Жерар довольно кивнул и, пришпорив коня, ускакал к полкам кирасир, рейтар да крылатых гусар. Пятигорцев и панцирных казаков уже всех повыбили. Еще во время стояния под Смоленском. И уже минут через десять довольно крупная кавалькада тяжелой и линейной кавалерии устремилась на правый фланг, дабы встретить противника в лобовой атаке.
Однако все было не так просто.
Уйдя за лес, оба отдельных кавалерийских дивизиона «заложили вираж», и чуть забрав вдаль от поля боя, обошли собственные позиции с тыла, вне видимости неприятеля. А потом решительно направились в обход, но уже по другому флангу. Кавалерию же противника на искомом фланге встречал скрытно выдвинутый резервный пехотный батальон, под прикрытие двух слоев испанских рогаток. Это позволило его развернуть в тонкую линию в два ряда для реализации всей стрелковой мощи. Да, они были без «Единорогов», что работали на основном поле боя, зато с четырьмя ротами гренадеров. Что не мало. Совсем не мало…
Прохор Селедкин с тревогой провожал взглядом большую массу вражеской кавалерии, уходящей за лес. Людей у него было мало. Вся операция проходила на грани фола. Ну, так ему казалось. Впрочем, в случае промаха тотального поражения не происходило. Не должно было произойти. Он ведь сохранял костяк легиона. А значит, мог продолжать бои…
Полчаса спустя.
— Сигнал, — тихо произнес командир сигнальщиков легиона.
— Где?
— Вон же, — указал тот пальцем куда-то вдаль. Взяв зрительную трубу и приглядевшись, Прохор кивнул. Так и есть, почтовый голубь. Казалось бы — что такого? Но следом поднялся второй. И третий. И все направились в сторону Смоленска. Очевидно, это был оговоренный сигнал. Совпадение слишком маловероятно. А значит что? Правильно. Конные дивизионы вышли на позиции.
Как будто в подтверждение этого из-за леса донеслись отзвуки стрельбы и взрывов гранат. Пехотный батальон вступил в бой с кавалерией противника. То есть, связал ее боем.
— Вы готовы? — Обратился Селедкин к командиру полка полевой артиллерии.
— Да.
— Тогда начинаем.
И спустя пять секунд артиллерия замолчала.
Перераспределялись цели. Банились влажным «ершиком» стволы, с целью охлаждения канала ствола.
Минута. Вторая. Третья. Пятая.
— Огонь! — зычно закричал командир полка полевой артиллерии.
И все пятьдесят четыре «ствола» ударили со всей доступной для них скорострельностью, стремясь подавить, прежде всего, артиллерию. А легион, под звуки свистков и мата бросился строиться, готовясь к фронтальной атаке.
Последний свисток.
Отмашка.
Проигрыш вступления «Московского пехотного марша». Включились барабаны. А вместе с ними и бойцы сделали первый шаг.
Три пехотных батальона были развернуты широким фронтом, глубиной всего в четыре ряда. За ними в качестве оперативного резерва двигалась всего рота штурмовиков. А над их головами с характерным звуком летели картечные гранаты. Рискованно. Очень рискованно. Но Прохор решился на такой шаг.
Редкие выстрелы из легких орудий со стороны противника причиняли мало вреда. Ядра столь жидкому строю — плохой аргумент. Не убедительный. Но потери, все же, пошли.
Вышли на двести метров.
Пауза.
Несколько ударов легких пушек. Но уже картечью. Долетала хорошо. Явно мелкая, ближняя. Вон какой разлет.
Первая линия встала на колено. Взяла ружья наизготовку. Вторая нависла над ней.
Сдвоенный залп!
Вперед выходит на пару шагов вторая пара рядов и повторяет прием.
Сдвоенный залп!
Вновь вперед выходит уже перезарядившаяся пара шеренг.
Сдвоенный залп!
Прислуга пушек, вынужденная возиться вокруг них в полный рост, уже почти полностью выбита. Многие стрелки первой линии, приготовившиеся к бою, тоже получили «гостинцев».
Залп.
Залп.
Еще залп.
И в каждом по восемьсот пуль. И так — три раза в минуту — по полтора на каждого бойца.
Бой был очень странный и непохожий на все привычные тактические приемы легиона. Бойцы просто стояли перед фронтом противника и обменивались залпами. Ну, войска коалиции пытались работать пушками, что очень быстро затруднилось из-за редутов первой линии, ставших естественным укрытием. А легионеры — били компрессионными пулями с хороших ружей. Благо, что готовых бумажных патронов они получили большое их количество.
Спустя четверть часа, видя критическое положение своих войск, курфюрсты попытались спасти положение и организовали контратаку, собрав кое-какие силы в тылу в единый кулак.
Легион дрогнул.
К этому моменту из-за артиллерийского и стрелкового воздействия четверть из тех трех пехотных батальонов легиона уже лежала на земле.
