Нагие намерения - Куликова Галина Михайловна 11 стр.


– Не беспокойтесь, Зинаида Петровна, я разберусь.

– Ну, зови, если понадоблюсь.

– Через дверь? – тихонько шепнул язвительный Шургин, но Диана уже решительным шагом направилась к выходу, и он поплелся за ней, мечтая лишь о том, чтобы вытянуться горизонтально и закрыть глаза.

Квартира тети Любы была этажом выше. Поднявшись по лестнице, они остановились, ожидая, пока Диана отыщет нужные ключи.

– Ну, что, – прервал молчание Шургин, – пробовали говорить насчет вашего мужа? Был он здесь?

Пытаясь открыть непослушный замок, Диана ответила не сразу:

– Нет, не успела. Да и не хотела я вот так, сразу. Завтра поговорим, а сейчас хоть отдохнем – безумный день какой-то, длинный. Пусть уж он наконец закончится.

Дверь открылась, и они практически одновременно ввалились в прихожую.

Однако безумный день заканчиваться явно не желал. Едва включив свет, Диана немедленно стала кричать. Через некоторое время крик стал плавно переходить в пронзительный визг. Шургин и Алекс, наоборот, застыли, онемев, зачарованно глядя на открывшуюся перед ними картину.

Первым пришел в себя Шургин. Он решительно прикрыл рот Дианы своей широкой ладонью, отчего визг сначала стал глуше, а потом прекратился совсем.

– Вот так лучше, – молвил Олег и, обращаясь к Диане, спросил: – Если я уберу руку, вы не будете больше орать?

Диана с готовностью закивала головой, и он отпустил ее.

– Нет, ты видел когда-нибудь такое? – с оттенком какого-то даже восхищения поинтересовался у Шургина Алекс.

– Только в картинах про войну. Когда тяжелая артиллерия прямой наводкой лупит по жилым кварталам.

Действительно, квартира, Дианино наследство, доставшееся ей от умершей тети, представляла собой жуткое зрелище.

Со стен клочьями свисали отодранные чьей-то безжалостной рукой обои. Пол устилал слой перьев и пуха из вспоротых и валяющихся здесь же подушек и перин. Порыв ветра от раскрывшейся двери поднял эту массу в воздух, что так испугало Диану.

В кухне и обеих комнатах все было перевернуто вверх дном, стеклянная посуда разбита, кастрюли и сковородки выкинуты из шкафчиков. Целыми в квартире остались только окна и двери.

– Час от часу не легче, – подал голос Шургин, – ну и как все это понимать?

Вопрос был риторический, однако Диана, приняв его на свой счет, обреченно пожала плечами.

– Поспать здесь не удастся, – констатировал Алекс, – пойдем обратно к тете Зине, пока она не уснула.

Раздавшийся вслед за этими словами крик возвестил о том, что Зинаида Петровна не спит и теперь уже вряд ли быстро заснет. Полусонный Шургин забыл на стуле свою барсетку, и сердобольная Зинаида Петровна решила ее занести (вдруг там что нужное!), а заодно посмотреть, как обустраиваются на ночлег московские гости.

На крики и причитания Зинаиды Петровны стали выглядывать люди из соседних квартир, так что еще полчаса ушло на то, чтобы уговорить всех вернуться к домашнему очагу и не вмешиваться и в без того запутанную ситуацию.

В конце концов, успокоив соседей и заперев злополучную квартиру, Шургин, Алекс и Диана вернулись к Зинаиде Петровне.

– Ну, вот мы и снова в сборе, – радостно потер руки неунывающий Душкин. – Сейчас бы чайку, а еще лучше – кофе.

Хозяйка, невзирая на ужасное состояние, в котором она пребывала после того, как увидела, во что превратили Любочкину квартиру, засобиралась было на кухню, но ее остановил Шургин:

– Зинаида Петровна, погодите. Нам надо серьезно поговорить, и в первую очередь – с вами.

– Да что же, миленькие мои, я вам сказать могу? Я ведь как цветы забрала, месяца три назад, так уж туда и не заходила.

– Да, да, вы говорили, – нетерпеливо прервал ее Шургин. – Но, может быть, вы слышали что-то, может быть, видели кого-нибудь, кто ходил тут, около квартиры?

– Чужой?

– Чужой или свой – кто-то ходил?

– Да никто здесь не ходит, тут вообще чужих не бывает. А наши алкаши на такое не способны, мирные они у нас.

