— Есть!
Подполковник повернулся к солдату-переводчику:
— Скажи «духу», что помощь скоро подойдет. И спроси, кто такой Рахим и что важное есть сообщить.
Солдат задал вопросы, Халим быстро, скороговоркой ответил. Переводчик повернулся к командиру полка:
— Душман сказал, что Рахим — это главарь всей банды; ее Абутияр послал к крепости, чтобы уничтожить подразделение, которое должно было выйти на усиление нашего батальона у Тахджави. Он спросил, убили ли мы Рахима — он во время боя находился на северной вершине, над крепостью.
Ивушкин взглянул на Рябинкина:
— Срочно на северную вершину тройку бойцов. Осмотреть всю местность над крепостью и на участке плато на удалении не менее пятисот метров.
— Есть!
Командир взвода вызвал к себе еще троих солдат.
Ивушкин же перевел взгляд на переводчика:
— Что еще сказал этот Халим?
— То, что у отряда Рахима имелся за входом в ущелье со стороны Даулака пост наблюдения. Там был один бандит, Ахматулло.
— Этого нам уже не достать. Дальше…
— Ну и самое главное, товарищ подполковник, Халим знает, где сейчас находится Ахмад Абутияр.
— Вот как! И где же?
— Душман сказал, что сообщит об этом после того, как вы дадите слово не убивать его.
— Я даю слово оставить в живых этого ублюдка и передать властям Афганистана. При условии, что он сообщит достоверную информацию по месту нахождения Абутияра.
Солдат, переговорив с Халимом, доложил Ивушкину:
— Ахмад Абутияр с небольшой группой личной охраны прячется на старой мельнице в кишлаке Бешри. И еще, если мы не обнаружим на вершине труп Рахима, значит, бандит жив и пошел к Абутияру.
— Бешри?
Командир полка повернулся к Черникову:
— Карта района сохранилась?
— Так точно!
— А ну давай ее сюда!
Александр достал из кармана афганки смятую карту, передал командиру полка. Тот развернул ее:
— Так, так, так. Вот ущелье, Даулак, Тахджави, а вот, севернее, и Бешри. Да, неплохое местечко выбрал для укрытия господин Абутияр. А ну-ка, связь мне!
Ивушкин вызвал командира ведущего вертолета огневой поддержки — прикрывавших подлет «Ми-8», он все еще продолжал барражировать над ущельем:
— Гроза-21! По полученным разведданным, на мельнице кишлака Бешри Ахмад Абутияр с отрядом телохранителей устроил укрытие. Бешри находится…
Командир ведущего «Ми-24» прервал подполковника:
— Мне известно, где находится Бешри.
— Ну, тогда слушай приказ! Разворачивай «крокодилы» на север и разнеси эту мельницу на куски. Дождись подлета «Ми-8» со взводом зачистки кишлака, прикрой их действия. Горючки хватит?
— Это смотря сколько ваш десант придется ждать. Но я подстрахуюсь. Вызову еще одну двойку своего звена.
— Мои не задержатся!
Командир полка переключил связь на начальника штаба полка, запросил вертолет со взводом разведроты. Бойко, уточнив задачу, передал, что один «Ми-8» из Хашкара по-прежнему находится в полку, поднятому по тревоге, а значит, максимум через полчаса взвод высадится у кишлака Бешри. Передав микрофон с наушником связисту, Ивушкин взглянул на Черникова:
— Если ублюдок Абутияр за десять минут не уйдет с мельницы, то «вертушки» разнесут его на куски.
— А если уйдет?
— Разведвзвод догонит. Сам знаешь, у нас в разведроте ребята шустрые служат.
— А с этим, — Черников указал на Халима, — как намерены поступить?
— Я же слово дал, или ты не слышал?
— Ну, да! Жаль, я бы с ним продолжил беседу… Недолгую.
Через пятнадцать минут командир вертолетного звена вызвал на связь подполковника Ивушкина:
— 321-й! Я — Гроза-21!
Переговорив с командиром звена вертолетов огневой поддержки, командир полка взглянул на Черникова:
— Ну, Саша, если повезет, то с Абутияром будет покончено.
Повезло. Спустя несколько минут Ивушкин получил доклад пилота о том, что мельница кишлака Бешри уничтожена. На подходе к цели экипажем ведомого вертолета были замечены два вооруженных афганца. Огнем из пулемета они также ликвидированы. А позже прошел доклад командира разведывательного взвода, переброшенного в район Бешри. Он сообщил, что среди развалин мельницы найдены десятки трупов душманов, среди них Ахмад Абутияр. А двое вооруженных афганцев, что были расстреляны из пулемета «Ми-24», по описанию взводного являлись Рахимом и Ахматулло.
