А я? А что я? У меня семья! Жена…
Жена! Как же я сразу-то…
Собственный Храм Смерти при монастыре все-таки был. А как иначе, если он – непременный атрибут любого места захоронения? На больших кладбищах Храм Смерти – довольно заметное сооружение. На небольших кладбищах и храмы невелики, а на сельских жальниках вовсе стоят крохотные часовенки, где и троим-то тесно. Но они есть, ибо уважительное отношение к смерти и есть признак жизни.
Монастырское кладбище могло похвастаться только небольшой часовней, довольно мрачной и унылой. И строители, и посетители забыли, что Смерть – тоже женщина и тоже любит цветы. Поэтому я по дороге озаботился надергать тут и там первых одуванчиков и положил к подножию статуи ярко-желтый, пачкающий все пыльцой букетик.
– Привет. Извини, что так долго не приходил, но… ты сама понимаешь – дела и все такое…
В часовне было темно и тихо. Никто не нарушал покоя Смерти в этот час. Я был совсем один – и в то же время наедине с нею, своей женой.
Тихо присел на край постамента у подножия статуи. Смерть всюду изображают по-разному, но всегда это молодая женщина со скрещенными на груди руками и опущенной долу головой. Она и вдова, потерявшая мужа, и мать, схоронившая единственное дитя, и дочь, лишившаяся родителей. На ее челе всегда печаль. Никто никогда не видел, чтобы она улыбалась.
Никто, кроме ее супруга.
И никто не знает, какие у нее мягкие сладкие губы, как она умеет целоваться, как жадно обнимает, как стонет и вскрикивает, прикусив губу, как извивается в мужских объятиях… Кажется, я был единственным, кому довелось держать Смерть в объятиях. Причем не один раз. Когда мы виделись в последний раз, была осень. Желтели листья на деревьях, и порывы ветра обрывали некоторые из них. Накануне прошел дождь, и пожухлая трава была влажной и вялой. Но нам было все равно. Забыв про все на свете, мы любили друг друга на вересковых пустошах, в мире, где царит Смерть и разрушение, где нет места любви и счастью…
Да, последний раз это было два с половиной года тому назад. Почти четыре года я считаюсь супругом Смерти, но лишь несколько раз мне довелось быть ее мужем не на словах, а на деле. Там, на вересковых пустошах. И с тех пор…
Тишина в часовне угнетала. Где-то снаружи в кустах над какой-то могилой осторожно подавала голос птаха. Всюду жизнь…
– Ты, наверное, на меня обиделась, – заговорил снова. – Прости. Ты же знаешь, что я… В общем, так получилось… Я не виноват. Ты же знаешь…Я скучаю. Мы так редко бываем вместе. И я так давно не слышал твоего голоса… Может быть, мне стоило приходить сюда почаще, может, надо было молиться, что ли… Не знаю.
Прикусил губу, оборвав сам себя. Женщины любят победителей, тех, кто с высоко поднятой головой шагают по жизни, не обращая внимания на препятствия. Им подавай сильных несгибаемых мужиков, а я… Вот бес! Разнюнился, как мальчишка!
– Извини. Я не должен предъявлять тебе претензий. И… как-никак, тут, в этих стенах, нет места даже воспоминанию о супружеских отношениях. И я понимаю, что уже через год вряд ли смогу с полным правом именоваться супругом Смерти… Тебе, наверное, придется искать себе нового любимчика… Знаешь, я не обижусь. У меня было такое, чем не мог похвастаться никто до меня. Можно сказать, мне есть, чем гордиться. Поэтому я… В общем, не обращай внимания. Просто это задание…
Запахло вереском и морем. Пряный аромат коснулся ноздрей, налетел легкий ветерок. Где-то что-то горит? Похоже, что кто-то жжет сухие травы.
Легкая ладонь легла на макушку, скользнула по голове.
– Бедный мой…
Я сильнее прикусил губу. Не привык, чтобы меня жалели.
– Извини, что долго не откликалась. Я…
- Я все понимаю, – ее ладонь скользила по моим волосам. Непередаваемое ощущение. – Мне остался только год. Потом… мы должны расстаться…
– Не думаю, – голос был полон нежной грусти. – Вряд ли это возможно!
– Возможно, любимая. Еще как возможно. Ты же не можешь считать своим супругом не-некроманта!
– Ах, ты ничего не понимаешь!
