Разделавшись со статьей, я нашел Веру.
– Дай я тебя поцелую, пока еще не воняешь, – сказал я, обняв девушку. – Я уже все-таки жених! Отцу говорила?
– Иван говорил, – оторвавшись от моих губ, ответила она. – Когда ты с ним встретишься?
– Если он будет дома, то могу сразу после работы, – прикинул я. – Вместе и сходим. Слушай, я отдал Меркушеву статью. Ну ту, которую писал вчера. Если он не побоится, должны напечатать.
– А почему он должен бояться? – не поняла она.
– Думцы от кадетов хотят разрешить употребление сильных наркотиков, и у них есть шансы это протолкнуть, а я хочу помешать.
– И зачем это нужно? – удивилась Вера. – У нас и из-за слабых наркотиков много проблем. Александров написал об этом статью, но ее зарубил наш Степанов.
– Он ее и не мог пропустить, – понизив голос, сказал я. – Закон приняли по указу императора, поэтому его запрещено критиковать. А моей статье он препятствовать не станет.
– И большая статья?
– Я думаю, наберется на разворот.
– С ума сошел! – сказала она. – Кто же тебе выделит столько места? Никому из наших не показывал?
– Нельзя такое показывать, – ответил я. – Эту статью нужно или отдать в печать, или съесть.
– Шуточки у тебя, – проворчала она. – У тебя нет опыта в писательстве, поэтому Меркушев все равно кому-нибудь отдаст твою писанину на правку.
– Слово-то какое нашла! – с напускной обидой сказал я. – Хочешь, поспорим на то, что никакой правки не будет? Только не знаю, на что с тобой спорить. Спорить на деньги с собственной невестой – это моветон, спорить на поцелуй нет смысла, я их и так получу, а ничего серьезней из-за твоего батюшки не будет.
– Скоро уже будет! – покраснев, прошептала она, забыв о статье. – Я вчера лежала и не могла до конца поверить в то, что скоро буду твоей женой. Могли бы пожениться через пару дней, если бы не твоя итальянская тетка!
Долго нам ворковать не дали: пришел Селезнев и отправил нас разбирать редакционную почту. Все конверты нужно было разложить в три стопки: в работу, для ответов и в мусорную корзину. В работу отбирали самые интересные письма. Сегодня одно такое попалось Вере. Для ответов откладывали письма пустого содержания, но написанные важными персонами. Все остальное после повторной проверки выбрасывалось. Когда мы почти закончили, закончилось и совещание.
– Идите за мной, – поманил меня заглянувший в дверь редактор. – Послушайте, князь, кто писал статью?
– Писал я, а из Департамента получил только факты, касающиеся проекта закона.
– Значит, у вас есть дар слова. Вашу статью можно отдавать в набор без правки и корректуры. Сегодняшний номер уже сверстан, а вашу статью поместим в завтрашнем. Но прежде чем я это сделаю, отдам проверить цензору. Танечка уже должна была ее отпечатать, поэтому сейчас и отдам. Подождите радоваться: это еще не все. Насколько я понял, в случае скандала Департамент полиции нас защищать не станет и факта поступления законопроекта не подтвердит. Я прав?
– Правы, – кивнул я. – Только не думаю, что его авторы дадут задний ход. Подумаешь, подняла хай какая-то газета! Кто у нас на такое обращает внимание? Неприятно, конечно, но если учесть, о каких деньгах идет речь...
– Я тоже так думаю, – согласился он, – но должен подстраховаться, чтобы не получить обвинение в клевете. Поэтому пошлю Кошелева, который у нас аккредитован в Думе, чтобы он все проверил через своих знакомых. Наверняка он что-нибудь накопает. Но и это еще не все. Вы не врач, и я тоже, поэтому мне нужно заключение одного из врачей, работающих с наркоманами. Я до совещания кое с кем созвонился, а вам нужно будет с копией статьи съездить по одному из этих двух адресов. Если получите нужный отзыв в первой поездке, больше никуда ездить не нужно. Только сначала подождем мнения нашей цензуры.
Я вместе с Меркушевым сходил к машинистке и получил у нее первый экземпляр статьи, а редактор со вторым экземпляром отправился к цензору. Цензора пришлось ждать полчаса. Когда он дал положительное заключение, мне выделили машину.