На санитарном вертолете старший лейтенант Черников и прапорщик Зайцев вернулись в полк у Даулака. В полку хорошо знали о трагедии в Куншерском ущелье, и Александру не докучали расспросами. Понимали, в каком состоянии находятся офицеры после тяжелого боя. Александр вернулся в свой отсек, сбросил грязную афганку, прошел в душевую. После душа переоделся в спортивный костюм. Присел на кровать. Наверху тихо работал кондиционер. Перед глазами Коля Белоусов в окровавленных бинтах, лежащий в углу пещеры. Трупы солдат, горящие остовы машин, душманы. Тряхнув головой, Черников встал, прошел к холодильнику, достал бутылку водки, выпил половину. Видения отступили, появилась боль в груди. Он допил бутылку и прилег на кровать. Спиртное и усталость сделали свое дело — Черников уснул. И снова, но уже во сне, оказался в эпицентре боя. Война не желала отпускать офицера из своих объятий.
Разбудил ротного Зайцев. От прикосновения руки прапорщика, Александр вскочил:
— А?! Что?
— Ты чего, командир?
Вытерев полотенцем вспотевший лоб, Черников пришел в себя:
— Ничего, Илья, Куншер снился, будь он проклят.
— Смотрю, ты пол-литра уже уговорил?
— По возвращении… А сейчас сколько времени? Я свои часы потерял к чертям собачьим.
— Восемь. Вечера.
— Ясно. Теперь впереди бессонная ночь.
— Я тоже не усну. Помянем ребят?
— Помянуть каждого здоровья не хватит — сгорим от спиртного.
— Пойдет ли спирт? Может, водки?
— А где ее сейчас взять? Нет, можно, конечно, у ребят-пехотинцев позаимствовать, но, по-моему, спирт лучше. Разведем, остудим — чем не водка?
— Разводи!
Прапорщик разбавил водой из графина перелитый в двухлитровую банку спирт, поставил его в холодильник:
— Через полчасика водочка будет готова. Так, а вот с закуской, я посмотрел, у тебя напряги. Схожу в столовую.
— Не надо. Там сбоку от холодильника пара банок тушенки, в ящике хлеб.
Зайцев принес тушенку, хлеб, начал вскрывать банки:
— Сань, а это правда, что на тебя приказ пришел и что через трое суток ты уедешь отсюда?
— Говорят, пришел.
— Завидую. Скоро жену увидишь. В чистой постели будешь спать с женой. И ни тебе гор, ни бурь песчаных, ни «духов», чтоб им пусто было, ни крови… Лафа!
Черников взглянул на подчиненного:
— А знаешь, Илья, чего я сейчас не хочу?
— Чего?
— Жену видеть.
— С чего бы это? — удивился прапорщик.
— Не хочу жену видеть. Не буду с ней жить. Разведусь.
Зайцев присел на табурет:
— Ты чего, командир? Серьезно говоришь или шутишь?
— Какие тут могут быть шутки. Изменяет она мне.
— Сам видел?
— А кто из мужей видит, как жена ему изменяет?
— Откуда знаешь?
— Чувствую. Сердцем чувствую, а его не обманешь. Но не будем об этом. Давай, доставай спирт, разливай, хватит ему охлаждаться. Выпить хочу за пацанов наших, погибших у Куншера, за Кольку Белоусова. За всех, кого сожрала эта война…
Зайцев разлил еще не остывший разбавленный спирт по граненым стаканам:
— Давай, командир, за них!
Выпили. Закусили мясом и хлебом, закурили. Сидели до двух утра, пока спиртное не свалило боевых офицеров.
В 9.30 вторника 12 июля заместитель начальника штаба вручил Черникову копию приказа о замене в Союз. И предписание, согласно которого старшему лейтенанту Черникову предлагалось до 14-го числа убыть в распоряжение командующего Краснознаменного Туркестанского военного округа. Датой прибытия в Ташкент значилась пятница, 15 июля. Передать роту Черникову предстояло офицеру из отдельного батальона материально-технического обеспечения дивизии. Не дождался Александр замены офицером из Союза или одной из западных групп войск, командование решило выдвинуть на повышение старлея из автобата. Да это и к лучшему. Не придется вводить вновь прибывшего в курс дела. Да и отдать роту будет легче. Все же своему, «афганцу». В среду Александр попрощался с погибшими, а в четверг утром вылетел в Кабул, оттуда в Ташкент. И уже в 19.00 местного времени он занял номер в офицерской гостинице военного городка у штаба округа. Афганистан остался позади. А впереди пока еще неизвестность. Впрочем, куда бы его не послали, сначала он отгуляет отпуск, а потом хоть к черту на кулички! Решение относительно жены он принял, а где служить, Черникову было все равно.
