Вильнюс был взят, приведен к присяге, выплатил виру и согласился на переименование в Димитровград в честь Императора. Остатки гарнизона капитулировали и тоже приведены к присяге. Ни пожаров, ни погромов, которых ожидал курфюрст, не было. Одно радовало — легион «Ливония» направился на северо-запад — в Пруссию. Герцогство, очевидно, не имело сил отразить это вторжение. Но, в то же время это означало, возможность разгромить, наконец, хотя бы один легион.
Жерар Бернар и Иоганн Георг I Саксонский писали, что в битве при Орше, хоть и понесли существенные потери и отступили, но был убит легат — старый и опытный князь Мстиславский, а также едва не был обрушен фланг легиона. Тот устоял лишь чудом, благодаря введению подкрепления. Француз писал, что сила легиона в отражении фронтального натиска. Если же подгадать так, что наступать с разных направлений, то он, безусловно, не устоит.
Иоганн III Сигизмунд не был так уверен. Но все равно не видел иного пути, кроме как идти на соединение с Бернаром и курфюрстом Саксонии. Очень уж мало у него войск осталось. Тут с какой стороны не наступай — все одно бестолку. А вместе — они сила. Все еще сила. Хотя потеря ими половины армии тоже сильно настораживала.
— Может плюнуть на все и домой? — Задал он риторический вопрос в воздух.
Все промолчали.
Ну а что на такое заявление ответишь? Многие уже склонялись к этой идее.
Энергичные шаги за дверью.
Стук.
Забегает командир кирасир. Весь в пыли, но счастливый.
— Что?
— Зажали мы войско московское. Не ожидали они наш подход. Отряд кавалеристов рейтары, драгуны, пушки. Числом в полк.
— Зажали?
— Как есть зажали! Десятка три всадников ушло. Но пушки и обоз они оставили. До чего славные пушки и фургоны! Мы их сюда пригнали!
— Господа, — ободрено произнес курфюрст, — полюбуемся на трофеи наших кирасир. — И первым направился во двор.
Остальные посеменили за ним.
Курфюрст подошел к орудию и загляделся, но не красотой, которой не было в помине, а тем, что полковой «Единорог» был изготовлен в совершенно иной парадигме. Непривычно чудной, чуть ли не иноземной.
Необычная бутылочная форма была напрочь лишена украшений. Просто название крупными буквами да какие-то непонятные вспомогательные сведения.
— Вот тут указывается калибр орудия, — нашелся командир кирасир, показывая пальцев на цифру под названием. — В московских дюймах. А вот это — длина канала ствола в калибрах.
— Сами догадались?
— Пленных допросили.
— А это что?
— Серийный номер. Сквозной порядок одного типа орудий. Приглядитесь — все шесть этих «Единорогов» что братья-близнецы. Они отличаются только серийными номерами и… повреждениями.
— Очень любопытно, — произнес курфюрст, поглаживая полностью металлический лафет. Увидев винт вертикальной регулировки и покрутил его. И о чудо — ствол легко стал то подниматься, то опускаться, а на его казне специальная метка побежала напротив планки с числами.
— Это отметки углов возвышения. Солдаты толком не знают, что это такое, но слышали названия.
— А артиллеристы не выжили?
— Их порубили, — нахмурившись произнес кирасир. — Уж больно много наших положили. Они бьют картечью удивительно часто. Вот, полюбуйтесь. — Сказал он и, пройдя к зарядному ящику, открыл его. — Видите? Гранаты обычные, гранаты картечные, картечь дальняя, картечь ближняя, — водил он по цветным маркерам на торцах унитарно-картузных зарядов. После чего, потянув за петельку, легко извлек один из таких зарядов. Ничего отмерять не нужно. Достаточно запихнуть в ствол вот такой кулек, пробить картуз через затравочное отверстие, и стрелять.
— Очень интересно, очень, — вполне искренне произнес Иоганн III Сигизмунд.
— А посмотрите, как легко катится орудие, — сказал командир кирасир. После чего схватил специальный рычаг, поставил его в паз коробчатой станины и, легко приподняв орудие прокатил его вперед на несколько шагов. Курфюрст, видя, что его командир совсем не напрягался, тоже попробовал. И удивился еще больше.
— Отчего так?
— Очень хитрые колеса. Внутри вот этой чугунной ступицы обрезки стержней в дегте. Из-за чего колесо крутится удивительно легко. Полностью железный лафет, хоть и выглядит тяжелым, но, на удивление, оказался значительно легче деревянного. Да еще и орудие само. Видите, какое оно короткое. Артиллеристы говорят, что картечью и особенно ядрами такие коротыши бить должны плохо. Но так ведь они ядрами и не стреляют. Все больше гранатами разными. Даже на картечь редко переходят.
— Хорошо, — после долгой паузы произнес Иоганн III Сигизмунд. — К этим орудиям нужно срочно найти прислугу.