– Где уж мне!
Нежные пальцы внезапно налились силой. Ногти впились в волосы и, казалось, проткнули кожу, потянули голову наверх. Смерть заставила меня запрокинуть лицо и взглянуть в ее глаза. Сиреневые глаза и губы цвета вишни. Я один знаю, каковы они на вкус?
– Обиделся, – с улыбкой констатировала Смерть.
– Неправда! Вовсе я не…
– Обиделся, – повторила она. – Глупый мальчишка. Я выбрала тебя. Этого достаточно…
– Для меня – да. Но есть законы мироздания…
– Ах, вот ты о чем! – она все еще улыбалась. – Да, такой закон есть. Но есть и другие…
– Не понимаю.
– И не надо.
Другой бы обиделся, но я-то помнил, с кем говорю.
– Я тебе верю. Просто…
– Тебя что-то гнетет. Расскажи.
Она произнесла эти простые слова таким тоном, что я не смог удержаться. Легкая рука Смерти все еще касалась моей головы, я сидел в неудобной позе, запрокинувшись назад, на краю постамента, и говорил.
Смерть слушала внимательно. Наверное, не существует в мире второй такой женщины, которая будет так напряженно внимать словам мужчины, ловя каждый звук и тихо кивая в такт его речам.
– И вот я должен узнать, что происходит. Вернее, конечно, мне отдали приказ… Не скажу, что мне так уж нравится это задание, но, понимаешь, это шанс. Я еще не забыл, кем был. И эти парни… мои ровесники и даже чуть помладше…В конце концов, они только вступали в жизнь и ничего еще не видели…
– И ты пришел ко мне в надежде на помощь?
Я кивнул, не сводя с нее глаз.
– Ну… не только. Еще я действительно соскучился. Мы так давно не виделись…
– Прости, я была занята.
– Этими смертями?
– У меня и без того много дел!
– Понимаю, любимая. Поверь, я знаю свое место…
У твоих ног. Это звучит глупо, нелепо, наивно и, возможно, по-детски, но я действительно понимаю, кто она и кто я и ни на что не претендую. Я прошу только возможности обожать ее издалека. Мое сердце, как ни пафосно это звучит, отдано единственной женщине в мире, которая никогда не будет принадлежать ни одному мужчине. Сколько этих супругов Смерти было до меня – и сколько будет после того, как меня засыплют землей!.. Говорят, всем моим предшественникам на роду была написана долгая жизнь в обмен на особые отношения с богиней. Жизнь в разлуке с любимой.
Я тихо подвинулся, коснулся плечом ее колена. Так хотелось обнять жену, но останавливал страх ощутить под руками холодный гладкий известняк.
– Не огорчайся, милый, – она ласково потрепала меня по щеке. – Лучше скажи, чем я могу тебе помочь?
Хм… Особые отношения, говорите…
– Эти шестнадцать смертей…Шестнадцать душ, упавших в Бездну… Если бы можно было узнать, кто их туда отправил, как и почему?
– Я не знаю.
Эти слова заставили насторожиться. Чтобы одна из самых сильных богинь мироздания – и вдруг чего-то не знала? Быть того не может! Если только души умерших некромантов по какой-то причине не долетели до Бездны и задержались на земле? Тогда возникает вопрос – кто и зачем, а самое главное как удерживает их в нашем мире.
– Я на самом деле не знаю, – повторила Смерть. – Понимаешь, тут на некоторое время я…э-э…немножко потеряла контроль над ситуацией… Готовила тебе сюрприз. Ты не будешь сердиться на меня за это?
Сердиться – на нее? Да кто я такой, чтобы предъявлять богине претензии? Помотал головой, улыбаясь во весь рот.
– Вот и славно, – сиреневые глаза потеплели, а губы оказались так близко, что я ощутил исходивший от них аромат дыма и вереска. – Вот и хорошо. Вот это радость. Закрой глаза.
Я повиновался и через секунду ощутил, как мягкие губы коснулись моего рта.
– Хм.
Вздрогнул, просыпаясь. Что это было?
Резко сел. Оказывается, я валялся на полу у подножия постамента, на котором застыла скорбная фигура со скрещенными на груди руками. Судя по сумраку, уже наступил вечер. Снизу, с пола, в свете нескольких лампад, мне были отлично видны два лица – одно каменной статуи, изваянное много лет назад неизвестным резчиком, спокойное и умиротворенное. И другое – с досадливо поджатыми губами и сердитым прищуром карих глаз.
