– Ты права, – кивнул он. – Зато там был ее муж.
– Егор?
– Егор, Егор. Угадай, с кем у него романчик?
– Прям так и романчик?
– Ну... Они целовались. Так угадай!
– Чего тут угадывать? – неуверенно сказала Лайма. – С Леной Дюниной, надо полагать.
– Не-а! – У Корнеева был вид мальчишки, спрятавшего за спиной конфетку.
– Господи, а с кем же еще? С Сашиной экономкой Анастасией Палной? Или с Анжеликой из магазина?
– Вот и не угадала! – Он явно не мог больше сдерживаться. – Держись за стул. Егор Остряков встречается с Гариком.
У Лаймы отвалилась челюсть. Секс-символ, поклонницами которого можно заполнить пару огромных океанических лайнеров, оказывается, отдает предпочтение мужчинам. Грустная тенденция последних десятилетий...
– С садовником Саши?! С этим Урфином Джюсом?! – Она целую минуту потрясенно молчала, усваивая новость. – Вот так фишка. Теперь мне понятно, почему Венера с таким пылом на тебя накинулась.
– Она не накинулась, – оскорбился Корнеев. – Она очень нежная и трепетная женщина.
– Ну, конечно! Это она с тобой такая вся из себя трепетная. А дома у нее даже мыши ходят строго по плинтусу.
– Ладно тебе, командир, – примирительным тоном сказал Корнеев. – Я немой и убогий Альберт... Кстати, почему я не могу разговаривать? От рождения?
– Зачем тебе знать эту трагическую историю? – махнула рукой Лайма. – Я сказала им, что в детстве у тебя была психическая травма. Главное, помалкивай, раз уж ты рассекретился. Неудачно получилось. Для психа ты слишком красив. И глаза у тебя умные. Хорошо, что гости застали тебя хотя бы в тот момент, когда ты ушел в творческое пике. А не пробегающего к своему подвалу с куском сыра в зубах.
Лайма долго собиралась на вечеринку. Она выбрала простое льняное платье и вдела в уши крупные серьги. Волосы завила в локоны и распустила по плечам. Взяла с собой красивую коробку конфет и ровно в восемь часов отправилась в гости.
– И прошу тебя, Евгений, не высовывайся на улицу, – попросила она. – Ты пробуждаешь в женщинах нездоровые инстинкты.
– Почему это нездоровые? – пробормотал Корнеев. – Как раз очень даже здоровые.
* * *Калитка оказалась открыта, а Граков встретил ее на пороге своего дома. Был он одет в мягкие брюки и трикотажную рубашку с треугольным вырезом. В вырезе виднелся кусочек груди – гладкой и коричневой, словно древесина. С первого же взгляда становилось ясно, что тело этого парня обтесывали шторма и самумы.
Крепкая фигура и крепкая рука, так же как и приветливая улыбка, были атрибутами истинного путешественника. Он стоял на крыльце, ожидая гостей, с высоко поднятой головой, и казалось, что его овевает какой-то совсем другой ветер, не здешний, богодуховский, с ленцой прочесывающий окрестный лес, а мощный, суровый ветрище, напоминающий об океанах и горах, упирающихся в самую Луну.
– Очень рад вас видеть, – сказал Граков и, заметно смягчив голос, добавил: – Лайма.
Наклонился к ее руке и легонько поцеловал. Она почувствовала, как сердце неожиданно провалилось куда-то в живот, словно она на качелях взвилась в небо, а потом начала падать вниз, к земле.
Лайма подумала, что галантность – привилегия сильных людей. Мужчина, прошедший полсвета, не раз спасавшийся от смерти и спасавший других, умеющий держать в руках в равной степени и иголку с ниткой, и винтовку, неотразим в глазах женщины, когда проявляет галантность. По сравнению с ним салонный красавчик, создавший свое тело на тренажерах, выглядит обыкновенным кривлякой.
Войдя в гостиную с этой мыслью, Лайма первым делом бросила взгляд на Анисимова, который уже был тут и разговаривал возле окна с Венерой Остряковой. К Лайминому великому огорчению, он хорошо выглядел. Мужественно. Так писателю выглядеть вовсе не положено. Мастер художественного слова должен быть хлипким, иметь дряблые трицепсы и нависающий над поясом штанов живот. «Вероятно, он пишет одну книгу в пятилетку, – решила Лайма. – А все остальное время играет в гольф и катается на горных лыжах. И строит заборы».
