— Второй полукровка за месяц! — прошептал младший эльф. — Это знак!
— Небеса наконец-то смилостивились над нами, — кивнул старший.
То, что творилось на сердце у этих троих, весь вихрь смешанных чувств, (пусть двое пока ничего не знали о третьем, а тот просто был счастлив от возможности повстречаться с редкостными созданиями, о которых столько мечтал и грезил) — все эти невыразимые эмоции и чувства невозможно описать словами, их можно было выплеснуть только в музыке и песнях. Старший эльф взял свою арфу, принесенную расторопным трактирщиком, и вскоре в мелодию лютни вплелся изящный перезвон струн. А младший эльф запел по-женски высоким чистым голосом балладу, повествующую о героях и странствиях. Люди в зале затихли, стараясь не сопеть и не дышать, пивные кружки прекратили стучать о столешницы. Трактирщик довольно потирал руки: о сегодняшнем вечере в городке будут еще долго вспоминать с восхищением!
Много позже, когда хозяин объявил, что заведению пора закрываться, и разогнал разомлевший народ, уставшее, но счастливое трио наконец-то могло отдохнуть и поужинать в опустевшем зале. В знак благодарности трактирщик выставил на стол лучшие блюда, свежайшие закуски и соленья, присовокупив две бутылки чудесного вина, которое было бы не стыдно распить с самим королем.
Сев за стол, со смехом вспомнили, что так и не назвались:
— Нэбелин, Рэгнет, — повторил Тишка, запоминая. Уточнил: — А я думал, у эльфов более заковыристые имена.
Те переглянулись, заулыбались:
— Это прозвища. Ведь менестрелям важно, чтобы имя легко запоминали люди, для которых мы поем. Но мы уже так давно путешествуем под этими именами, что они стали для нас настоящими.
— Благозвучие и благородная простота — это очень важно! — серьезно покивал Тишка, вспомнив, как сам мучился, подыскивая себе героическое имя.
— Откуда вы родом, Светозар? — вкрадчиво приступил к расспросам младший эльф, Нэбелин. Небрежным взмахом тонкой руки отпустил служанку и трактирщика, которые закончили расставлять блюда на столе, и сам взялся за бутылку: разлил по кубкам спутнику и себе понемногу, на пару глотков, а полуэльфу не пожадничал, наполнил до краев. Кубки были металлические, непрозрачные, за оживленным разговором Тишка не заметил такой подозрительной разницы.
Однако Светозару было малоинтересно рассказывать о себе. Ему не терпелось расспросить эльфов о… о многом! Обо всём подряд. У него накопилось к остроухим множество вопросов, от философских до наивных по-детски. Эльфы под градом неуёмного любопытства поначалу немного растерялись, потом включились в игру. Перескакивать с темы на тему было весело и так необычно. Тем более под доброе вино болтовня не прекращалась ни на минуту, но при этом они и про ужин не забывали.
Впрочем, было кое-что, беспокоившее Светозара. И это вовсе не то, что Нэбелин явно старался его подпоить. Беспокоил Евтихия Яровича сам младший эльф. Нэбелин выглядел так… по-женски мило, что не верилось, будто он вправду парень. То есть эльф, ну, мужчина… Светозар в растерянности пригладил непослушные золотые кудри пятерней, пятый раз за минуту, сам того не замечая. И осушил кубок вина — третий за четверть часа!
— Скажите, — проникновенно мурлыкал Нэбелин, откровенно строя глазки вспыхнувшему Светозару, — у вас нет ли, скажем, случайно, сестры?
— Есть, — смущенно отводил взгляд Тишка, — Милка.
— И какая она?
— Милка-то? Красивая. Бойкая. Вредная, — четко охарактеризовал сестру Евтихий. Эльфы многозначительно переглянулись между собой.
Сам же он думал совсем об ином: как?! Если Нэбелин парень, то почему Тишку тянет к нему всем сердцем и телом? Причем телом больше. Никогда с ним такого срама не бывало! Понятное дело, бабам-девкам он никогда не отказывал в ласке. Самого Тишку редко заносило так, чтобы он до зубовного скрипа хотел кого-нибудь, такое с ним только в далекой сопливой юности случалось. Потом и подумать не успевал — уже сама собой находилась пара на ночь. Но чтобы парня…. Никогда!
Тишка машинально ответил на какой-то очередной пустяшный вопрос, посмеялся тонкой шутке Рэгнета. Снова опустошил кубок.
