Ее противник стоял напротив подбоченясь и ухмылялся.
– Давайте поговорим о чем-нибудь... – начала было Леночка, которая, как заметила Лайма, постоянно следила за выражением лица собственного мужа. Стоило ему нахмуриться, как она мгновенно кидалась в бой, всеми силами стараясь изменить ситуацию. А когда на его птичьем лице появлялось удовлетворение, мгновенно успокаивалась. Лайма содрогалась от таких отношений, называя их «игрой в одни ворота».
– И как вы вообще ухитрились выйти замуж? – продолжал упорствовать Анисимов, наступая на Лайму.
– По любви, – коротко ответила она.
– Не верю! Вы просто однажды решили, что вам пора выйти замуж – и вышли!
Лайма спокойно допила свое вино и рассудительно заметила:
– Желание выйти замуж во что бы то ни стало – такой же атавизм, как хвост у прямоходящих. Скоро оно отомрет окончательно, и тогда женщина в фате будет такой же редкостью, как двухголовая курица.
Ей хотелось, чтобы Анисимов взвился подобно заарканенному мустангу. И чтобы эта дурацкая ухмылочка слетела с его физиономии раз и навсегда.
– Антон, налейте Саше еще шампанского, – велел Граков. Вероятно, рассчитывал лишить Анисимова возможности задираться.
– А я ведь где-то видел этого вашего немца, – неожиданно сказал Дюнин, показав большим пальцем себе за спину. – Его лицо мне сразу показалось знакомым. Я его точно видел.
– Не может быть! – искренне изумился Граков. – Где же вы его видели? Он ни разу не был в России, это я точно знаю.
– Он видел его по телевизору, – сказала Леночка, торопливо протиснувшись поближе к мужу. И еще раз повторила, словно разговаривала с глупенькими: – По телевизору!
– Не думаю, что Гюнтера снимало наше телевидение, – не согласился Граков. – Может быть, он и мелькнул в каком-то репортаже, но... Нет, Коля, ты ошибаешься.
– Но у меня хорошая зрительная память, я же дизайнер! – пожал плечами Дюнин. – Я обязательно вспомню. Подумаю и вспомню.
Лайма поежилась. В детективах после таких заявлений героя наутро находят мертвым. Он вспомнит! Лучше бы молчал себе в тряпочку. Хотя какое значение может иметь этот немец? И то, что Дюнин его где-то видел? Ну, видел, и что с того?
Лайма сделала «заметку на полях». Дать Корнееву задание узнать все, что можно, о немце. Как бишь его? Гюнтер Браун.
– Нет, помилуйте, это же мой напарник. Он мне почти что брат, – возбужденно продолжал хозяин дома. – Может быть, вы бывали в Германии?
– Господи, боже мой! – плачущим голосом протянула Леночка, которой не нравился их диалог. – Какая разница? Коля, – обратилась она к мужу, – ну, какая разница? Расскажи лучше о той напольной вазе, которую ты за бесценок купил на рынке в Париже.
– Вы тащили из Парижа напольную вазу? – изумился Остряков, самый сдержанный из всех гостей.
Лайма давно заметила, что спокойнее и благожелательнее всех ведут себя равнодушные люди.
– А что? – поспешно сказала Леночка. – Я недавно узнала, что через границу можно возить целые тонны – только плати, и все.
– Тонны чего? – хмыкнул Чуприянов. – Напольных ваз?
– Лайма, а зачем вы обесцвечиваете волосы? – громко и как-то очень нахально спросил Анисимов.
– Он с нее глаз не сводит, – хохотнула Саша. – Не знает, с какого бока подкатиться.
– Я не обесцвечиваю, – неожиданно для себя оскорбилась Лайма. – Это мой натуральный цвет.
– Натуральные блондинки водятся только в Швеции, – возразил Анисимов безапелляционным тоном.
И тут Чуприянов, который весь вечер вроде как ухаживал за Лаймой, наконец не выдержал.