Кроме Анисимова и Венеры, в комнате находился еще один незнакомый мужчина. «Дюнин или Чуприянов? – задала она себе вопрос. – Дизайнер или бизнесмен?» Решила, что бизнесмен, и не ошиблась.
Бизнесмена в нем выдавали глаза – равнодушные, как у рептилии. Он был среднего роста, лет тридцати, довольно упитанный и при этом какой-то рыхлый – словно старый плюшевый медведь, в котором свалялись опилки. Впрочем, когда Граков их познакомил, Лайма сразу заметила, как тот оживился. Вероятно, решил, так сказать, «тряхнуть опилками». Не зря еще на подходе она метнула в него парочку своих коронных взглядов из-под ресниц, которые ее бывший жених называл «испанскими кинжалами».
– Лайма, – протянул Чуприянов. – Имя, которое ласкает язык. Экзотическое...
– Ничего подобного, – улыбнулась она.
– Оно такое мягкое, такое сыпучее, как песок на берегу моря...
– О, это не дежурный комплимент, – заметила Венера, приблизившаяся к ним с бокалом в руке. – Это настоящая поэзия!
– У нее действительно зыбучее имя, – поддержал Анисимов, вытянув через трубочку почти весь коктейль за один присест.
– Так вы вдова? – уточнил на всякий случай Чуприянов, оглядывая ее всю, начиная с кончиков туфель и заканчивая локонами. Это могло бы выглядеть оскорбительным, не будь бизнесмен так искренен в своем к ней интересе.
– Да, я одинока.
Чуприянов понизил голос и сказал так, чтобы слышала только она:
– Но это же неправильно!
Крокодил проголодался. В его желтых глазах зажегся охотничий азарт. С одной стороны, хорошо – этого Лайма и добивалась. Мужчина, увлеченный женщиной, теряет над собой контроль. Что бы они там про себя ни плели – теряет безусловно. Хотя бы на время, на час, на мгновение. Этого ей будет достаточно для того, чтобы развеять подозрение или укрепиться в нем.
Граков, впрочем, тоже не оставлял Лайму без внимания. То и дело он возвращался к ней, шутил, делился впечатлениями. Когда она обнаружила на столике его очки и повертела их в руках, он немедленно оказался рядом и сказал с сожалением:
– Старею, теряю хватку. Хочу признаться вам еще в одной слабости. Купил приспособление для убоя комаров и на ночь вставил в розетку. Когда я дома, мне хочется чувствовать себя комфортно.
В другой раз он подошел, когда она отправила Чуприянова за минералкой и листала журнал, рекламировавший всякие электронные штучки – плееры, DVD, видеомагнитофоны, магнитолы. Вероятно, Гракову показалось, что ей скучно, и он поспешил исправить ситуацию:
– Вы меня дискредитируете как хозяина. Выглядите так, будто умираете от тоски. – Он отобрал у нее журнал и засунул его куда-то под крышку журнального столика.
Лайма оглядела гостей. Олег Бабушкин не пришел. Наверное, обкурился своих жутких папиросок и лежит, позеленевший, на кровати, галлюцинируя...
Егор Остряков, которого супруга на время выпустила из поля зрения, сидел на маленьком диванчике, положив ногу на ногу, и придирчиво рассматривал обстановку. У него был взгляд опытного тусовщика – не то чтобы скучающий, но какой-то невнимательный. В этом доме, в этом обществе его, в сущности, ничто не интересовало по-настоящему. Но, во-первых, пойти сюда хотела Венера. А во-вторых, отказывать такому человеку, как Граков, не очень-то умно. Мало ли, как там дальше жизнь сложится...
В центре гостиной стоял стол с закусками, чистые тарелки и батарея бутылок с соками и водой. Бар находился отдельно и поражал своим богатством. В конце концов мужчины столпились возле него и принялись обсуждать марки, выдержку и условия хранения драгоценных сортов вина. До тех пор, пока не пришли Дюнины.
Лену Дюнину все здесь называли не иначе как Леночкой. Наряд «кавказской пленницы» она сменила на длинное платье с откровенным вырезом на спине и розой на поясе. Высокие каблуки добавили ей роста и изящества. Однако ничто не могло помочь этой женщине затмить собственного мужа.