Тишку никогда не тянуло к парням. Когда он подрос и стал ночевать по деревенским сеновалам, отец просветил его касательно тонкостей телесной страсти. Объяснил, как правильно обходиться с женским телом, какие бывают разновидности ласк, как получить удовольствие самому и доставить наслаждение подруге, ну и так далее. Тишка не смущался такого разговора, у отца от них никогда секретов не было ни в чем. Так что юный лесной царевич сидел, развесив уши, что журавль крылья… Пока отец не обронил, что страстью пылать можно не только к девам, но и к юношам. Тишка очумело захлопал глазами, переспросил, опасаясь, что неверно расслышал. Но нет, Яр подробно разъяснил, как это вообще и что куда. Тишка выслушал, представил… и оставил полупереваренный завтрак прямо на папкином подоле. Больше Яр о пикантной любви со старшим сыном не заговаривал, совершенно успокоенный такой естественной реакцией молодого здорового организма.
И вот сейчас — что за наваждение? Евтихий не понимал самого себя! И не похоже, что эльфийская кровь тому виной, ведь к старшему остроухому его совсем не тянет. Даже наоборот, немного противно себе представить, чтобы вот этого — и в губы поцеловать? Тьфу, мерзость. Хотя сам по себе этот Рэгнет мужик, похоже, хороший. Был бы он Тишке дядей — вот было бы отлично. А в любовники его брать… Тишка едва вином не поперхнулся и дал себе зарок впредь ничего подобного не воображать во избежание прилюдного позора. Тем более ужин был вкусным и сытным, желудку расставаться с едой из-за каких-то чумных фантазий совсем не хотелось.
А вот с Нэбелин совсем другое дело. Её бы Тишка поцеловать не отказался… Но, черт возьми, это была не она, а он! Вот же подстава.
Евтихий списал всё на длительное воздержание. Всё-таки монашеская жизнь не для него. Всего ничего обет безбрачия держит, лишь месяц с небольшим — и уже так страдает! Извелся всем телом и разумом! Аж на мальчиков потянуло. Грех-то какой!..
А еще Тишка понял, что напился. Вот как у него получилось с двух бутылок-то, причем разделенных с двумя собутыльниками? Но очевидно удалось. Наверное, его с горя так развело. От неразрешимого внутреннего конфликта.
— То есть, вы в лесу жили? — между тем выспрашивал Нэбелин. — Всей семьей?
— Ты не подумай, у нас там не какая-нибудь нора! В Дубраве всё, как у царей! — слегка заплетающимся языком, но вполне четко объяснял Светозар. — Папка постарался, отгрохал дворец. А мамке поставил терем.
— У вас родители в разных домах живут? — удивились эльфы.
— Им так больше нравится, отчего бы нет, — пожал плечами Тишка. Вздохнул огорченно: — Я б вас в гости пригласил, но папка эльфов терпеть не может.
— Почему? — искренне удивился Нэбелин, словно весь мир обязан их народ исключительно обожать.
— Старые счеты, — отмахнулся Тишка.
— Какая жалость! А нам так хотелось бы с вашим отцом познакомиться!
— Без приглашения по его землям вы никак не проедете, — предупредил Светозар. Хихикнул: — Заплутаете в трех соснах.
Эльфы вновь переглянулись, вспомнив что-то своё невеселое.
— Правда, можно одним путем подобраться весьма близко, — увлекся рассуждением Тишка. — Это надо по людским дорогам до Нового Города проехать. Причем ехать лучше всего с людьми, с местными, у которых есть право вернуться домой. Такие с пути не собьются и вас не потеряют. А! Точно — еще лучше по Матушке! Вверх по течению до слияния с Сестрицей — там Новый Город и стоит. А на другом, значит, берегу Сестрицы напротив города — там уже, считай, Дубрава, как раз за тремя озерами. В Дубраве-то папкин дворец и есть.
Светозар, договорив, подпёр кулаком подбородок и уставился мутными глазами на Нэбелин, что-то в нетрезвом уме сосредоточенно себе обдумывая.
— Мне почудилось, или он вправду послал нас по матушке? — с недоумением тихо спросил Рэгнет у своего спутника.
— Не обращай внимания, сложности перевода, — отмахнулся Нэбелин. Снова чуть наклонился через стол к впавшему в хмельной ступор Светозару: — Так ты точно не видел никого, похожего на тебя золотыми волосами и синими глазами?