– Полюбуйтесь на него, – процедил пра Михарь. – Половина монастыря сбилась с ног, ищет его по всем закоулкам, а он тут спит.
– Не спит, а медитирует, – я попытался встать. От лежания на холодном твердом полу тело онемело и затекло.
– И немного переборщил с концентрацией, – понимающе кивнул инквизитор.
– Я ничего не пил. Могу дыхнуть! Х-ха!
– Вересковый мед, – принюхался пра Михарь.
– Это не я! Это Она!
Изваяние Смерти хранило молчание, но мой красноречивый взгляд подсказал ответ.
– Хотите сказать, что вам являлась сама Смерть?
– Да, а что тут такого? Она – моя супруга…
– Фигурально выражаясь. Существование супругов Смерти не доказано. Что это? Должность? Титул? Звание? Или медицинский термин? В чем состоят права и обязанности этих…э-э…личностей?
Я обернулся на статую. Она хранила гордое молчание.
– В правах и обязанностях мужа.
– Вот как? Хотите сказать, что я помешал семейной сцене? В таком случае, прошу меня извинить, господа… – инквизитор раскланялся.
– Извинения приняты.
– Ну, если вы здесь закончили, должен напомнить, что вас ждут и другие дела. И я вообще-то явился сюда, дабы напомнить о том, что у вас есть обязанности по отношению к другим людям. Да и вашей…хм… супруге тоже не стоит долго оставаться на одном месте.
Статуя за спиной молчала. Смерть уже отправилась по своим делам.
Я кивнул, показывая, что готов следовать за своим куратором – а что мне оставалось делать? – и направился к выходу из часовни. На память приходило наше короткое свидание. Что-то такое жена мне все-таки сказала. Что-то важное и интересное. Вспомнить бы, что!
Глава 3
Где-то далеко, примерно полгода назад
Женщина остановилась, озираясь по сторонам. Было тихо, но эта тишина настораживала. Женщина напряженно прислушивалась, ловя далекие звуки.
Перед нею расстилалось заснеженное поле, еще недавно бывшее лесом. Несколько лет назад тут прошел пожар, уничтоживший почти все деревья. Лишь несколько обгорелых, искалеченных огнем сосенок и кленов торчали тут и там, из последних сил отчаянно цепляясь за жизнь. Но большинство их собратьев в тот страшный год превратилось в уголь и золу и рухнуло на землю. Прошло время, и природа принялась лечить раны. Над обгорелыми останками деревьев поднялись буйные заросли кипрея. Потом ветер занес семена, и тут и там к небу уже тянули веточки хрупкие березки. Уцелело и несколько семян сосен и крылатки кленов, так что под защитой кипрея понемногу подрастала смена. Но должно было пройти еще много лет прежде, чем здесь зашумит листвой новый, молодой лес.
А пока это было мрачное поле, где под сугробами угадывались обгорелые стволы с нелепо торчащими к небу сучьями. Где-то вдалеке, у самого горизонта, синела щеточка другого лесного массива, который чудом уцелел. Примерно на полпути к нему виднелась деревенька – темные домики далеко выделялись на снегу.
Женщина вздохнула и оглянулась по сторонам. Поля, перелески, наполовину занесенная снегом дорога, покосившийся указатель в сугробе отмечал перекресток. Под ветром поскрипывала сухая сосна. Где-то в вышине пролетел ворон, оглашая равнину негромким: «Крок-крок!»
Но эти звуки не интересовали женщину. Она напряженно прислушивалась, не раздастся ли скрип снега под чужими ногами, не послышится ли тяжелое дыхание надсаживающихся в беге псов, не расколет ли тишину громкое: «Взять!»
Погоня была. Она знала это также точно, как свое имя. Погони просто не могло не быть. Беглянке удалось оторваться, но она чувствовала, что это ненадолго. И, если стоять и ждать, рано или поздно ее настигнут… Вон оттуда.