Он начал отступать, открывая возможность для удара «Единорогов». Чем те не побрезговали воспользоваться, отсекая наседающие на легион части коалиции и загоняя их в укрытия да рассеивая. Пехота врага очень неудачно подставилась.
Прекрасный момент для нового натиска!
Казалось, атакуй вновь и противник побежит. Да он уже почти бежит! Но тут из-за леса показалась кавалерия под командованием Жерара Бернара.
Бам! Бам! Бам!
Почти сразу за этим ударила от дальней опушки дюжина трехдюймовок. Тех самых, что ушли с отдельными кавалерийскими дивизионами. И удачно так отработали — накрыли ставку картечными гранатами. Они, конечно, сидели в засаде, но видя затруднение на поле боя, решили вмешаться. Очень своевременно. Если бы не их помощь, то Бернар смог бы сходу атаковать жидкий и потрепанный строй легионеров. И смять его. И это был бы конец.
Теперь же он замешкался. Заколебался.
Бам! Бам! Бам!
Вновь ударили общим залпом «полковушки», работая по ставке противника.
А легионеры, повинуясь звуковым сигналам, не медля ни секунды, стали стягиваться в оборонительные формации и занимать полуразрушенные редуты первой линии.
Пять минут агрессивных маневров.
И Бернар принимает решение — отходить в город. Артиллерия легиона очень уж губительно бьет. Да и психологически войска истощены. Не бегут — хорошо. Очень хорошо. Все-таки видят, как мало противников перед ними. Только это и спасает…
Вечерело.
Тыловые службы легиона старательно выполняли свой долг.
А Прохор грустно смотрел на чудовищное количество потерь. Треть легиона пала. Треть! Кошмар! Трагедия! Еще одна такая победа станет концом. Но главное — не удалось обратить противника в бегство, подставив под засаду. То есть, вся затея коту под хвост. И столько людей умерло совершенно напрасно. Нужно было продолжать спокойно обрабатывать их «Единорогами» и дальше…
Однако в ставке коалиции настроения были куда хуже.
Оба курфюрста оказались ранены и не могли более выполнять своих обязанностей. Общее командование принял Жерар Бернар. В его распоряжение осталось только четыре тысячи кавалеристов и девять тысяч пехотинцев. Плюс двадцать три пушки, легкие. И все. Вообще все. Конечно, легион тоже потрепало. Но он все еще оставался очень опасным соперником. А, скорее всего, и совершенно непреодолимой силой.
Хуже того — из Варшавы прибыл гонец с новостями. Жерар даже зубами заскрежетал и слегка застонал от разочарования, когда услышал их. Оказалось, что Император в кратчайшие сроки совершенно разгромил Данию и, осадив Копенгаген, вынудил ее заключить с ним мир, союз и династический брак. А потом, вместе с новоявленным родственничком отправился на юг — громить силы коалиции. Что конкретно там произошло дальше, толком не ясно. Однако в Варшаве паника и срочный сбор ополчения, потому что разъезды легиона видели возле Кракова.
Бернар грязно выругался сквозь зубы и оглядел хмурые лица всех своих командиров. Кто же знал, что это лысое и бородатое чудовище окажется настолько опасно?
— И что будем делать? — Хрипло поинтересовался Иоганн III Сигизмунд.
— Что? — Раздраженно фыркнул Жерар. — Идем к Варшаве! Там, вероятно, будут собраны все наши силы. Возможно это шанс на заключение не самого позорного мира. Если, конечно, там под Варшавой нас всех не перебьют. Или вы не поняли, зачем эти кавалеристы врага пробирались к нам в тыл? О! Я вам поведаю. Император так делал однажды. Под Смоленском. Засада в тылу. Решительный натиск во фронт. Король Польши и Великий князь Литовский Сигизмунд III едва смог вырваться из этой западни. Эти скоты ведь в засаду пушки ставят! Да картечью бьют с удобных дистанций! По королю! Нас всех хотели убить! Отступаем! Бросаем к черту всю обузу и отступаем! Оставляем в обозе только еду и боеприпасы! Все оставляем им! Пусть грабят! Лишь бы задержать их и оторваться!
Глава 9
12 августа 1614 года, окрестности Варшавы
Жерар Бернар покачивался на своем коне, приближаясь к фактической столице Речи Посполитой. Формально-то ей оставался Краков. Но король предпочитал сидеть — здесь.
Из-за леса доносились звуки артиллерийской канонады с характерными взрывами гранат. Это могло говорить только об одном — они не успели. На душе у него было тревожно. Ведь там, скорее всего, он должен встретить в бою Императора с 1-ым легионом «Рутения», да с союзниками. Ему хотелось думать о том, что он сможет стать той соломинкой, что переломит хребет верблюду. Но не выходило. Ведь у него у самого на хвосте висел «бешеный ишак» в лице 2-ого легиона «Полесье», который время от времени настигал его на марше и больно кусал.
— Куда и зачем я иду? — Тихо под нос буркнул он сам себе, впрочем, продолжая движение.