Николай Дюнин выглядел экзотической птицей на заурядном птичьем дворе. Он был чрезвычайно высоким и ненормально худым, с большими голубыми глазами навыкате, крупным ртом и острым длинным носом, похожим на клюв, необходимый для ловли рыб и лягушек. «Оперение» его отличалось праздничной яркостью и дикостью сочетаний. При этом нельзя было сказать, что он безвкусно одет или выглядит как клоун. И все же песочный пиджак оказался самой сдержанной деталью его наряда.
– Лайма! – воскликнул Дюнин таким радостным тоном, будто они познакомились еще сто лет назад и вот наконец снова встретились – совершенно случайно. – Как же я рад вас видеть!
– Я тоже очень рада. Вы... Э-э-э... Художник?
– Да, в некотором роде, – согласился Дюнин.
– Когда заканчиваете дом?
– Уже закончил, – возвестил он. – Завтра мы с Леночкой все подчистим и – милости просим на новоселье. Мне просто не терпится представить работу на суд публики. Я применил совершенно новый подход к организации пространства. Обычно я покупаю старые дома и привожу их в порядок. Но этот коттедж был маленьким капризом Леночки...
«Да уж, – подумала Лайма. – Маленькие женские капризы зачастую ведут к большим финансовым проблемам».
Вечер проходил приятно. Лайма вовсю флиртовала с мужчинами, стараясь при этом не слишком разозлить женщин. Один секс-символ Егор Остряков реагировал на нее вяло, и Лайма теперь точно знала, почему.
Саша пришла самой последней и сразу принялась за шампанское. Вчерашняя ночная прогулка никак на ней не отразилась. Один раз она даже упомянула, как сладко спала прошлой ночью. Беседуя с ней обо всяких пустяках, Лайма тем не менее постоянно ломала голову – что означало это ночное купание и пакет, который певица унесла с собой? Спросить в лоб? Но тогда Саша узнает, что за ней следили. Что же все-таки она из воды доставала? Нет, в лоб спрашивать нельзя. Нужно наблюдать, собирать факты и фактики, подмечать всякие нелепости, запоминать случайно оброненные слова.
Дождавшись подходящего момента, Граков повел гостей в библиотеку, где вдоль одной из стен на стеллажах стояли не книги, а разные диковинки, которые хозяин привез из своих путешествий по свету. Здесь были дротик с ядовитым жалом и веер из перьев пеликана, чаша, обнаруженная в древнем захоронении, духовая трубка, вырезанная из красного дерева, и пояс, вышитый женщинами племени с непроизносимым названием, а еще выгоревшая шляпа старого морехода, фляга, сделанная из незнакомого европейцам растения, и много чего еще.
– Просто глаза разбегаются! – прошептала Саша и потрогала пальчиком совершенно пиратский с виду пистолет.
– А это что за фотографии? – заинтересовалась Лайма, обнаружив на стене несколько рамок. – Это вы снимали во время своих поездок?
– Я называю их экспедициями, – улыбнулся Граков. Взял Лайму под руку и подвел поближе.
– Барр-эд-Дахра, – прочитала она. – Звучит волшебно.
– Это всего лишь полуостров. Он отделяет лагуну Манзала от Средиземного моря. В Египте невероятно красиво, я бывал там много раз.
– А это? – спросила Венера, положив ладошку Гракову на плечо.
Он не стал делать вид, что не заметил ее поползновений. Снял игривую ручку и дружески сжал в своих ладонях. Это был такой хороший, спокойный жест, что Лайма еще больше его зауважала.
– Это Перт, – ответил он. – Город на берегу Индийского океана. В будущем году я собираюсь еще раз побывать в Австралии. Это очень... упрямый материк. С одного раза его не одолеть.
– С кем вы здесь сняты? – заинтересовался Остряков.
Или сделал вид, что заинтересовался. По мнению Лаймы, актер слегка побаивался Гракова. Или ей только казалось?
– Это мой друг и, можно сказать, соратник, Гюнтер Браун. Он сопровождал меня в большинстве экспедиций.
– А где он сейчас? – поинтересовалась Леночка, отчаянно теребя свою розу.
– У себя дома, в Вуппертале. Он живет в Германии.
– Давно хотел спросить... – Анисимов долго собирался с силами, но все-таки не выдержал и напал на Лайму. – Вы не занимаетесь альпинизмом?