– Да чего ты к ней привязался?! – возмутился он и толкнул Анисимова ладонью в грудь. – Отвали, и все.
Анисимов мгновенно дал сдачи – стукнул бизнесмена по руке.
– Антон! – резко одернул его Граков.
Но было поздно. Чуприянов сжал кулачище, размахнулся, выбросил руку вперед и ударил Анисимова точно по скуле. Того отбросило назад, но он устоял на ногах и, сжав зубы, ястребом налетел на противника.
– Вы спятили! – закричала Саша, хохоча от удовольствия. Она обожала наблюдать за тем, как мужчины меряются силами.
Несмотря на то что Лайма прогнозировала драку, она внезапно растерялась, как неопытная девица, попавшая в бордель. Представить себе невозможно, что в такой изысканной обстановке мужчины могут действовать так пошло!
– Идите сюда, – потянул ее за руку Остряков. – А то и вам заодно достанется. Поглядите, как они распалились! Сейчас что-нибудь разобьют.
Драчуны очень быстро выполнили это пожелание и завалили стол. Анисимов изо всех сил толкнул на него Чуприянова, тот упал спиной на скатерть, потащив противника за собой. Вместе со всем фуршетным великолепием оба полетели вверх тормашками. Вокруг них грохотали тарелки и звенело стекло. Столовые приборы, яростно лязгая, скакали по полу.
После этого фарфорово-хрустального фейерверка драка очень быстро прекратилась. Вернее, ее прекратили. Граков схватил Анисимова сзади, сжав его, словно железными клещами, и не давая вырваться. А Дюнин бросился утихомиривать Чуприянова. Тот угомониться не желал, и теперь они с Дюниным ходили, обнявшись, как будто танцевали какой-то смешной танец.
Венера возмущенно кричала:
– Да прекратите же! Как вы можете? Вы же взрослые люди!
А Леночка Дюнина принялась рыдать в полный голос, и Гракову пришлось ее успокаивать. Как только хозяин дома понял, что Анисимов больше не опасен, он немедленно оставил его и занялся дамами. Лайма видела, как он собственноручно вытирал Леночке слезы своим платком и говорил что-то успокаивающее, похлопывая ее по плечу. Потом шепнул несколько ободряющих слов Венере и только после этого подошел к Лайме.
– Чертовски неприятно, я прошу меня извинить.
– Это вы извиняетесь?! – Лайма задохнулась от избытка чувств. – Это я должна просить прощения... И Анисимов, конечно. Мы испортили такой вечер!..
– Почему испортили? – весело спросил Граков. И Лайма неожиданно поняла, что он невероятно доволен. – Теперь будет о чем поговорить и что вспомнить. Драка из-за женщины – это всегда так... эмоционально!
– Но стол...
– Мы почти все съели. А осколки уберут. Посуда бьется на счастье, это все знают. Я буду здесь чертовски счастлив, я чувствую! – мечтательно сказал он. И коротко добавил: – Я провожу вас до дома.
Лайма снова ощутила сердцебиение, словно он сказал что-то особенное, очень личное. А вдруг он захочет ее поцеловать? Что тогда ей делать? На улице теплая ночь, он обаятелен, она от него в восторге...
Впрочем, никаких поцелуев не было. Гракову вообще не дали выйти из дому. Прибежала Анастасия Пална, принялась кудахтать над руинами стола и порезалась осколком тарелки. Пришлось оказывать ей первую помощь, и Граков, конечно же, взял это на себя.
– Мы доведем Лайму до двери, – пообещал Дюнин и схватил упомянутую особу за локоть тощей птичьей лапой. – Сожалею, что вечер закончился столь... бурно.
Угрюмый Анисимов остался тоже. Он разматывал бинты и зубами сдирал упаковку с лейкопластыря. На Лайму он не смотрел. Венера с Егором удалились первыми. Зареванная Леночка гирей повисла на Чуприянове. Он рвался к Лайме, но Лена его не отпускала.