Сам же он в весьма противоречивых чувствах направился к себе «в номера», велев по ходу дела, принести ему образцы вооружения и снаряжения разгромленного кавалерийского дивизиона. Ну, полка, как он считал. Что-то ему подсказывало, что и там его ждут неприятные сюрпризы. Но главное не это. Главное заключалось в том, что он понял — нужно любой ценой бить хотя бы один легион и захватывать его вооружение, особенно артиллерию, без которой победить второй легион будет очень непросто. Любой ценой. Это был единственный шанс на победу по его теперь уже твердому убеждению.
Глава 7
4 июля 1614 года, Орша
Исполняющий обязанности легата 2-ого легиона «Полесье» Прохор Селедкин вошел в комнату, обвел взглядом всех присутствующих, вздохнул, перекрестился и произнес:
— С Богом!
Первый совет легиона под его началом начался.
Вчера от Смоленска подошли подкрепления, что прислала еще Мстиславскому блюстительница Императорского престола Марина Георгиевна. Приняв постриг, бывшая супруга Императора сменила имя на Марию. Но все ее по-прежнему именовали старым именем. Да и не смели иначе. Серой мышкой она никогда не была. Так что, попав в тихое и уютное болотце Русской православной церкви устроила там натуральный шторм. Года не прошло, как сонные лягушки уже выпучив глазки нервно квакали, судорожно сжимая лапками ветки деревьев. Тех самых, на которые их разметало вместе с ряской и тиной.
Патриарх Иов смог застать только первый месяц ее монашества и оценить последствия не мог. А вот его сменщики горели, словно сушеные поленья. С треском и каким-то задором. Год-два и следующий. Ну не могли он вынести столь энергичной и властной бабы в своих владениях. Сердце отказывало или инсульт случался. Формально она заведовала совершенно пустяшным делом — бумажки перекладывала, подготавливая открытие Публичной библиотеки. Однако на деле все было совсем иначе…
Ее статус был фееричен для Православного мира.
Путь от простой монашки до игуменьи без монастыря она прошла дня за три. Да и то, только потому, что слишком долго с бумажками возились. И уже на следующий день Император продавил через Патриарха учреждение первого в истории православия монашеского ордена, посвятив его Святой Равноапостольной княгине Ольге. Вот во главе этого объединения и встала Марина.
Поначалу все было очень прилично и аккуратно.
Марина занялась сбором самых прожженных стерв со всех окрестных женских монастырей, куда тех от греха подальше упекли мужья или иные родичи. Прежде всего, молодых, здоровых и, по возможности, красивых. Очень уж те не вписывались в тихий и спокойный патриархальный мирок тех лет. А потому содержались соответственно. Плюс накладывался женский коллектив с целым букетом специфических особенностей. Так что, девочки всю эту духовную систему ненавидели совершенно непримиримо. Она ведь сломала им жизнь и доставила массу мучений. Получился своего рода Императорский серпентарий. И никто не понимал — зачем он Дмитрию нужен.
Дальше начал отбор кандидаток, записанных предварительно в послушницы. Тяжелая физическая и боевая подготовка, напряженные занятия в классах выглядели кошмарно. Девять из десяти девиц не выдерживали и отсеивались, переходя или в обслугу, или в мир иной. Выходил этакий вариант Adepta Sororitas из франшизы Warhammer 40000. У них даже символ был введен такой же.
Гибкие, сильные, ловкие и довольно красивые девицы через два года после своего учреждения получили новую форму[31], особый устав, разделенный на публичную и сакральную форму, и много всего другого. А в конце 1612 года им еще и доспехи стали делать. Император долго возился с Мариной и парочкой толковых кузнецов из Богемии над этим вопросом. Остановились на довольно специфической конструкции, основанной на позднем готическом доспехе, который выковывали из качественной тигельной стали, а потом чернили. Пуль он, конечно, не держал. Но и движений практически не сковывал, обеспечивая неплохую защиту в ближнем бою. Важной особенностью этого комплекта доспехов было то, что он создавался больше под влиянием эстетики фэнтези миров, чем классических исторических образцов. Кроме того, каждый комплект имел индивидуальную подгонку, благо, что сестер по уставу не могло быть больше девяноста девяти. Так что, красивая составная приталенная кираса с явно очерченным бюстом прилагалась. Да и вообще — сексуальность комплекта, как и новой формы, несмотря на сокрытие почти всего тела, была важной составляющей.
На «оперативный простор» орден Святой Ольги вышел только в 1613 году, сразу вызвав дикую боль и страдание всего православного клира. Ведь официально эти дамы искали рукописи. Но фактически проводили ревизию церкви, ее имущества и порядка делопроизводства.
И сразу стало находиться ТАКОЕ!
Попытки же что-то сделать, дабы утихомирить этих безумных баб, ни к чему не приводили.
