Джилли и сама едва сдерживалась. Мика чувствовала, как подруга дрожит и прижимается к ней, неосознанно ища опору и поддержку. Она молча обняла Джилли, но та вывернулась из-под руки и почти побежала навстречу Дэвиду. Обняла брата, прижалась, замерла на несколько секунд — осторожно, стараясь не причинить тому лишней боли. Потом, шепнув ему что-то на ухо и указав ладонью на Мику, перебросилась парой слов с санитаром, взялась за ручки коляски и покатила дальше. Мика заметила, что Дэвид сел ровнее. Попытался улыбнуться, но получился скорее оскал. А когда наконец заговорил, Мике понадобилось всё мужество, чтобы не разрыдаться.
— О, ты опоздала... — каждый вздох давался Дэвиду тяжело, с хрипом: — Такую вечеринку упустила вчера.
— Здорово, ага, — заметила Джилли мрачно. — Как в старые добрые времена, все напились и пели песни. Хорошо, что Лина была поблизости, а то и потрахушки бы устроили.
— Думаешь, мне подыхать скоро, а я всё ищу повод, чтобы нализаться? Ну да, последний шанс, так сказать. Свою собственную смерть я точно не переживу.
Дэвид с трудом подавлял кашель, глаза его лихорадочно блестели. Мика видела, чего ему стоит эта деланная бодрость. Это явно понимала и Джилли, но обе они, не сговариваясь, поддерживали игру Дэвида.
— Проводы были такие, что все мертвецы, наверное, обзавидовались.А Саймон-то, Саймон так надрался вчера! — короткий смешок спровоцировал приступ сухого кашля. — Я таким его видел только, когда... молодыми устраивали гулянки и с девчонками вдрызг напивались... Так он потом валялся в отрубе всю оставшуюся вечеринку...
Джилли столкнулась с Микой взглядом. Потом похлопала брата по плечу и пожала протянутую ей руку:
— Ладно, дома расскажешь Мике во всех подробностях, как вы вчера куролесили. Такси вот-вот приедет.
Мика присела рядом с коляской и обняла почти невесомое тело. Прошептала на ухо:
— Я рада тебя видеть...
И поймала на себе насмешливый уэллсовский взгляд: «Таким?»
«И таким тоже», — также взглядом ответила Мика. Истончившиеся губы Дэвида искривила мимолётная ироничная ухмылка, следом за которой на лицо его набежала тень. Он откинулся на спинку кресла и вяло шевельнул рукой — то ли не имея желания продолжать разговор, то ли отмахиваясь от немых сожалений. Джиллиан истолковала его жест по-своему и подтолкнула коляску к выходу.
В такси Дэвид сполз по спинке заднего сиденья (Мика подумала, что так он пытается облегчить боль) и почти всю дорогу молчал, односложно отвечая на робкие вопросы девушек.
Когда Мике показалось, что Дэвид задремал, она, не решаясь разговором потревожить его хрупкий покой, покосилась на подругу — и замерла от увиденного. Джилли — бледная, отрешённая — поднесла к лицу ладонь Дэвида и и прижалась — всего на секунду, но с таким отчаянием, что у Мики заболело в груди. Глаза защипало от непрошенных слёз, и она перевела взгляд в боковое окно, словно городские виды могли хоть как-то отвлечь. Когда она в следующий раз решилась взглянуть на подругу, та сидела, выпрямив спину, и незряче смотрела прямо перед собой на бегущую навстречу машине дорогу. Мика протянула руку, накрыла её ладонь и сжала, немым знаком сопричастия давая понять, что она рядом.
«Поговори с ним», — шепнула ей Джилли, когда они вошли в дом. Оставив в гостиной Мику и Дэвида, вышла, сославшись на предстоящую консультацию с врачом, и закрыла за собой двери.
Разговор не затянулся. Мика видела, как тяжело Дэвиду давалось каждое слово, его речь то и дело прерывалась кашлем, но он сказал всё, что хотел сказать, и она его услышала. Обнялись на прощание, потом Мика пожала его холодные сухие ладони и вышла — поспешнее, чем хотелось бы, поскольку горло сжало спазмом.
Несколько минут она простояла в холле, пытаясь справиться с нервной дрожью. Когда, внешне уже спокойная, вошла на кухню, Джилли взбалтывала препарат в небольшой пластиковой бутыли.
