Дома Лидочка собрала камеры, на метро доехала до Ботанического сада и пошла к оранжерее.
День выдался терпимый, чуть свежее и прохладнее предыдущих. По небу, изображая каравеллы Колумба, плыли кучевые облака.
Лидочка загляделась на одну из каравелл. К сожалению, уже через минуту паруса умчались вперед, обогнав на корпус сам корабль…
Чувство опасности, не раз выручавшее Лидочку, заставило ее быстро обернуться.
По дорожке, догоняя ее, старательно вышагивал слонопотам – Руслан Киренко.
Он не пытался скрыться – видно, был уверен в своей безнаказанности.
И в этом были свои резоны: в жаркий летний день сад был почти пуст – по крайней мере была пуста аллея, ведущая к оранжерее. Напав на человека, даже убив его, ты можешь ступить в сторону и скрыться в кустах – никто не догадается тебя поймать.
Лидочка припустила вперед и готова была уже скрыться в оранжерее, как вдруг замерла. Она представила себе, что слонопотам настигнет ее в жарком сумраке оранжереи и там задушит.
На аллее появились две мамаши с колясками, Руслана обогнал мужчина бухгалтерского вида с серой папкой под мышкой… Словно подчиняясь неслышному приказу, на обширной сцене появились свидетели. Впрочем, неизвестно, остановит ли их присутствие Руслана. Он так далеко зашел на своем криминальном пути: убийством больше, убийством меньше – для него не играет роли.
Разумеется, можно было кинуться бежать. Более того, у Лидочки были основания полагать, что она бегает быстрее толстяка. Но Лидочка пошла навстречу Руслану. Она решила перехватить инициативу, в глубине души не веря, что Руслан пожаловал в Ботанический сад, чтобы с нею расправиться.
– Руслан! – громко окликнула она молодого человека, потому что думала, что теперь свидетельницы и свидетели запомнят его имя: попробуй убей, когда столько народу уже с тобой знакомо.
Руслан оторопел. Он замер на месте, и даже на расстоянии в несколько метров было видно, что он совершенно не представляет, что же ему теперь делать.
– Руслан, подождите меня! – почти кричала Лидочка, привлекая внимание мамаш, бухгалтера и парочки подростков, которые несли скамейку.
Руслан стоял, опустив руки.
– Мне Даша Корф все рассказала! – заявила Лидочка для свидетелей. – Вы слышите, Руслан?
Лидочка подошла к молодому человеку так близко, что он смог вполголоса, но грозно задать вопрос:
– Зачем кричите? Думаете, они милицию позовут?
– Нет. – Лидочка постаралась улыбнуться. – Они запомнят, как вас зовут. А разве я сказала что-то неправильно?
– Только не думайте, – толстяк был обижен, – только не думайте, что я пришел сюда, чтобы вас прикончить. А то у вас даже руки дрожат от страха.
– Вот уж об этом я не подумала.
– Вы ни о чем другом думать не можете, – ответил Руслан, мстя Лидочке за ее выкрики. – Я догадываюсь, что вы сегодня с Дашей поговорили и она вас в панику привела. Это еще удивительно, что вы сюда без милиционера пришли.
– Почему мне надо вас бояться?
– Потому что я вас не люблю. Потому что я грозил Даше, что расправлюсь с вами за предательство. Потому что вы доносчица.
– Нет!
– Погодите, Лидия Кирилловна, – сказал молодой человек, – с вами поговорить надо. Если вы в самом деле боитесь, то можете меня обыскать…
Толстяк начал хлопать себя по бокам и груди ладонями, показывая, что ничего опасного с собой не принес.
– Прекратите, – попросила его Лидочка. – Я верю, что вы не хотите меня убить. Потому что вы со мной разговариваете и даже спорите.
– Разумно, – согласился слонопотам. – Так оно и есть. А вы не испугаетесь сесть со мной на лавочку?
– Если ненадолго, – сказала Лидочка. – Я в самом деле очень занята.
Она говорила виновато, словно лишала Руслана права на монолог.
Лавочка нашлась недалеко, на ней дремала бабушка, положив узловатые пальцы на вязанье, лежащее на коленях. Бабушка Руслана не смутила.
– Простите, что я за вами гонялся, – сказал он. – Может, я и напрасно это делал.
– Если вы хотите меня упрекать, то зря стараетесь, – сказала Лидочка. – Я не вижу своей вины перед вами.
– Я не о вине! – воскликнул толстяк.