Они уже вернулись в гостиную и сгрудились возле стола, приступив к закускам. Их приготовила неутомимая Анастасия Пална, экономка Саши, которую певица одолжила соседу на один вечер.
– Альпинизмом? – изумился за Лайму Чуприянов, ни на шаг не отходивший от новой знакомой с самого начала вечеринки.
– А самолеты умеете поднимать в воздух? – не отставал он. – Дело в том, что у вас есть все задатки для того, чтобы выполнять мужскую работу. Вы не знаете жалости и не ведаете сомнений.
Лайма поняла, что Анисимов никак не может забыть ее драку с «Альбертом». Вероятно, потрясение было слишком сильным. Его просто распирало желание как-нибудь ее уколоть.
– Неужели вы феминистка? – оживился Остряков и положил Лайме на тарелку маринованный гриб.
– В сущности, что такое феминистка?.. – светским тоном начала Венера с подачи мужа.
Но Анисимов не дал ей закончить. С Лаймой он желал разобраться до конца и единолично:
– Это такая женщина, которая принимает комплименты за издевательство, а проявление вежливости со стороны мужчин – за покушение на свою независимость.
Граков рассмеялся и поднял бокал:
– За феминисток!
– Так вы в самом деле феминистка, Лайма? – не дал замять тему настырный Дюнин. Если он и обладал тонкостью, то никак не душевной.
– Как скажете, – кокетливо ответила она. – А что? Разве я не могу быть феминисткой?
– Конечно, нет! – рассмеялся Чуприянов. – Феминистки – брр! – отпугивают мужчин. А у вас, дорогая, похоже, нет недостатка в поклонниках.
– Она самая настоящая феминистка, – отрезал Анисимов.
Лайма вынуждена была констатировать, что он выпил лишнего. Нехорошо. Еще не хватало, чтобы они сцепились. Тут же вспомнила, для чего сюда явилась. В сущности, стычка лично из-за нее – это просто находка. «Черт с ними, пусть ссорятся! – решила она. – Пусть даже подерутся, я не против».
– При чем здесь поклонники? – громко спросила Саша. – Моя лучшая подруга – феминистка. А у нее было уже четыре мужа.
– Ничего удивительного, – парировал Анисимов, в упор глядя на Лайму. – Дело в том, что на мужчин феминистки действуют так же, как вирусы на клетки организма – поражают слабейших. И если уж речь зашла о мужьях, то важно не их количество, а их качество.
Граков расхохотался. Ему нравился Анисимов, нравилась Лайма, нравился сам этот вечер, когда он мог расслабиться и думать только об удовольствиях.
– Я знаю, кто такие феминистки, – встрял Дюнин. – Это женщины, которые находят в мужчинах одни только недостатки.
– Но у нас есть и достоинства, – предупредил Чуприянов, минуту назад потребовавший, чтобы Лайма называла его Димой.
– Что скажете, Лайма? – ехидно спросил Анисимов. – Кто из них прав?
– Оба, – ответила она. – Дело в том, что у мужчин столько недостатков, что часть из них им приходится выдавать за достоинства.
– Отлично сказано! – похвалила Саша, подняв очередной бокал, который мужчины услужливо наполняли шампанским – снова и снова. – Я заметила странную закономерность – чем хуже относишься к кавалеру, тем больше он в тебе заинтересован. – Она погрозила пальчиком Гракову: – Вас нельзя баловать!
– А мне это кажется неправильным, – возразила Венера. – Мужчине постоянно нужно говорить, какой он сильный и умный. Только тогда он оценит вас по достоинству.
– Браво! – крикнул Дюнин и ловко опрокинул под клюв рюмку водки.
– Вы плохо разбираетесь в мужской психологии, – немедленно возразила Лайма. – Если постоянно говорить мужчине, что он сильный и умный, он придет к выводу, что вы слабая и глупая. Вас-то он точно не оценит. По-настоящему мужчины ценят только личные бытовые удобства.
– Как вы нас! – укоризненно покачал головой Граков. В его глазах блеснуло странное чувство – азарт, может быть?
Лайма покраснела. На самом деле она вела спор только с Анисимовым и, высказываясь, старалась уколоть именно его. О других присутствующих тут же представителях сильного пола она как-то вообще не думала.