Светозар похлопал глазами, старательно обдумал вопрос, нахмурив брови. Постарался подробно объяснить, делая паузы, чтобы не запутаться в словах:
— Вам ведь эльфа надо? Ну, а в деревнях у нас белобрысых да голубоглазых водится много. Но все они люди, ей-богу, я папку слушался, ни разу внебрачным младенцем не согрешил! Причем вам надо мелкого, а деревенские все высокие. Или в кости широкие, на эльфов совсем не похожи, уж поверьте. Вот лесные язычники — те мелкие. Но кривоногие. У них и девки-то кривоногие, вы б знали! Но они чернявые, белобрысых среди них нету никого. Только Щур у них белый как лунь, но это он от старости. Вот чтобы, как ты показывал, росточком мне по локоть — таких мелких и щуплых я знаю только двоих: Мирошку и папку. Но у Драгомира волосья потемнее, он больше мастью в мамку. А у отца… Эх, — в одном вздохе Евтихий выразил всю невозможность описать словами внешность родителя. — Папаша наш как погода: зимой седой, летом зеленеет, осенью... Вот хорошо, что осенью с листопадами не лысеет!
Светозар расхохотался, прикрывая себе рот ладонью, представив себе «позднеосеннего» родителя лысым, как коленка.
Нэбелин и Рэгнет опять обменялись многозначительными взглядами.
— А что он вам сделал-то, это неуловимый? В чем провинился? — спросил Тишка. Снова подпер подбородок кулаком, сладко зевнул во весь рот, за что коротко извинился. И вопросительно и немного сонно уставился на Рэгнета.
— Напротив, это мы перед ним виноваты, — сокрушенно признался старший эльф. — Сперва над ним все смеялись, что он родился с редчайшим даром магии — даром к врачеванию. Потом, когда он подрос… — Рэгнет тяжко вздохнул, опустил глаза, словно каждое слово давалось ему через силу. — Случилось страшное недоразумение. Недопонимание, превратившееся в великую трагедию…
— А почему над даром смеялись? Быть колдуном-лекарем среди людей очень почетно, — перебил Светозар, и Рэгнет ощутил толику благодарности за эту бестактность, что позволила умолчать о неприятных подробностях. С другой стороны, отчего-то Рэгнету самому захотелось открыться перед этим солнечным юношей, покаяться, что ли… Видимо, еще не время.
— То среди смертных, — кивнул Рэгнет. — Эльфы же бессмертные создания. Никакая болезнь, свойственная людям или зверям, нас не касается. Мы не знаем увядания и дряхления, жестокой старости, что ломает людей хуже, чем любой недуг. Поэтому лекарь среди эльфов — это самый бесполезный и никчемный маг.
— Если он не был нужен вам, он мог бы лечить людей, — заметил Тишка, между зевками.
— Чтобы бессмертный пачкался о человеческий гной? — скривился Нэбелин. Рэгнет стукнул его под столом ногой, и младший торопливо извинился перед полукровкой, Светозар даже обидеться не успел.
— За нашу гордыню и недальновидность клан понес страшное наказание от всевидящей судьбы, — продолжал Рэгнет, не замечая, что у собеседника глаза слипаются и от выпитого вина, да и час уж был скорее ранний, чем поздний. — Судьба преподнесла нам редчайшее сокровище — юного лекаря. Мы же его прогнали с позором, объявили преступником! О, горе нам… Без него в клан пришла неведомая болезнь. Наши соплеменники начали увядать: из бессмертных прекрасных созданий превращаться в чахлых безжизненных существ, однако не имеющих возможности умереть, чтобы пресечь страдания, только если насильственно убивая друг друга… Причину недуга не сумели выяснить до сих пор. Мы приглашали смертных лекарей, колдунов, провидиц, сулили огромные деньги за помощь — никто не помог. Увы, наше проклятие неподвластно людскому чародейству, человеческим магам его не развеять. Поэтому мы отправились на поиски. Несмотря ни на что, мы не оставляем надежду найти нашего изгнанника, чтобы вернуть его, чтобы испросить прощение…
Рэгнет замолчал, наконец-то сообразив: собеседник не кивал в такт его словам, Светозар просто клевал носом, из последних сил пытаясь не поддаться сну.