– Когда свадьба? – спросил Меркушев перед тем, как я ушел из его кабинета. – Что вы на меня так смотрите, князь? Вы порядочный человек и уже в открытую милуетесь с нашей Верой. Такое может быть только в том случае, если вы уже все для себя решили.
– Дней через десять, – ответил я. – Точно пока не знаю сам.
– Ну тогда забирайте ее с собой, – усмехнулся он. – Куда иголка, туда и нитка. Пусть лучше съездит с вами и подышит свежим воздухом. Жалко, но ей у нас все равно не работать. Или вы не позволите, или дети.
– Закончила с письмами? – спросил я Веру. – Тогда все бросай, по приказу редактора едем к профессору Григорьеву. Нужно получить отзыв на мою статью.
Дорога не заняла много времени, и вскоре мы уже сидели в гостиной большой профессорской квартиры. Я за нас обоих отказался от предложенного угощения и протянул профессору статью.
– К вам, Борис Евгеньевич, будет большая просьба ознакомиться с этой статьей и коротко написать заключение. Редакцию газеты интересует ваше мнение только по вопросам, связанным с медициной.
– Конечно, князь, – улыбнулся он. – Безусловно, я помогу вашей газете.
По мере того как профессор читал, улыбка сменилась озадаченным выражением, а когда он закончил и снял очки, я увидел в его глазах страх.
– Пусть девушка подождет здесь, а мы с вами, князь, пройдем в мой кабинет, – сказал он, отдавая Вере статью. – Прошу вас пройти со мной.
Профессор провел меня в свой кабинет, усадил на один из двух стульев, а сам сел напротив.
– Поговорим без свидетелей! – сказал он, стараясь не смотреть мне в глаза. – Я вам не буду давать никаких заключений! Вы ко мне не приезжали и никакой статьи не привозили. А вам я настоятельно советую убедить вашего редактора ничего подобного не публиковать. Если не послушает, лучше уходите из газеты!
– Вы очень сильно напуганы, – заметил я.
– Я не понимаю, почему спокойны вы! – повысил голос профессор. – Если правда то, что написано о законопроекте, а я склонен этому верить, то вас сомнут и не заметят! Если попробуете барахтаться, пострадаете не только вы, но и ваши близкие, а закон все равно примут! Плетью обуха не перешибешь! Думаете, мало противников было у закона о слабых наркотиках? Как бы не так! Я сам подписал петицию! А потом вмешался государь император, и закон был принят! А мою дочь встретили какие-то типы и изрезали ей все руки! И сказали, что если я еще попробую тявкнуть, они ей изрежут лицо! А ведь эти наркотики легкие только в законе! Сколько уже сломано судеб, сколько погибло людей! Вы знаете, что в империи за последние пять лет стали пить в два раза больше? А ведь и до того пили не мало! Если примут закон о героине, я вместе с семьей уеду в какую-нибудь нормальную страну, потому что у нас скоро будет опасно выйти на улицу!
– Ну нет так нет, – сказал я, поднимаясь со стула. – Не беспокойтесь: мы на вас нигде ссылаться не будем.
– Я вас не убедил, – с сожалением сказал он. – Зря, вы просто не представляете, какие люди могут быть заинтересованы в таком законе, и какие деньги на кону. Кадеты – это только конец цепочки.
– Ну почему же, – усмехнулся я. – Для начала это будут многие сотни миллионов, но если дело поставить на широкую ногу, они могут превратиться в миллиарды. Ну и число русских за двадцать лет сократится раз в пять, если посчитать все вместе. Только мне, Борис Евгеньевич, страшно не хочется никуда уезжать.
– Поедете к кому-нибудь другому? – спросил он. – Тогда езжайте к профессору Лазареву. Адрес я вам дам. Это очень принципиальный человек, и у него не осталось детей. Я думаю, он напишет вам то, что вы хотите, а я этого сделать не могу. Извините.
К профессору Лазареву пришлось ехать в другой конец столицы. Он был дома и принял нас не в гостиной, а в кабинете.
– Вы ведь по делу? – сказал он, больше обращаясь к Вере. – А дела я привык вести здесь. Ну и какая же надобность во мне у вашей газеты?
Этот профессор после чтения статьи не испугался, а пришел в ярость.