Он как бы оплыл, потерял форму и стал меньше ростом. Когда он ходил, его поддерживал костяк, а когда садился, кости складывались, а мышцы не могли удержать центнер жира. К тому же Руслану было жарко, он вспотел, и пряди, выпавшие из схваченного резинкой пегого хвоста, были мокрыми и приклеивались ко лбу.
Руслан поерзал, устраивая тело на лавочке. К счастью, лавочка была крепкой, с чугунными лапами.
Наконец-то Лидочка могла разглядеть его как следует.
Он не производил впечатления негодяя или человека жестокого. Скорее он был растерян. Небольшие прозрачные карие глаза смотрели доверчиво. А может, я читаю в них то, что и быть не может? Откуда я взяла, что его взгляд доверчив?
– Я попал в дикую историю, – сказал Руслан, – и теперь не знаю, как из нее выпутаться.
– Чем я могу вам помочь?
– Только не смейтесь. Мне показалось, что вы можете выслушать меня. Если вы мне поверите, то не будете больше меня топить… А потом, хочется, чтобы тебя кто-то понимал.
– А у вас наверняка есть друзья…
– Можно вычислить, – возразил толстяк. – Я живу один в общежитии. У меня не было друзей, вернее, они были, но в Воронеже, откуда я приехал. А здесь, в институте, у меня друзей нет, ко мне равнодушны, другие посмеиваются, третьих я раздражаю… Над вами ведь никогда не посмеивались?
– Посмеивались, – уверенно ответила Лидочка, потому что толстяк ждал от нее такого ответа.
– Сомневаюсь. Но не в этом дело. У меня еще есть Даша, которая иногда мне сочувствует, а иногда меня ненавидит. Она кое-что знает, но многого не может понять. Есть ее мать. Вы знаете Елизавету Ивановну.
– Я ее видела несколько лет назад.
– Она меня не выносит. Я думаю, что не соответствую ее эстетическим идеалам. А скорее всего потому что я беден и не имею в Москве постоянной прописки. А может, и потому, что люблю Дашу, а мне, с ее точки зрения, не положено любить Дашу. Вот я и подошел к логическому концу. Остался лишь милиционер Анатолий Васильевич, который был настолько человечен, что отпустил меня на свободу, хотя против меня уже есть немало улик. Но не пойду же я к нему раскрывать душу. Раскрывать душу можно человеку, который и старше, и умнее тебя, недаром всех священников изображают с бородами. Им даже приказывают отпускать бороды. Остались только вы. Я должен вас убедить или уничтожить, как самого опасного и злейшего врага.
Лидочка отмахнулась от прилетевшего из кустов слепня. Руслан принял жест на свой счет.
– Подождите, не гоните меня.
– Я гоню не вас, а слепня, которому в Москве нечего делать, – сказала Лидочка. – И мне не хочется становиться вашим злейшим врагом. Лучше я отпущу бороду.
– Вы не только единственный свидетель, но вы единственный человек, к которому я испытываю доверие, – сказал Руслан. – Вы располагаете к себе.
Господи, как он разговорчив!
Он на самом деле оказался разговорчив, а рассказ его был интересен и многое расставил по местам.
Руслан Киренко, родом из Бутурлиновки, под Воронежем, не был обижен судьбой. Может, над ним и посмеивались на уроках физкультуры, но только до тех пор, пока он не придавил тушей самого сильного бездельника в 6 «А» классе. Он был неповоротлив, медлителен, но силен, и потому его прозвали Слоном, и в этом прозвище был элемент уважения. Учился Руслан так себе, одевался кое-как, потому что мама-санитарка воспитывала его одна после того, как заведующего отделением, соблазнившего девушку на ночном дежурстве, перевели с повышением в Воронеж. Мама же, подобно любой нормальной матери, была уверена, что Русланчик – лучший из сынов. Он и вправду был лучше многих, так как с раннего детства проявил склонность к рисованию, а с десяти лет мать, опустошая на краски и кисти и без того скудный семейный бюджет, отдала мальчика в художественную студию, которой руководил спившийся бутурлиновский гений Соломон Чувпилло. Спившийся гений полюбил Слона, полагал его своим наследником и утверждал, что Руслану суждена великая судьба, которую враги и завистники отобрали у Соломона. Однако после восьмого класса Руслан был вынужден покинуть школу и пошел в училище мебельщиков. Мать полагала, что художник и мебельщик – специальности схожие. Училище Слон окончил едва-едва, он учился спустя рукава, он не любил столярные инструменты, которые платили ему взаимностью и норовили ударить, порезать или ущипнуть. Жил он скудно, был мрачен, все более подвержен вспышкам ярости, но никогда не пил – ни рюмки: он боялся спиться, как его учитель.