– А свои, – «выводил» ее на показания Шургин, – интерес проявляли?

– Это какие свои?

– Ну, там, соседи, родственники какие-нибудь...

– Соседям-то что, зачем им эта квартира. А родственников у Любы – только Дианочка с мужем.

– Скажите, Зинаида Петровна, – осторожно поинтересовалась немного оклемавшаяся после потрясения Диана, – а Денис здесь случайно не появлялся?

Главный вопрос, из-за которого они, собственно, и приехали сюда, был наконец задан, и вся троица притихла, ожидая ответа. И они его услышали.

– Дениска твой? Да нет, я его с самых Любиных похорон больше не видела. Да еще вот перед тем, как умерла она. Без тебя он был.

– Как это – без меня? – вытаращила глаза Диана. – Чего ему тут было делать? Они с тетей Любой друг друга не очень-то...

– Да не знаю я. О чем-то он с ней поговорить приехал. Сказал, что зуб у тебя заболел, Дианочка, мол, ты попозже будешь.

– Откуда вы все это взяли, Зинаида Петровна? – встрял в разговор Шургин, кожей почувствовавший, что становится «горячо». – Вы ничего не путаете?

– Память у меня – слава богу, нечего мне тут проверки устраивать. Говорю, Денис как раз накануне был, Люба еще разговаривать могла. Вот у них разговор странный и вышел. Он когда вошел в квартиру, сразу к ней. Люба уже не вставала, говорила с трудом, даже бредила иногда. Я на балконе цветы поливала, Денис меня и не увидел. Тебя я не услышала – подумала, он один приехал. А я не хотела с ним видеться, думала, привез что-то, оставит и уйдет.

У них вроде спор вышел – странный такой. Я не все слышала, но поняла – он про драгоценности говорил. Говорил – «прошу по-хорошему, Диану свою пожалейте». Она и отвечает ему – все оставляю Диане: квартиру, мебель... И что-то про драгоценности. Я еще удивилась – какие у нее драгоценности? Сережки серебряные с бирюзой, колечко золотое, тоненькое.

Я уже хотела войти, а она вдруг отчетливо так сказала ему: «Я в голове все держу». И замолчала. Я постояла еще – слышу, дверь хлопнула, Денис, значит, ушел. Подошла сразу к ней, а она лежит с закрытыми глазами, и слезы катятся. А через какое-то время и ты, Дианочка, приехала, но она уже не говорила, а я от расстройства забыла тебя о Денисе спросить. А там похороны, и все...

Тут Зинаида Петровна расплакалась, и Шургин с Дианой ее долго не могли успокоить. Даже Алекс, проявив что-то похожее на сочувствие, принес для Зинаиды Петровны из кухни чашку чая. Затем они уложили ее в маленькой комнатке на древнюю кровать с металлической сеткой и, тихонько прикрыв дверь, вернулись в гостиную.

Прерванный разговор возобновился.

– Ну а вы что скажете, – обратился к Диане Шургин, – вы этого не знали, что ли?

– Представьте себе, – огрызнулась Диана, – понятия не имела.

– А вы не встретились в тот день? – поинтересовался Алекс. – Типа, ты бежишь к тетушке, а навстречу по лестнице спускается твой благоверный.

– Понятия не имела, что он там был. Мы поехали, потому что знали, что тете уже совсем плохо. Тут еще зуб разболелся – видимо, на нервной почве. Боль такая была – хоть на стенку лезь, и Денис меня к врачу завез уже здесь, в Тихорецке, а сам домой умчался, у него что-то там на работе было срочное. А уж от врача я сразу к тете Любе, пешком. Вот уж не ожидала, что он к ней тоже забежит.

Диана поежилась, отгоняя неприятные воспоминания.

– Тетя Люба и вправду не разговаривала, даже не шевелилась почти. Когда я присела около нее – открыла глаза, погладила меня по руке. Потом вынула откуда-то из-под одеяла шкатулку и отдала мне. Шкатулка красивая, старинная. Да я про нее давно слышала. Семейная реликвия. Но это и все. Больше ничего не было. Через два дня позвонила Зинаида Петровна и сказала, что тетя умерла.

– Что было в шкатулке? – заволновался Душкин. – Может, несметные сокровища, а ты от нас это умело скрываешь, направляя по ложному следу?

