступенькам, поддержав снизу.
- Не забудь позвонить, - напомнил, легонько шлепнув по пятой точке, и удалился.
Кто бы сомневался? Неизвестным А. оказался тот самый Агнаил, возлюбленный завхозши из подвальных катакомб, с которым я столкнулась во второй день пребывания в институте.
Горнист стоял рядом с раскрытым чердачным окном, не боясь застудиться и заболеть. Свет уличного фонаря проникал через распахнутые створки и падал неровным прямоугольником на угол и часть стены, к которой прислонился парень.
Отодвинув парочку поломанных стульев, я разместилась напротив Агнаила, скопировав его позу.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - улыбнулся юноша. - Отсюда неплохой вид, - кивнул он на окно.
- Как мазь? Помогает?
- Спасибо. Очень выручает. И за фрукты большое спасибо.
- Не за что. Мне было не трудно. Спасибо за рисунок.
- Не за что. Рад, что понравилось.
Протокол был соблюден, мы замолчали. Агнаил смотрел на меня, а я - на него. Язык прирос к нёбу, нужные фразы, заготовленные заранее, выветрились из головы.
Время идет, а у меня не получается и слова выдавить, - отругала себя за нерешительность и прокашлялась, пытаясь сгладить неловкость.
- Я ищу одного человека... Очень хорошую знакомую... Это женщина... Лет сорока или больше, но не старше пятидесяти... - начала объяснять, спотыкаясь на каждом предложении, но постепенно дело пошло на лад. Агнаил слушал с вежливым интересом. - Она живет на побережье. - Белесые брови горниста поднялись домиком и тут же вернулись обратно. - Может, вы знакомы с ней?
- Как ее зовут?
- Имени не знаю. А фамилия... Папена. Ударение на "е".
Агнаил задумался, переведя взгляд к окну.
- Простите. Фамилия мне незнакома. Есть какие-нибудь отличительные приметы? Родинки, шрамы, родимые пятна?
Какие могут быть приметы, когда я не могу вспомнить лица?
- Она носила брошку на шнурке! А на брошке был узор из веточек ольхи.
Агнаил посмотрел на меня, но ничего не сказал. И не скажет, потому что я висоратка, пусть добренькая и подкармливающая несчастных горнистов подачками. Потенциальный враг.
Наконец, юноша покачал отрицательно головой:
- Простите, если не смог помочь.
От расстройства на глаза навернулись слезы. В моих мечтах разговор заканчивался радужно: Агнаил говорил адрес мамы и более того, сообщал доверительно, что их дома находятся по соседству, и что они ходят друг к другу в гости по выходным.
- Как же так? Я думала...
- На побережье проживают более пятнадцати тысяч человек, - пояснил горнист. - Это ссыльные, их дети и внуки, а также те, кто попадает туда за совершенные преступления. Спросите меня о южной оконечности побережья, и я отвечу на любой вопрос, но о женщине с фамилией Папена не могу ничего сказать. - Юноша снова покачал головой. - Спрошу у остальных, и если кто-нибудь знает о ней, сообщу.
- Спасибо!
- За что? - улыбнулся он. - Это всё?
- Нет! - воскликнула, не сдержавшись. - Если вы вернетесь обратно... Пожалуйста, найдите её! Передайте, что тот, кого она ждет, обязательно приедет. Пусть она дождется!
- Хорошо, - кивнул Агнаил, и я поверила ему.
- А можно передать ей что-нибудь?