— Врач только что ушёл. Оставил всё необходимое, попросил звонить, если что-то пойдёт не так... Я добавила апельсинового сока — Дэвид его любит. — Она остановилась, откинула прядь со лба. — В инструкции написано «Взбалтывайте двадцать пять минут». — Джиллиан с усилием выдохнула. — ...Двадцать пять минут, без права передышки, сходишь с ума... — Она помолчала, невидяще глядя в окно. — Дэвид ещё может передумать. Или отложить. Сегодня такой чудесный день. Глупо умирать, когда так ярко светит солнце. Надо дождаться, когда небо затянет тучами — в такие дни и здоровым людям жить не хочется. Но сегодня...
Мика покачала головой и прижалась лбом к стеклу. Дэвид своего решения менять не собирался.
— Что я могу сделать?
Джилли пожала плечами, отвернулась и продолжила мерно встряхивать бутылку, словно это механическое действие помогало ей уйти от тяжёлых мыслей.
Мика не спрашивала себя, как давалось Джиллиан это действо. Каково это— готовить близкому человеку смертельную микстуру? Хотела чем-то помочь, и самым простым решением было забрать у Джилли бутылку с препаратом, дать отдохнуть хотя бы пять минут. Хотела, но не могла.
Деловитый голос, в котором всё же слышались отголоски непролитых слёз, отвлёк от сомнений. Мика может пока дать Дэвиду лекарство, которое снимет спазмы желудка. И нет, ей не надо больше ни с чем помогать.
Через час пришла очередь препарата. Дэвид сохранял полное спокойствие. Только поморщился, когда пил:
— Гадость.
Ещё через двадцать минут он потерял сознание...
Вспоминать следующие три часа Мике не хотелось, да и не запомнила она их толком. Мечущаяся Джилли, которую никто не предупредил, что препарат подействует не сразу. «Почему это занимает несколько часов? Почему мы должны звонить и просить, чтобы привезли ещё дозу? Почему весь этот цирк возможен, когда достаточно просто ввести иглу? Мика, усыпить лошадь занимает минуты!»
Мика не знала, что ответить. «Ты же не знаешь, что чувствует лошадь», — возразила было она, но Джиллиан вцепилась ей в плечи побелевшими пальцами. «А ты знаешь, что он сейчас чувствует?»
Нервы у обеих начали сдавать к концу третьего часа. Приехавшая медсестра ввела вторую дозу препарата. Вскоре сердце Дэвида перестало биться.
...Утром следующего дня Мика застала Джилли в комнате брата. Джилли, заплаканная и измученная, лежала на кровати Дэвида, зарывшись в его вещи. Мика присела визголовье:
— Очень великодушно со стороны Саймона взять на себя организацию похорон... —Она вздохнула и продолжила, погладив подругу по волосам. —Лина звонила... Ты не хочешь с ней поговорить?
Приглушённый стон был ей ответом. Нет, Джиллиан не хотела разговаривать с Линой. «Эта сука», — иначе о жене Дэвида она не отзывалась, сколько Мика её помнила. Потом, о чём-то поразмыслив, Джилли медленно поднялась с кровати.
—Ты что-нибудь ела? Ты хоть поспала?
Что-то блестящее выскользнуло из-под груды одежды — видимо, выпало из кармана. Мика наклонилась и подняла с пола браслет. Среди нанизанных на тонкое серебряное кольцо хрустальных бусин со сверкающими гранями, которые чередовались с шармами в виде ключиков, сердечек, листков клевера и прочих немудрящих символов удачи, выделялась одна подвеска — парящий на ярко-синем фоне золотой орёл, распахнувший крылья над ломаной линией остроугольных горных вершин.
Мика заколебалась, внимательно всмотрелась в лицо Джилли. Хотела спросить что-то, но решила, что не время. Протянула безделушку подруге. Лицо той исказила гримаса, она вздохнула так, словно подавила всхлип, потом упрямо тряхнула головой.
— Знаешь, что я сделаю? — неожиданно спросила Джиллиан, примеривая браслет. —Отдам этот дом Лине. Пусть живёт со всеми призраками.
Глава 6
«Я хочу, чтобы ты подумал», — это было последнее, что вдогонку услышал Валеран, захлопывая дверь автомобиля. Махнул рукой старику, выскочившему за ним на улицу и сейчас растерянно стоящему на ступенях. Подумал, что забудет о сегодняшнем разговоре через пару дней, а там — вернётся домой в конце января, обязательно расскажет Маргарет о странном предложении, они посмеются вместе, и мир устаканится. В этом его мире было всё, что давало ему пару минут счастья в год: женщина, дом, холодные сосновые леса, шоссе без ограничения скорости.