Взгляд на миг зацепился за островок леса, одиноко торчавший в чистом поле. Ее собственные следы выдавали женщину. Они пойдут за нею. Они ее настигнут, но прежде…
Беглянка решительно отвернулась, окинула взглядом горелый лес. Там, вдалеке, стояла деревушка. Стояла когда-то, много лет назад, пока лесной пожар не добрался до жилых домов. Люди отважно встали у него на пути, пытаясь отстоять свои дома и добро, и победили. Но победа далась нелегкой ценой. Даже на таком расстоянии было заметно, что большая часть домов сгорела. А крыши землянок сейчас занесло снегом, и они мало отличаются от сугробов. Но там еще теплилась жизнь. И только там была надежда.
Женщина сделала шаг. Ей предстоял нелегкий путь. Пересечь практически открытое пространство, всякий миг ожидая, что тишина за спиной нарушится шумом погони. Пройти по горелому лесу, ни разу не споткнувшись о торчащие тут и там останки поваленных стволов, не провалиться ногой в вывортень, оставленный от пенька, не напороться на острый сучок, не упасть, теряя равновесие и драгоценное время. А ведь она была не одна. На ее руках, уткнувшись носом в материнскую грудь, спал ребенок.
Женщина сделала шаг. И еще шаг. И пошла, глядя вдаль и напряженно прислушиваясь к тому, что происходило за спиной.
О, Колледж Некромагии! О, альма-матер! Как же много в этих двух словах отзывается в сердце восторгом и трепетом! Так путник после долгих лет странствий по чужим землям вздрагивает, слыша название родного города. Так любовник с замиранием сердца угадывает на лестнице шаги возлюбленной.
Затаив дыхание, не чуя под собой ног, я вступал под его своды. Не было девяти лет – снова восемнадцатилетний мальчишка робко переступил этот порог. От восторга кружилась голова. Я был почти счастлив…
Почти. На мне была ненавистная ряса инквизитора, знак – череп в огне – висел на цепочке на груди, выдавая положение своего владельца. Без пояса и висевшего на нем ритуального ножа сам себе казался полуголым. Но я был здесь! В этих стенах! Дышал этим воздухом, а уж одно воспоминание о том, как перекосило лицо пра Михаря, когда он узнал о том, кого на сей раз делегирует монастырь в качестве независимого наблюдателя на выпускные экзамены, вообще компенсировало любые неудобства.
Сильно подозреваю, что к моему назначению приложил руку еще и магистр Бруно Черный. Мол, надо заткнуть этому чересчур любопытному «дознавателю» рот – пусть сам поймет, насколько необоснованны его подозрения в подтасовке фактов. Я не спорил. Ради того, чтобы опять вернуться в студенческие годы, можно многое простить.
…А тут ничего не изменилось! Все те же портреты «Гордость отечественной и мировой некромантии». Все те же плакаты и доска объявлений. И расписание занятий висит на том же месте в той же траурной рамочке. И чей-то забытый вещмешок сиротливо притулился под скамейкой. И даже студенты, кажется, те же самые. Вот только посматривают они в сторону незваного гостя с подозрением.
Я бродил по колледжу уже с четверть часа, осматриваясь и отмечая перемены – вернее, отсутствие таковых – а кучка решительно настроенных молодых людей следовала за мной на приличном расстоянии. Время от времени к ним присоединялись парни и девушки из числа встреченных в коридорах студентов. Толпа уже собиралась человек в двадцать, если не тридцать.
– Что? – не выдержал, наконец, пристальных взглядов. – Чего уставились?
Их было больше, они были у себя дома. Да и вообще – студенты такой народ, что не боятся ни богов, ни бесов. А студенты-некроманты и подавно.
– Хотим – и смотрим, – буркнул один из парней. – Смотреть уже нельзя?
Его кто-то пихнул локтем – мол, ты поосторожнее, еще попадешься!
– Почему нельзя? Можно, – пожал плечами.
– Если осторожно, – поддакнул кто-то, скрытый плечами товарищей.
– Чем без толку болтать, лучше бы подсказали, где в этом году проходят выпускные экзамены? Или вам надо сначала рассчитать фазы лунного цикла, свериться со сторонами света и вычислить ее положение по азимуту?
– А зачем нам азимут? – парни поголовно вытянули шеи.
– Значит, не знаете, – констатировал я.
– Почему? Знаем. Второй этаж по главной лестнице, потом оттуда сразу направо. Пройти под лестницей, ведущей на третий этаж, свернуть к боковым дверям и дальше по коридору до конца. Только осторожнее – там еще рядом лестница, по которой можно напрямик, минуя второй этаж…