— Простите. Пожалуй, мне пора откланяться, — пробормотал Тишка, поняв, что рискует рухнуть под стол и там захрапеть. Он поднялся на нетвердые ноги, тут же к нему подбежала миловидная дочка хозяина, пристроилась в подмышку, чтобы поддержать слегка пошатывающегося красавца. — Всё было очень интересно, вкусно и познавательно. Надеюсь, завтра увидимся снова.
Светозар кивнул эльфам на прощанье, так как кланяться было слишком опасно. И позволил услужливой девице развернуть себя и направить в сторону лестницы.
Наверху, в комнате для почетных постояльцев, Светозар, против чаяний дочки трактирщика, не утянул ее за собою в приготовленную постель. И в корыто для мытья не полез, хотя вода была еще теплая, мог бы и поплескаться, попросил бы ее потереть ему спинку. Вместо этого разрушил девичьи планы и мечты неожиданным вопросом:
— У тебя мел есть? А то половицы тут хорошие, портить ножом жалко.
Мелок у нее нашелся в кармашке фартука — иногда приходилось на дощечке, обожженной до черноты, записывать заказы особо привередливых посетителей.
Получив требуемое, Светозар бухнулся на колени на пол, встал на четвереньки. И принялся старательно вычерчивать круг, приговаривая на языке, незнакомом для удивленно наблюдающей девицы:
— Объявляю эту землю захваченной! Отныне и до полудня сия земля принадлежит Лесу и его величеству царю Яру! Да будет так.
Дорисовав и договорив, Тишка не поднялся с пола. Наоборот, заполз в середину круга, прихватив с собой жалобно звякнувшую лютню, улегся там, подложив инструмент под голову. И заснул. Правда, без пьяного храпа, очень мило причмокнув во сне губами. Вообще надо было отчертить круг побольше, захватив в него кровать, но на такой широкий просто сил не хватило.
Девушка постояла в растерянности. Переступать круг, криво начерченный мелом на полу, ей отчего-то страшно не хотелось. Вроде бы нелепость, а ноги сами не шагали в ту сторону. Вот в сторону выхода — шагали, да еще как охотно. Оставлять без тепла и ласки красавца было очень жалко! Но что тут поделаешь. Она задула свечу и, вздыхая, удалилась, тихонько прикрыв за собой дверь.
…Утром у Светозара нещадно болела голова с похмелья. И ломило спину из-за жесткого «ложа».
— Это мне в назидание, чтобы не пьянствовал и на смазливых парней не заглядывался, — бурчал Тишка себе под нос.
Причем сейчас, проспавшись, он искренне не понимал, что хорошего нашел в этом худосочном эльфе. Тем более в парне! Ну, смазливый. Ну, поет сладкоголосно... О! Так может, в этом и кроется подвох? Как он сразу не учуял: в голосе певуна скрывались чары! Пропев весь вечер напролет в согласном трио, Тишка и заморочился, поддался очарованию, причем охотно и добровольно, к тому же долгое воздержание сказалось, потянуло на романтику. Вот и раскрыл он тайну, а ведь всего-то нужно было хорошенько подумать и трезво прислушаться... Впрочем, трезвости-то вчера ему и не хватило.
Очень кстати, что слуги не убрали бадью для купания, окончательно остывшую за ночь: Евтихий залез охладиться, покрякивая по-стариковски, и ушел под воду с головой, разлегся на дне. Правда, чтобы убраться в коротком корыте, пришлось слишком длинные ноги свесить через бортик. Немного побулькал, меланхолично глядя снизу вверх, как пузырьки из носа и рта сквозь прозрачную толщу улетают к поверхности… И когда показалось, что дышать совсем разучился, да и ненужное это занятие, слишком утомительное при том, что вода, впитываясь сквозь поры кожи, принесет всё, что необходимо телу… нужно только тоненькие прозрачные корешки выпустить, чтобы впитать побольше… а из ног, оставшихся на свету, скоро полезут веточки и листочки… Тишка резко вынырнул, словно заново родившись — посвежевший, похорошевший, ужасно голодный.
К его огорчению, нашедшийся в зале трактирщик сообщил, что эльфы отбыли еще на рассвете. Жаль, всё-таки болтать с ними было интересно.
К огорчению трактирщика Евтихий также решил не задерживаться на постое. Позавтракал, потом рассчитался. Приятно удивило то, что собственных грошей за кров и еду не отдал, так еще и получил пару увесистых монет за вчерашнее выступление. И провианта на дорожку хозяин выдал целую сумку в подарок, с напутствием в будущем заглядывать в гости, не забывать, коли еще приведется бывать в здешних местах.