Марина имела статус воскрешенной, что самого по себе было не мало. Сверх того, должность Великого магистра ордена Святой Ольги ставила ее в положение, по полномочиям близкое к архиепископу, да с прямым подчинением Патриарху. То есть, никто ей был не указ, кроме него. А Патриарх, будучи главой Священного Синода, подчинялся напрямую лично Императору. Тому самому Бармалею всея Руси и всех окрестных соседей, что буквально несколько лет назад устроил и с блеском выиграл Гражданскую войну, направленную на физическое устранение оппозиции. Причем, что немаловажно, Марина была бывшей и до сих пор любимой женой Дмитрия, и матерью его законной дочери, а по совместительству еще и блюстителем престола в случае отсутствия Императора на месте. То есть, Патриарх не мог с ней сделать ничего. Вообще ничего. Только молиться и каяться, каяться и молиться…
Но не суть.
Главное, что эта самая Марина Георгиевна, и прислала подкрепление, как Мстиславскому, так и Басманову. На долю Мстиславского вышло два пехотных батальона и отдельный кавалерийский дивизион. Вот они-то и рассказали всем о грандиозных событиях, что происходили на других фронтах[32]. И про Петра Басманова, что в полевом сражении разгромил войска Бранденбурга и Пруссии, отбросив их от Риги. И про Императора, что переправился по льду, занял Стокгольм, а потом разбил датского короля в генеральном сражении у Кальмара. В общем — грандиозно и славно все шло.
Так что на совете решили не робеть и действовать решительно, дабы закреплять и развивать общий успех.
Уже утром следующего дня один батальон пехоты должен был выдвинуться на Полоцк через Витебск, а второй — на Гомель через Могилев. Легиону же «Полесье», в сопровождение двух отдельных кавалерийских дивизионов, предстояло продолжить движение к Минску дабы давить и притеснять основные силы противника…
Глава 8
8 июля 1614 года, окрестности Минска
Прохор Селедкин немного нервничал, наблюдая за предстоящим полем боя. Судя по всему, здесь собрались части и Жерара Бернара, и Иоганна III Сигизмунда Бранденбургского, и Иоганна Георга I Саксонского. Не хватало только войск Пруссии, но, насколько и.о. легата мог судить, те сейчас были несколько увлечены его коллегой.
Совокупная мощь объединенной армии союзников составляла около восьми тысяч кавалеристов, двадцати двух тысяч пехоты и порядка двухсот орудий, преимущественно легких — в два-три фунта калибром. И все они качественно окопались в полевых редутах, ожидая на оборонительных позициях, натиск легиона.
Какая-то логика в этом была.
Если бы Прохор Селедкин решил по неопытности атаковать сходу — случилась бы беда. Но он рассудил иначе. Поэтому полевая и полковая артиллерия во все пятьдесят четыре «ствола», принялась утюжить гранатами эти редуты.
Спокойно, методично и невозмутимо работали артиллеристы легиона. Словно апокрифические немцы из какой-то низкопробной комедии. Каждая батарея производила залп, хорошо, если раз в пару минут под общей координацией дальномерным взводом, ловко, словно волшебной палочкой переносящим сконцентрированный огонь всей артиллерийской мощи легиона с одного полевого укрепления на другое.
А оба отдельных кавалерийских дивизиона после часа ожидания, снялись и спокойно отправились куда-то в обход. Но в должной мере демонстративно, чтобы заставить нервничать командование противника. Окружением столь незначительные силы угрожать не могли. Но получить в тылу позиций дюжину трехдюймовых полковых «Единорогов» и восемь сотен бойцов — удовольствия мало.
Жерар Бернар грустно смотрел на очередной редут, подвергаемый избиению, и раздосадовано покачал головой. Их легкие пушки не добивали до русских позиций очень прилично. А трофейные полковые «Единороги» не смогли и пострелять толком — их быстро и решительно подавили сосредоточенным огнем.
Войска уже очевидно волновались.
Гранаты. Их было много. Очень много. А эти редуты совершенно от них не спасали. Особенно, если их накидывать не по настильной траектории, а вот так — навесом, как это делали «Единороги».
— И сколько мы так простоим? — Нервно произнес Иоганн III Сигизмунд. — Треть артиллерии уничтожена. Пехота вон — с трудом удерживается на позициях.
— Еще и эти их кавалеристы, — продолжил Иоганн Георг I, — что нам столько крови попили, отправились куда-то.
— Перехватим? — Оживился Жерар Бернар. — В кавалерии у нас пока преимущество. Если сейчас выступим всеми силами — догоним и сомнем.
— А если на это и расчет? — Усомнился Иоганн III Сигизмунд.
— На что? На то, чтобы мы их сомнем?
— На то, что мы отправим за ними кавалерию, — продолжил курфюрст Бранденбурга. — Кто его знает, что там, за лесом? Вы знаете? И я нет. А главное — куда они направились?
— И все же, мне кажется это хорошим шансом. Эти кавалеристы очень опасны, — продолжал Бернар, а потом плавно перешел к намекам на трусость. — И если вы позволите, я бы лично возглавил атаку на них.
— Вы сами? — Повел бровью Иоганн Георг I. — Так, пожалуйста. Я не против этой затеи. Вдруг и правда, что-то дельное выгорит.
— Хм… — задумчиво промычал Иоганн III Сигизмунд, обдумывая это предложение. — Хорошо. Я тоже согласен. Хотя мне это все совсем не нравится.