– Ладно, кроме шуток, – что было в шкатулке, если не секрет? – заинтересовался и Шургин.

– Да какой там секрет. Старые письма, семейные.

– И больше ничего? – широко зевнув, разочарованно протянул Алекс.

– И больше ничего.

– Вы, конечно, извините за назойливость, но, может быть, в письмах что-то было, намеки там или прямые указания?

– Где спрятан пиратский клад, – Алекс зевал уже вовсю, однако продолжал ерничать.

– В одном из писем в самом деле упоминается какой-то необыкновенный камень. Но там просто рассказывается о нем – форма, цвет и все такое. Непонятно, чей он, какое тетя имеет к нему отношение. Ничего не понятно.

– А поточнее припомнить вы не сможете, что там про камень этот было написано? – оживился Шургин, у которого, похоже, открылось второе дыхание. Спать, во всяком случае, он уже не хотел.

– Может, и вспомню, но не уверена, что все. Я прочитала эти письма через неделю после похорон и больше не брала их в руки, так они дома и валяются. Вернее, уже не дома. Я шкатулку на съемную квартиру перевезла.

– Вспоминайте! – то ли попросил, то ли приказал Шургин и оглянулся на сидящего за его спиной Алекса. Но тот уже мирно посапывал, откинувшись назад и прислонив голову к дверце шкафа. – Вспоминайте, – снова обратился к ней Шургин.

– Сейчас, сейчас, – Диана напряглась, прикрыла глаза, немного пошевелила губами, затем шумно выдохнула и сказала: – Кажется, так: редкий зеленый алмаз, который кто-то нашел в Индии. Кто – не помню, но вроде в письме этого нет. Когда нашли – непонятно. Вообще там об этом камне вскользь, мимоходом. Вес, по-моему, 30 карат. Я потому и запомнила, что раньше и понятия не имела о каких-то зеленых алмазах. Даже не слышала о таких. Да, у этого камня имя было. Что-то на «э».

– Я тоже не слышал, чтобы алмазы были зеленые, – проворчал Шургин. – Может быть, это шутка? На «э». Кстати, от кого были письма?

– Не знаю, конвертов не было, а почерк незнакомый. Зачем мне вообще их тетя передала – ума не приложу.

– Может, мы зря привязались к этому камню, – Олег задумчиво потер подбородок. – Драгоценности, алмазы. Странная история получается. И с квартирой непонятно – это не акт вандализма, там проводили тотальный обыск.

– «Эверест», – объявила Диана. – Он, кажется, назывался «Эверест». Нет, – одернула она сама себя, – не то, по-другому, но похоже.

– «Эрнест»? – попытался ей помочь Шургин, но Диана сразу же пресекла его поползновения:

– Ради бога, не надо, а то будет у нас чеховская история с лошадиной фамилией. Попробую перестать на время думать об этом, тогда должно вспомниться. На женское имя смахивает.

– Тогда при чем «Эверест»? – растерялся Шургин.

– Похоже. Первая часть слова очень похожа. Нет, не вспомню.

– Ладно, – подвел черту Шургин, – уже светает, надо поспать хоть чуть-чуть да ехать обратно.

– Поспать надо – согласилась Диана, – вон Алекс дрыхнет, и ему хоть бы хны! Но как с квартирой быть? Если милицию звать – потеряем день, а то и больше.

– Я думаю, не надо никого звать. Милиция не поможет, это, скорее всего, связано или с нашими проблемами, или с вашими драгоценностями, которые, кстати, никто и в глаза не видел. И непонятно, есть они на самом деле или это была предсмертная шутка вашей тети.

– Она не любила шутить, – грустно вздохнула Диана. – Все-таки здесь есть загадка.

– Ладно, отдыхаем. Я пойду в машину, вы ложитесь здесь, на диване, а Алекс путь спит на стуле, ему полезно.

– А если он проснется и полезет ко мне на диван?

– Резонно. Но вы дадите ему по голове скалкой. Уверен, у нашей очаровательной хозяйки имеется сей замечательный инструмент. После этого Душкин с радостью вернется обратно на стул.

– Нетушки, в машине буду спать я, – твердо заявила Диана и протянула руку за ключами.

На дворе было практически светло и по-утреннему свежо. Вдали заливался чей-то петух. «Поспать удастся часа два-три от силы. Потом разбудят». – Диана грустно улыбнулась, поудобнее устраиваясь на заднем сиденье.