Как он ранее мог любить Оресту? Это не его город, он сюда теперь приезжает только по делам. И сегодня было ещё одно дело, которое надо закончить. Банк Котнора выступал спонсором конно-спортивных соревнований на западе от города, и Стюарт, как директор по связям с общественностью, находил странное удовольствие в посещениях такого рода мероприятий и в общении с прессой и организаторами. Дед в своё время пытался уговорить Валерана занять его место во главе совета директоров «МакВитерс Майнинг», но беспокойный внук неожиданно принял предложение своего близкого приятеля и по совместительству управляющего банка и занял должность, которая у старого МакВитерса вызывала только недоумение.
— Ну, если тебе это нравится, — только и пробормотал он, ошарашенный таким поворотом событий.
— Мне нравилось убивать, — посмеиваясь, ответил Валеран, — но война закончилась, и я предпочел бы вообще ничего не делать.
Вообще ничего не делать оказалось так же скучно, как и делать что-то. Но жизнь в Котноре с его небольшими городками и преимущественно шахтерским населением позволяла сохранять баланс и не скатываться ни в полное безделье, ни в чересчур активную деятельность. Три-четыре часа в офисе, потом долгий ланч, потом — «по делам», и после двух Валерана уже невозможно было застать на работе.
Сейчас, поднявшись на спонсорскую трибуну, он столкнулся с немолодой женщиной с выбеленными волосами и высоко выбритым, как у средневековых мадонн, лбом. Ковбойскую шляпу она сдвинула на затылок — впрочем, и без шляпы род её увлечений был очевиден. Увидев её, Стюарт понял, что узнан и уловлен — как минимум, на ближайшие полчаса. Подозрения незамедлительно подтвердились: мадам Николь тут же вцепилась в его рукав и принялась энергично рассказывать, как они, организаторы соревнований, благодарны команде Котнор Банка за финансовую и дружескую поддержку. Вставить хотя бы слово в экспрессивный монолог не представлялось возможным, и Валеран принимал её излияния всё с той же сдержанной, сердечной и слегка ироничной улыбкой, с какой ещё несколько часов назад выслушивал Киссинджера. Понятно, что его ничуть не волновало, как много значат для спортсменов соревнования в конце сезона (пусть это и последний шанс для них заявить о себе в этом году), но — noblesse oblige. Через несколько минут поток благодарностей пошёл на спад, и Стюарт тут же перевёл разговор в другое русло, заметив, что в этом году им всем повезло с погодой. В самом деле, конец октября выдался нетипично тёплым — не иначе, в Оресте загостилось бабье лето.
Мадам Николь охотно подхватила новую тему, и Валеран уже опасался, что теперь ещё минут сорок придётся выслушивать очередные сентенции, но она быстро пересела на любимого конька. «А мистер Стюарт ездит верхом?» Мистер Стюарт вежливо заметил, что брал уроки верховой езды в юности, но сейчас уже ничего не помнит.
«Это пустяки! — воскликнула мадам Николь, — это как езда на велосипеде — разучиться невозможно. Но вам нужно посмотреть лошадей, которых Ассоциация выставила на продажу. Может быть, вам приглянется какой-нибудь коник!»
Она увлекла его с трибуны в своеобразное спортивное закулисье, где на огромном поле под навесами уминали свой скромный ланч участники соревнования, а чуть поодаль в электропастухах паслись четвероногие спортсмены. В одном из загонов бегал молодняк — к ним-то и привела Валерана болтливая мадам.
Пара молодых жеребчиков-двухлеток тут же направились к ограде — любопытствуя, кто пришёл, чего надо и чем угостят.
Неподалеку долговязый парень за столиком отмечал участников соревнования. Вежливо слушая болтовню мадам Николь и поглаживая бархатные лошадиные морды, Валеран то и дело посматривал на прибывающих спортсменов. В какой-то момент, обернувшись, он увидел молодую женщину, стоявшую к нему спиной и протягивающую волонтёру регистрационную карточку. Невысокая, подтянутая, одетая в ковбойскую синюю рубаху и джинсы, с длинными русыми волосами... «Русалочьими» — как он всегда называл такие. Волосы девушки были короче и на пару тонов темнее тех, памятных ему против воли, концы их чуточку завивались, а в густой копне светились десятки платиновых мелированных нитей.