– Сволочи! – выкрикнул он, грозя кому-то кулаком. – Ни чести, ни совести! Я могу понять англичан или французов: они засадили маком половину Азии и понастроили фабрик, производящих отраву! В их собственных странах она запрещена, а русских можно травить, переливая их кровь в золото! И вообще в мире стало слишком много людей, которые, с их точки зрения, и не люди вовсе! А поэтому к ним совсем другой подход! Но ведь находится много наших, которые им в этом помогают! За подачки готовы лизать задницы, в надежде доказать этим свою полезность и урвать немного от хозяйского пирога! Холуи...
Он выругался матом, потом посмотрел на порозовевшую Веру и извинился.
– Извините старика, но сил больше нет терпеть и смотреть на то, что творят! Что вы от меня хотели, отзыв? Сейчас я вам его напишу, да еще добавлю от себя!
Сначала он коротко подтвердил правильность написанного прямо на последнем машинописном листе и расписался, а потом взял свою бумагу и минут пять писал отзыв в развернутом виде.
– Мне за это, скорее всего, оторвут голову, – сказал он, отдавая нам бумаги, – но это нестрашно. Я свое уже прожил, а семья погибла, поэтому зацепить меня некем. А вот вы, молодые люди, побереглись бы. В тех, кто за всем этим стоит, нет ничего человеческого.
Глава 5
– Садитесь, князь, – показал мне на кресло отец Веры. – Вы пришли просить у меня руки моей дочери?
Глава купеческого дома Водениковых напоминал мне тех былинных богатырей, которых рисовали в иллюстрациях к сказкам. Ростом он был на голову выше меня, а весил раза в два больше, причем я в нем жира не видел. Мужественное лицо с крупными чертами и широкая купеческая борода довершали облик. Хотя Николаю Дмитриевичу перевалило за пятьдесят, ни в бороде, ни в густых коротко стриженных волосах не было видно ни одного седого волоса. Сейчас он был одет в костюм с непременным здесь жилетом, но на выездах любил одеваться под старину в сюртук, широкие штаны и сапоги.
– Не совсем так, Николай Дмитриевич, – улыбнулся я. – Руку я у нее попросил сам и уже получил согласие, а от вас мне требуется только помощь. Я не могу организовать свадьбу, не зная, кто на ней будет присутствовать с вашей стороны, и сколько им потребуется времени на сборы. И забудьте вы о моем княжеском титуле. Какие, право, титулования у родственников? Вы и дочери станете на каждом шагу напоминать, что она княгиня?
– Можно и по-простому, – кивнул он. – Вижу, что шутите, поэтому не обижаюсь. Когда и где думаете играть свадьбу?
– Я готов хоть сейчас, но из-за одной моей родственницы придется ждать дней десять, – объяснил я. – Она из Италии в свои девяносто не приедет, но может обидеться, а у нее родственные связи с семьей Романовых. А о том, когда это будем делать и где, я вас прошу договориться с моим отцом. Вот его визитка, на которой указаны телефоны, рабочий и домашний.
– Лодырь, – сделал вывод Николай Дмитриевич. – Спихнули все на отца и рады. Ладно, приготовим мы вам такую свадьбу, что будет не стыдно пригласить императора.
– У меня есть очень серьезный разговор, – сказал я, отбросив шутливый тон. – Дело идет о безопасности Веры.
– А что у вас случилось? – насторожился он.
– Как вы относитесь к закону о легких наркотиках? – начал я издалека.
– Плохо я к нему отношусь! – сердито сказал Николай Дмитриевич. – Можете не оглядываться, здесь нас никто посторонний не услышит. Вредный закон, хоть и говорят, что к его принятию приложил руку сам государь. Много работников, особенно из молодых, употребляют эту пакость и становятся никуда не годными людьми. В деревнях этого меньше, а в городах, особенно среди фабричных, встречается чаще. Мало нам было пьяни, так теперь еще и это! А к чему вопрос?
– А к тому, что, вдобавок к тому закону, хотят принять еще один, который разрешает дурь посильнее! Кто этим занимается из наших европейских соседей, я не знаю, но думаю, что многие. В Азии устраивают огромные плантации мака и заводы по его переработке, а сбывать готовый продукт собираются у нас.
– Если у них получится, это будет конец нашей жизни! – мрачно сказал он. – Если не всех потравят, остальных возьмут голыми руками!