Ее разбудило яркое солнце, бившее в лицо. В салоне машины было жарковато, ныло неудобно изогнутое на сиденье тело. После короткого сна голова была тяжелая, словно налитая свинцом, зато в ней вспыхивало и гасло непонятное слово «Эвелин».

«Неужели вспомнила?» – мысленно восхитилась Диана. Да, это было то самое слово, точнее – имя. Имя драгоценного камня, зеленого алмаза, о котором говорилось в старом письме.

Поднявшись в квартиру к Зинаиде Петровне, она застала всю компанию в сборе. Алекс с помятой и небритой физиономией опять жевал, Шургин оживленно говорил с хозяйкой. По квартире плавал запах кофе, и Диане смертельно захотелось глотнуть бодрящей жидкости.

– А вот и Дианочка проснулась, – обрадовалась Зинаида Петровна, – давай я тебя накормлю!

– Ну, как ночь в машине? – поинтересовался Алекс. – Скучно не было?

– Мне бы кофе, – простонала, опускаясь на стул, Диана.

Зинаида Петровна немедленно ушла хлопотать, а Диана с ходу огорошила Шургина:

– «Эвелин».

– Кто эта Эвелин? – оживился Алекс.

– Не кто, а что. Так назывался в письме тот камень.

– Вы уверены? – уточнил Олег. – Я читал, что имена собственные имеют только уникальные камни. К тому же он и зеленый. Наверняка принадлежал султану или шаху.

– Вы, собственно, о чем? – поинтересовался Алекс, явно задетый тем, что интересный разговор велся без его непосредственного участия. Разговор о камне происходил, когда он уже позорно заснул. А статистом он быть не любил.

Пришлось быстро ввести его в курс дела.

– Это не приближает нас к разгадке происходящего, – подвел черту Шургин. – Хотя можно ради интереса выяснить про камень. Если он существовал, наверняка в какой-нибудь энциклопедии о нем написано.

Да, кстати! Зинаиду Петровну я очень попросил пока шум не поднимать и никому ничего не говорить. Сказал, мы сами все организуем, а злодеев поймаем и накажем. Возражений нет?

Возражений не последовало.

Было около девяти часов, наступил ясный летний день, и пора было возвращаться в Москву. Поездка в Тихорецк не прояснила, а только еще больше запутала ситуацию. К общей неясной картине добавились: таинственный визит Дениса к умирающей тете Любе, информация о зеленом алмазе, а главное – разгромленная квартира.

Зинаида Петровна пыталась им «в дорожку» собрать какой-то еды, но Диана решительно пресекла ее устремления, объяснив, что уже через три-четыре часа они будут дома. При этом она свирепо посмотрела на стоявшего с невинным видом Алекса.

Зинаиду Петровну Диана заверила, что, как только они что-нибудь выяснят, она приедет и все ей расскажет. Заодно они решат, как лучше поступить с квартирой, которой требовался серьезный ремонт. Заходить туда одна Зинаида Петровна опасалась.

Но, уже попрощавшись и сев в машину, Диана вспомнила, что хотела заехать на кладбище, на могилу к тете Любе.

– Ладно, – согласился Шургин, – тут же все рядом, я «за».

Доехав до железных, покрытых ржавчиной ворот городского кладбища, Шургин остановил машину. Он решил проводить Диану и побыть с ней. Невыспавшийся Алекс заявил, что он не любит гулять в таких местах даже днем и лучше вздремнет, пока их не будет.

На кладбище было безлюдно. Они быстро прошли несколько аллей и уже свернули на нужную дорожку, когда услышали чьи-то голоса и противные звуки, словно скребли по металлу.

– Мы туда идем? – уточнил пунктуальный Шургин. – Вы хорошо помните место?

– Естественно, – коротко бросила Диана, – вот там, видите...

Она подняла руку, чтобы показать Шургину место последнего упокоения любимой тети, но так и замерла с вытянутой вперед рукой, похожая на типовой памятник вождю пролетариата.

На месте, где была тети-Любина могила, копались два огромных неопрятных мужика с лопатами. Лопаты, соприкасаясь с землей и камнями, производили тот самый противный скрежещущий звук.

Аккуратного холма с венками, бумажными цветами и лентами, который запомнила Диана, уходя после похорон с кладбища, не было. Да и само место захоронения оказалось как-то подозрительно перекопано.

– Что это там такое? – поинтересовался Шургин.

Назад Дальше