Окончив училище и поработав год в мастерской, отказывая себе во всем, скопил немного денег. Руслан отправился в Москву, чтобы поступить в Суриковский институт. И провалился там на экзаменах. Он был коряв, плохо учен и не смог написать сочинение. К счастью для Слона, он, взяв документы в Суриковском и подав их, почти отчаявшись чего-нибудь добиться, в Полиграфический, попал в институт, так как на профессиональном экзамене там увидели, что он талантлив, и не обратили внимание на тройку по сочинению. Первый курс он провел на вечернем, в армию его не взяли из-за плоскостопия. Как он жил в ту первую зиму, Руслан предпочитал не вспоминать. Но весной его полюбила кассирша из булочной возле института, стала подкармливать и в отпуск увезла с собой на Черное море. Осенью Руслан перешел на дневное отделение, получил место в общежитии и бросил кассиршу – его полюбила красивая и претенциозная жена одного дипломата. Ее тянуло в ночные компании, она дрожала при слове «хеппенинг», а Руслан смутил ее сердце странной молчаливостью, рассеянностью, свойственной гениям, грубостью и, главное, невниманием к ней.
На втором курсе любого института уже известно, кто талантлив, кто умел, а кто умен, но ни на что не годен. У Руслана была репутация таланта, что позволяло ему прогуливать скучные лекции, проваливать зачеты и даже экзамены. Никому в наши дни не хочется прослыть губителем таланта. Каждый преподаватель настолько интеллигентен, чтобы понимать, как не важны для художника в будущем отечественная литература или типографское дело. Завтра вы будете ломиться на выставку Руслана Киренко, скорее всего в Париже, так пусть же этот Киренко с теплотой вспомнит своих учителей.
Руслан Киренко отлично пользовался снисходительностью преподавателей, но живописью занимался увлеченно, ездил на этюды, освоил нелегкое гравюрное дело, бросился в скульптуру… В институте никто не звал его Слоном, в компаниях он был звездой, так как умел молчать и казался умным, девушки его обхаживали, потому что девушки, живущие в мире искусства, питаются отблеском тех, о ком говорят.
После жены дипломата Киренко некоторое время жил с натурщицей Марксиной, что было как бы пропуском в мир настоящих живописцев, затем в январе сбежал в Ялту, потому что хотел писать зимнее море. Там его обокрали и избили, он не успел вернуться к экзаменам и чуть не вылетел из института – даже для талантов существуют пределы допустимого.
Когда Руслан вернулся в Москву, он впервые увидел в коридоре института Дашу Корф, которую, может, встречал и раньше, но не замечал. Даша Корф была рыжей, крупной, веселой девушкой, она только вернулась из байдарочного похода, была окружена спортивными поклонниками, говорила она громко и при виде Руслана сказала что-то настолько непочтительное, что ее подпевалы закудахтали от подобострастного восторга.
Руслан уже привык не обращать внимания на шутки и насмешки чужих людей. Он лишь пожалел, что эта девушка не знает о том, какой он талантливый и необыкновенный. Он уже привык относиться к себе не шутя, готовясь к судьбе великого человека, и потому насмешка молоденькой девицы не могла его по-настоящему смутить.
Еще через месяц было открытие выставки молодых художников в салоне «Венера». В основном там были работы авангардистов, уже отбузивших свое и упавших в цене, но в виде исключения там повесили три работы Руслана. Руслан пришел позже других, речи уже были отговорены, все расплылись по залам, хозяйка салона Оксана Окунь, составленная из нескольких упругих шариков женщина средних лет, потащила Руслана в угол и начала возбужденно шептать: «Ты, дурак, где шлялся? Я тебя с та-а-а-кими людьми хотела познакомить! Они твои вещи хотели купить. Почти купили». Оксана была сердита на Руслана, потому что жила на проценты с продаж и с трудом сводила концы с концами.
На выставке было несколько студентов из Полиграфа, друзей одного из авангардистов. Там Руслан во второй раз увидел Дашу Корф. Он уже знал, что она – Корф, и очарование имени заставляло видеть в Даше не совсем то, кем она являлась на самом деле. Дашу вообще переоценивали и преподаватели, и мужчины, от чего ей приходилось разочаровываться в жизни не менее тех, кто разочаровался в ней.