В 10.00 в пятницу 15 июля он, получив в бюро пропусков пропуск, поднялся на 6-й этаж здания штаба округа, где размещалось управление кадров. Встретил его полковник-автомобилист — пухленький, низкорослый, цветущий и пахнущий дорогим одеколоном штабист.
— Старший лейтенант Черников? Как же, как же, ждали. Я — полковник Гришин Эдуард Сергеевич. Смотрю, ты пунктуален, Александр Владимирович. Это хорошо, очень хорошо. Ты мне скажи, чеки обменять по хорошему курсу не желаешь? Я бы приобрел.
— Нет, не желаю.
— Тоже верно. В Москве за них больше дадут. Ты не подумай, я не щипач какой, просто дочке шубку обещал купить, а ее в обычных магазинах не достанешь. Даже за чеки.
— Тогда зачем вам здесь чеки?
— Так дочка в Москве живет. Замуж вышла и переехала. А чеки в «Березке» принимают, там есть все!
— Ясно.
— И еще, старлей, ты «Шарп» двухкассетный, случаем, не привез из Афгана?
— Нет.
— А вот это зря. Здесь мог бы за пару штук спихнуть… Но смотрю, ты не барахольщик. Молодец, уважаю таких. Я вчера в наградной отдел заходил. Хочу обрадовать: из Кабула на тебя представление пришло, к ордену «Красного Знамени». До этого чем награждали?
Черников, за какие-то десять минут уставший от живчика-полковника, ответил:
— Орденом «Красной Звезды» и медалью «За боевые заслуги».
— О, да ты у нас герой! Но «Знамя» вряд ли дадут, скорее «За службу Родине III степени» пришлют. Тоже неплохо, в твои-то годы…
— Товарищ полковник, может, делом займемся? Я контуженный в последнем бою, — солгал Александр. — Голова от переутомления начинает болеть. Да так, что хоть на стенку лезть.
— Может, в госпиталь позвонить? Туда тебя на некоторое время отправить отдохнуть, подлечиться?
— Не надо, в отпуске и отдохну, и подлечусь. Куда меня направляют?
Физиономия полковника-штабиста расплылась в довольной ухмылке:
— А тебе разве не сказали? В Центральную группу войск поедешь, в Чехословакию. Я там шесть лет отпахал, и до конца службы остался бы. Цивилизация! Магазины не то, что у нас. Все что захочешь, в избытке. Телевизоры наши цветные в цене, приемники «Альпинист», часы электронные, самовары — да все, короче, что из Союза припрешь, спихнешь влегкую — и с наваром. Только с особистами поаккуратней. Эти ребята карьеру в момент испортят.
Черников вздохнул. Его начало раздражать поведение штабиста.
— Когда я смогу убыть в отпуск и далее к новому месту службы?
— Да хоть завтра. Хотя, нет, впереди выходные, так что во вторник или среду. Можешь на среду смело билет до Москвы брать. Возникнут проблемы, помогу. А мы до среды в загранпаспорте визу в Чехию оформим, другие бумажки… Но с тебя, как ни крути, пузырь коньяка.
— Какие вопросы? Хоть сейчас.
— Э-э, нет, только после 18.00.
— А до 18.00 мне что, здесь в штабе торчать?
— Зачем? Ты представился, документы сдал, отметку на пропуске я тебе поставлю, печать в приемной — и гуляй на здоровье! Ташкент — город, как говорится, хлебный: шашлык, плов, шаурма — пальчики оближешь.
— Я могу быть свободным?
— Конечно! Давай пропуск.
Полковник подписал документ, протянул его старшему лейтенанту:
— Теперь иди в приемную, там прапорщик печать поставит; на понедельник я пропуск закажу, на 10.00. А вечером — не забудь: встречаемся после 18.00 у ворот забора. И еще: я больше армянский пятизвездочный коньяк уважаю. Как раз такой через дорогу в магазине продается.
— Я все понял.
— Вот и славненько. А насчет чеков подумай. Доброе дело сделаешь. Да и я в долгу не останусь. Мне надо всего на 200 рублей. По курсу 4 к 1. Подумай.
— Подумаю.