– Им-то что! Только этого и добиваются. Всем нашим соседям, а теперь еще и американцам, не дают покоя наши земли и все их богатства, да и империю многие воспринимают, как соперника.
– А кто проталкивает? – спросил Николай Дмитриевич. – Не наши?
– Нет, это не прогрессивная партия, – ответил я. – Кадеты. Только это большой роли не играет. Многие депутаты куплены и просто выполняют заказ. Я об этой возне узнал от отца, и возникла мысль подложить им свинью. Если опять ждать указа императора, потом всем заткнут рты. А пока это только инициатива одной из думских фракций, цензура пропустит...
– Вы написали статью? – спросил он. – Уже вышла?
– Выйдет в завтрашнем номере, – ответил я. – Потом день-два будут разбираться, кто посмел раскрыть пасть. Деньги в этом замешаны большие, а привлечь императора уже будет сложней, особенно если эту тему подхватят другие. За себя я не слишком опасаюсь. Ношу с собой пистолет и без него кое-чему обучен, да и не станут сейчас связываться.
– Почему? Из-за отца?
– Отец в таких делах не защитник, – покачал я головой. – Он сам может пострадать, хоть не слишком в это верит. Просто я автор этой статьи, и если меня сейчас грохнуть, толку будет мало, а шума – много. А вот наказать кого-нибудь из близких мне людей... Это нельзя будет напрямую связать со статьей, но меня может ударить посильнее смерти. Мертвые боли не чувствуют, а я буду страдать. Так сказать, урок для наглого бумагомарателя.
– И что предлагаешь? – переходя на «ты», спросил он. – Ты об этом уже думал, и должны быть какие-то мысли.
– На работе я за ней пригляжу, – сказал я, – а во всех других случаях нужна охрана. Было бы неплохо возить ее на машине и постоянно менять маршруты. Да и вам с Иваном надо поберечься. Вряд ли на вас будут отыгрываться, но все равно...
– Зря ты это затеял! – недовольно сказал он. – Один бог знает, чем это закончится для Веры! Не мог напечатать под чужим именем или кому-нибудь отдать!
– А смысл? – возразил я. – Ну да, обыватели никогда не узнали бы, что это написал князь Мещерский, но тем, кого я обижу, узнать автора будут проще простого. Чиновнику департамента полиции приносят бумаги, которым он чинит препоны, а через несколько дней в газете, где работает его сынок, всплывает их содержание. Думаете, будет сложно сделать правильные выводы? В конце концов, как следует прижать редактора, и он все выложит. Я вообще удивился, что он легко пошел на подобную публикацию. А отдавать статью в другую газету... Я очень сомневаюсь, что ее там напечатают, но кого-нибудь из своих пошлют в Думу к кадетам для проверки, а я попадаю под удар без всякой публикации. Тогда точно грохнут. А если вообще ничего не делать, то нужно собирать вещички и вместе с Верой уезжать куда-нибудь подальше, например, в Австралию. Там, конечно, тоже можно прожить, но уже наши внуки точно не будут русскими.
– Почему так думаешь? – спросил Николай Дмитриевич. – Из-за наркотиков?
– Наркотики – это то, что бросается в глаза, – ответил я. – У нас мало кто читает «Вестник полиции», а в газетах этого указа не было, поэтому вы вряд ли знаете, что главой департамента полиции назначен француз. Он, конечно, принял подданство, но русским из-за этого не стал. Более того, ему теперь и министр не указ, потому что не сможет отменить его кадровые решения. И это только первая ласточка!
– Я тебе назову еще двух таких ласточек, – зло сказал Николай Дмитриевич. – Товарищем министра путей сообщения у нас теперь англичанин Джеймс Хант, а Горный департамент Министерства государственного имущества возглавляет еще один англичанин Брайан Шорт.
– Раньше нас только стригли, а теперь решили снять шкуру. Кредитами всех не задавят, да и потравить всех водкой с наркотиками будет трудно, но если европейцы захватят ключевые посты, справиться с оставшимися будет нетрудно. В конце концов, для подавления недовольства могут ввести свои армии. Нашей к тому времени уже не будет, а если и будет, что она сделает при таком императоре? Своего дела у вас тогда точно не будет, хорошо если возьмут приказчиком. И это время не за горами.