Внизу в подвале было кафе. Руслан был при деньгах, он подошел к столику, уже занятому студентами, с бутылкой виски, за что был встречен аплодисментами.
Даша сидела рядом. На этот раз она не шутила – теперь она тоже знала, что Руслан – институтская знаменитость. Пока местная, но с перспективой.
Тут подошла Оксана и закричала: «Ребята, с меня пол-литра!» Она изображала из себя свойскую бабу, и ей это удавалось: «Ничтожную мазню Руслана какой-то идиот купил за триста баксов!» Все начали хлопать в ладоши и поздравлять Руслана. Потом они пили. Руслан авансом спустил половину гонорара на угощение – он бы этого не сделал, если бы не Даша. И Даша понимала, что художник пошел в загул ради нее, а не ради той Сухоруковой, которая повисла на Руслане, как самка французского бульдога. Все были пьяные и веселые. Руслан пошел провожать Дашу домой, он хотел поцеловать ее у подъезда, но Даша ему не позволила.
– Когда это случилось? – спросила Лидочка. Руслан как раз сделал паузу, прикуривал, он курил «Приму», мало осталось охотников до плохих и крепких сигарет.
– Это было в марте, меньше чем полгода назад.
На следующий день Руслан занял сто долларов под проданную картину и как бы случайно столкнулся с Дашей в коридоре.
Правда, для этого ему пришлось попасть к нужной аудитории в нужный момент.
Поговорили о том о сем и, сделав вид, что для него это самое обычное времяпрепровождение, он позвал Дашу в ночной клуб. Даша постаралась сделать вид, что для нее это тоже привычно, и согласилась. Она давно мечтала там побывать, чтобы как бы приблизиться к элите богатства – такая тоже существовала в институте и каким-то образом смыкалась с элитой таланта.
В ночном клубе было скучно, душно, Руслан чуть не подрался, и Даше пришлось вытаскивать его оттуда. Зато, оказавшись на улице, оба поняли, что домой им не хочется, и пошли гулять по ночному городу. Они горячо целовались в кустах возле Новодевичьего монастыря, говорили о Бунине и прерафаэлитах. Потом долго шли пешком, взявшись за руки, и порой останавливались, чтобы поцеловаться. Начинался рассвет, Даше было страшно подумать, что подумает мама, она не видела, что Руслан толст, некрасив и неуклюж, – он был гением, а в гении женщина видит принца.
Все очарование ночи рухнуло дома, потому что Лиза и в самом деле не спала и уже подняла на ноги Сергея, а тот оттягивал звонок в милицию, уверяя, что Даша загуляла, ибо каждой двадцатилетней девушке надо раз в жизни загулять, чтобы было в чем раскаиваться, наслаждаясь воспоминаниями. По крайней мере так он все объяснил Лизе, когда приехал, вытащенный ею из постели. Так они и сидели – Сергей и Лиза, как потрясенные родители. А когда Даша заявилась, Лиза выгнала Сергея домой, чтобы он не стал свидетелем скандала. Лиза устроила допрос с пристрастием и допрашивала до тех пор, пока не поверила, что Дашина девичья честь не опорочена. Тем не менее Лиза не простила Руслану той бесконечной ночи и, когда познакомилась с ним – а вскоре он проник в дом, – не могла преодолеть к нему неприязни.
Как понимал Руслан, неприязнь складывалась из трех причин: Руслан был иногородним, то есть охотником за пропиской и жилплощадью, Руслан был неэстетичен, толст и неопрятен, тогда как Елизавета была аквафилом, а может, даже и мылофилом. Наконец, Руслан заставил ее пережить самую страшную ночь, когда она едва не похоронила свою девочку. И еще неизвестно, какая из причин была главной.
До лета роман Даши с Русланом, оставаясь платоническим, протекал в меру бурно. Нападающей и при этом страдающей стороной был Руслан. Даше льстило его внимание, как льстило и то, что в институте говорили: «И что она в нем нашла!» В любом случае ее статус в институте значительно поднялся. А Руслан выходил из себя, устраивая сцены, водя Дашу по дорогим ресторанам («Домой возвращаемся не позже одиннадцати, и я должна буду в восемь позвонить маме») или делая ей подарки, совершенно не свойственные бедному студенту. Работал Руслан как сумасшедший, и этот роман, как решат его будущие биографы, помог ему стать настоящим сильным художником, потому что Руслана наконец-то посетило большое и трагическое чувство – говорят, оно полезно творческой личности.