Черников поставил печать на пропуск, спустился в лифте на первый этаж, вышел из здания штаба. Решил посмотреть город. Когда он был здесь при отправлении в Афганистан, а затем пролетом в отпуск, это ему не удалось. Сейчас же у него была уйма времени — вся пятница, суббота и воскресенье. Город понравился: современный, большой, красивый. Проехался в метро, вышел в центре. Жару не замечал — «за речкой» было жарче. Купил новые часы. Отведал шашлыка, плов — все действительно оказалось вкусным. Затем вернулся в гостиницу. Вспомнил о просьбе Белоусова. Достал из сумки конверт с обратным адресом его невесты, обычную ученическую тетрадь, шариковую ручку. Сел за стол, задумался. Надо написать именно так, чтобы и не сильно ранить сердце молодой женщины, и в то же время изложить все подробности героической гибели Николая. Возможно ли это? Александр написал. Перечитал — вроде получилось.
Запечатав конверт и оставив его на столе, Александр прилег на кровать двухместного номера. Его сосед, вертолетчик, только отправляющийся в Афган, лишь оформился в гостинице, а сам устроился где-то в городе. Поэтому в номере Черников был один. Он задремал под кондиционером. Проснулся в 17.00. Умылся, оделся, вышел из гостиницы. В магазине купил дорогой армянский коньяк, к шести часам подошел к контрольно-пропускному пункту штаба округа. Полковник вышел в 18.05 вместе с толпой старших офицеров штаба. Штабисты строго соблюдали распорядок дня. Увидев Черникова, Гришин что-то сказал сослуживцам и подошел к старшему лейтенанту. Александр хотел достать из пакета коробку с коньяком, но полковник остановил его:
— Ну что ты, Черников, не здесь. Пройдем в машину.
Офицеры отошли к стоянке, где стоял личный транспорт сотрудников штаба. Гришин открыл дверь новой белой «шестерки»:
— Садись!
Александр устроился на переднем пассажирском сиденье.
— Хорошая машина.
Полковник улыбнулся:
— Нравится? А уж как я хлопотал, чтобы белого цвета «Жигуль» взять, кто бы знал… Но взял. Пришлось, правда, переплатить, но это ерунда. Зато теперь у меня одного такая красавица.
— Да, служба у вас непыльная!
— Надо, Черников, знать, когда, где и с кем дружбу водить. Тогда и служить легко станет. Это тебе на будущее. Ну, давай коньяк, посмотрим, что ты там купил.
Осмотрев бутылку, сказал:
— Хороший коньяк! То, что надо. Ну, а насчет чеков подумал?
Черников кивнул:
— Подумал. — Достал чеки, протянул Гришину: — Столько, сколько вам не хватает.
— Отлично! Я знал, что ты не откажешь, в обед взял из дома восемьсот наших рублей. Держи — как и обещал, по хорошему курсу меняю.
Александр положил деньги в карман брюк. Спросил:
— Мои дела движутся?
— Конечно. А теперь они втрое быстрее пойдут. В среду уедешь. Я тебе и проездные документы уже выписал.
Полковник передал старшему лейтенанту конверт.
— Там отпускной билет и проездные.
— В аэропорту, наверное, придется расплачиваться наличными?
— Нет. Пойдешь прямо к воинский кассе, сунешь в окошко документы, скажешь, что от Гришина, от меня то есть, и тут же получишь билет на самолет. Система отлажена. Захочешь кассира отблагодарить — вложи в удостоверение червонец. Не больше.
— А где именно я буду служить в ЦГВ?
— В одной из дивизий армейского корпуса. Да там, Александр Владимирович, везде хорошо, если с умом служить. И приоденешься, и хрусталя с коврами столько привезешь, что, продав, не только кооперативную квартиру построишь, но и тачку купишь! А может, и оттуда пригонишь. Сейчас, правда, пошлину большую ввели, нет резона гнать подержанные машины в Союз, как раньше, года четыре назад. А то двадцать первую «Волжану» в Чехии можно и на цветной телевизор обменять. По крайней мере, при мне меняли. Я тоже «Волгу» оттуда пригнал и сразу местным продал, хороший навар получил.
Черникову не хотелось общаться с полковником. Он распрощался с ним и вышел из машины.
…Выходные пролетели быстро. В субботу Черников взял билет на утренний рейс до Москвы, в понедельник проведал полковника. За эти дни он отдохнул и выспался. Во вторник Гришин выдал ему все, необходимые для следования в отпуск и далее к новому месту службы, документы, и 20 июля Александр вылетел в Москву. Получив в аэропорту «Домодедово» багаж, состоящий из двух десантных сумок, он вышел на площадь перед зданием аэровокзала. Ощущалась разница температуры с Ташкентом. Там утром было 32 градуса, здесь 22. Лето в этом году в центре России выдалось прохладным, запоздалым. Но сейчас пока было сухо. Александр поставил сумки на асфальт, закурил.