Но вот поворот и перед ним открывается панорама.
С одной стороны 1-ый легион «Рутения» и около двадцати пяти тысяч союзных ему германских и датских войск. С другой — большое ополчение шляхты и магнатов, что располагалось в полуразрушенных редутах. И даже отсюда, издалека значительные потери сторонников Сигизмунда наблюдались невооруженным глазом.
Жерар остановился и потер виски.
Это был конец. Все. Финиш. Легион сам по себе для него был непреодолимой силой. А тут еще и армия такая на поддержке! Наковальня. Ну вот натуральная наковальня! Сзади же, к мягкой попке его потрепанного войска, приближается Прохор Селедкин со своим легионом. Молот? Ну, может быть и молот. Хотя обычно то, что с ними тут фигурально учинят, называют иначе.
Приняв от помощников зрительную трубу, Бернар осмотрел поле боя более подробно. Вон и ставка короля. Валяются трупы. Но король вроде как жив.
Что делать?
Дилемма.
Подошедшие к нему командиры его войска думали что-то в том же духе, увидев эту картину маслом. Слишком уж характерные были лица.
После десяти минут раздумывания, тяжело вздохнув, Жерар Бернар приказал войскам выдвигаться и строиться. Глупо, конечно. Но ему, как наемнику, репутация была крайне важна. Очевидно, что победить было невозможно. Но он должен был хотя бы обозначить удар перед отступлением и капитуляцией.
И вот, спустя четверть часа его «пехотные коробки» пошли вперед.
Медленно. Неохотно.
Француз занервничал изрядно, увидев, как орудия поворачиваются в их сторону, пехота легиона быстро перестраивается, а несколько полков германских кирасир и рейтар начинают перемещаться на новый фланг. Опасно. Очень опасно.
Пятьсот метров.
Жерар поднял руку, останавливая войска.
— Почему они не стреляют? — Довольно громко и даже в какой-то мере возмущенно произнес он. Его это испугало больше, чем если бы со стороны легиона полетел натуральный ураган свинца и чугуна. Но нет. Все тихо. Только стрелки стоят наизготовку и ждут.
— Может попробовать поговорить? — Не уверенно произнес один из командиров, также недоумевающих от ситуации.
— О чем? О чем мы можем говорить? Черт! Черт! Черт! Проклятье! — Крикнул он и тронул своего коня, будучи абсолютно уверенным в том, что Император проигнорирует его попытку.
Но о чудо! Когда Жерар Бернар остановился посреди разделительной полосы, со стороны легиона пошло какое-то движение и Дмитрий выступил вперед.
— О! Какие люди! — Первым, вполне радостно произнес Император, подъезжая. — Не видел тебя со Смоленска! Тогда ты был простым капитаном рейтар. Не так ли?
— Мы все растем, — уклончиво ответил Жерар. — Ты тогда тоже был царевичем, достаточно далеким от престола.
— Все так. Время — самый ценный ресурс в нашей жизни. Глупо им раскидываться. Мда. А ты, я вижу, решил прекратить свой бренный путь?
— Я? Почему? — Делано удивился Жерар, внутренне похолодев.
— Мне говорили — принял несколько полевых сражений. Проиграл, но устоял и даже армию сохранил. Ну хоть какую-то. А под Минском даже смог остановить натиск одного из моих легионов. Не лучшего, но это все одно — показатель. И что теперь? Ты разве не знаешь, что эти ребята, — кивнул Император на легионеров «Рутении», — вооружены новыми скорострельными штуцерами, которые шагов на пятьсот уверенно бьют по испанским коробкам? Да делая по шесть-восемь выстрелов в минуту с каждого «ствола».
— Я… — как-то замялся Бернар, пораженный новостью.
— Вот я и думаю — ума ты лишился от радостной встречи или что?
— А орудиями чего не бьешь? — После долгой паузы спросил Жерар.
— Зачем? Вы так дивно идете, что и штуцеров будет довольно. Вот шагов на двести подойдете, палить и начну. Чтобы, отступая и смешавшись, стали еще более вкусной мишенью. Да и убежало как можно меньше. А то лови еще вас по лесам да болотам.
— Мы не можем отступить, — после еще одной долгой паузы произнес Великий гетман коронный.
— Разумеется не можете, — фыркнул Император. — Вам в спину дышит легион «Полесье». Деваться вам некуда. Но вот так идти на убой… — покачал он головой. — Слушай, это глупо. Тебе людей не жалко? Ты мог бы к осажденным присоединиться. Я бы не успел вам воспрепятствовать…
— А зачем?
— Что зачем?
— Зачем к ним присоединяться? Война окончена. Коалиция разбита. Мне… нам всем осталось только отдать последний долг своему королю. Лезть же туда, — махнул он в сторону лагеря шляхты и магнатов, — значит просто продлить агонию. А ну как он в город отступит? Варшаве конец. Она вряд ли переживет свой захват. Да и смерть будет дурной. В закутке каком и грязи.