Иногда — очень редко — Стюарт встречал таких девушек. В каждом из этих случаев он пользовался всеми доступными способами, чтобы очаровать, соблазнить, уговорить. В конечном итоге, ни одна не сказала «нет», и Валеран никогда после не задумывался, что приводило их в его постель: стюартовская харизма, его всё ещё знаменитая фамилия или деньги. Как и не вспоминал потом имён случайных партнёрш, потому что всё, что он хотел — это воссоздать на ночь хрупкое волшебство, где с ним будет не очередная незнакомка, плетущая сети из длинных волос, а его крошич, его альфа-кобылёнок с острыми коленками, его русалочка-утопленница с губками, сладкими от земляники и мороженого, которыми она так часто лакомилась в то их короткое лето вместе. В эти ночи ему так хотелось верить, что это она, давно потерянная девочка, обхватывает его ногами и выгибается навстречу его телу.
И в этот раз Валеран уже был готов окликнуть женщину, спросить её, в каком классе она выступает, на какой лошади едет, непринужденно попросить номер телефона, позвонить сегодня же вечером. Вот прямо сейчас, пока парень за столиком пытается найти её данные, пока она нетерпеливо постукивает ножкой... Стюарт скользнул взглядом по гибкой спине и упругой попке, молясь, чтобы женщина, когда обернётся, оказалась хотя бы хорошенькой.
Она стояла всего в нескольких метрах от него, Валеран почти сделал шаг, чтобы дотронуться до загорелого запястья, как парень высоким голосом сообщил, что данных о регистрации новоявленной Валерановой русалки в базе нет. Молодая женщина ласково, но настойчиво попросила его посмотреть ещё раз, внимательней. То, что парень не видел, и то, что сразу заметил Валеран: в этот момент она нетерпеливо переступила с ноги на ногу и склонила голову. У той, его русалочки, это всегда было признаком раздражения. Как и Валеран, за вежливой улыбкой орестовской аристократки она часто и успешно скрывала от окружающих свои настоящие эмоции (...до тех пор, пока не взорвётся, и тогда её настоящая, неукротимая, упрямая натура выплеснется на провинившегося), но Стюарт слишком хорошо знал язык её тела. И голос... «Не сходи с ума, — попытался он успокоить себя, — это другая женщина, тебе просто хочется, чтобы это была она». Но невольно задержал дыхание, когда вдруг и тонкие кисти рук, и созвездие мелких родинок на запястье, и манера выпрямлять спину и тянуть шейку — всё это вдруг стало таким невероятно знакомым. Насколько невозможной была эта встреча, которую Стюарт успешно избегал много лет, заменяя своего крошича суррогатами? Ореста — не такой уж большой город, но только Валеран почему-то всегда думал, что она давно покинула Оресту. Никогда не пытался разыскать, — для этого были очень веские причины, — и вот теперь стоит у неё за спиной? Нет, это точно другая женщина, всё ему кажется от духоты.
И тем не менее...
— Джиллиан? — тихо позвал Валеран, надеясь и в то же время пугаясь, что девушка обернётся на имя, но она не услышала. Или же это было не её имя...
— Нет, мэм, вашего номера точно нет в системе. Как зовут вашу лошадь?
Девушка назвала кличку, снова склонилась над столом, вглядываясь в экран монитора, и Валеран наконец разглядел её профиль. Уже не сомневаясь, но всё ещё не веря в эту невероятную встречу, понимая, что она сейчас обернётся, и будучи готовым к любой её реакции, Стюарт сделал шаг, как будто шагнул в пропасть — и окликнул женщину в полный голос:
— Джилли...
— ...ан — чей-то звучный голос наложился на его собственный. Раскатистый, уверенный, он тут же привлёк к себе внимание русалки: она обернулась на зов и встретила обладателя голоса непередаваемо нежной улыбкой. Той самой...
«Ну, это было не так плохо. Я бы сказала, это было совсем не плохо», — волосы, русалочьи сети тогда легли Валерану на грудь, и он только фыркнул, стараясь выглядеть спокойным и уверенным в себе: «Ну, спасибо, ты очень великодушна». Джилли спала всю ту ночь у него на груди, а он боялся пошевелиться. Думал, как сладко она спит. Маленькая...