– И чего она рыдала? – удивленно спросила Саша, получившая от всего произошедшего большое удовольствие. – Такие вещи женщина должна только приветствовать. А Анисимов был на высоте. Антон, ты, оказывается, задиристый тип. И такой романтик!
– Да-да, – пробормотала Лайма. – Одни мужчины способны совершать во имя женщины подвиги, другие всегда готовы за нее подраться.
Выполняя взятое на себя обязательство, Дюнин действительно потащил Лайму домой. Шагал он широко, и его длиннющие ноги так и мелькали в воздухе. Спутница семенила рядом, откровенно боясь потерять сцепление с почвой. Поскольку провожатый держал ее за локоть, была вероятность того, что в какой-то момент Лайма просто оторвется от земли и полетит по воздуху.
– Черт знает, что творится в Датском королевстве! – с детской искренностью негодовал Дюнин, протаскивая Лайму в калитку. – Такие все люди известные – и дерутся. Придется их специально предупредить насчет стоимости отделки в моем коттедже. Я не позволю, чтобы мою работу испортили.
– Почему именно Богодуховка? – успела вставить словечко Лайма.
– Что?
– Я имею в виду: почему вы купили здесь коттедж? Вам приглянулось место? Или реклама была очень хорошая?
– Да это все Леночка! – ответил Дюнин, подводя Лайму к крыльцу. – Это она нашла поселок. Я не очень-то горел... Народу тут еще мало, продавать готовый коттедж будет сложнее. Но она настояла. Все перечисляла фамилии: посмотри, какие люди, Коля! Во, сегодня я как раз и посмотрел.
– Это все писатель, – мстительно заметила Лайма, вспоминая лицо Анисимова, который цеплялся к ней весь вечер. – Наверное, вам не следует его приглашать.
– Да что вы! – понизив голос, возразил Дюнин. – Не пригласить Антона Анисимова? Это просто моветон.
– Да ему будет наплевать.
– Ему-то наплевать, а мне?
– Если он такой известный, почему я его не знаю? – ревниво спросила Лайма. – Не такая уж я неотесанная.
– Просто он молодой и пишет экстремальные романы.
– Как это?
– У него богатый жизненный опыт. Он был гонщиком, боксером и, кажется, старателем... Знает такие вещи – зашибись.
– Вот почему он так легко завалил Чуприянова... – пробормотала потрясенная Лайма.
Когда Корнеев предлагал ей ознакомиться с краткой биографией писателя, она отмахнулась: «Потом, все потом. Мне нужны живые наблюдения, зачем мне его биография? Биографиями ты сам занимайся. Найдешь зацепку, скажи». Зря она так. Из вредности, наверное.
Корнеев дождался, пока Лайма распрощается с Дюниным, и рывком распахнул дверь. Увидев его лицо, она всполошилась:
– Что такое?
– Ничего страшного, командир, – поспешил успокоить ее «немой племянник». – Приятная новость. К нам едет Медведь.
* * *Совещались они прямо в подвале, где обитал Корнеев, и куда Медведь был препровожден Лаймой со всеми предосторожностями.
– Конспирация, – покрутил головой Медведь, оглядываясь вокруг. – Корнеев в Разливе!
Лайма хихикнула, Евгений вяло махнул рукой, приветствуя соратника, но от компьютера не оторвался.
Выслушав все, что накопилось у Ивана за время поисков, Лайма резюмировала:
– Пока пусто.
– Так можно годами искать, – тоном знатока заметил Медведь.
– Да ведь мы ищем неизвестно что, – грустно заметила Лайма.
– У тебя есть идеи? – поинтересовался Иван у молчащего компьютерного гения.
– Возможно, ты удивишься, но – есть! – Евгений наконец оторвался от мерцающего экрана и, развернувшись на стуле, радостно посмотрел на присутствующих.
– Давай, давай, не томи, – поторопила его Лайма.
– Будем рассуждать логически, – начал Корнеев. – Если здесь не любовная история, значит, политические, военные либо экономические интересы иностранного государства. Далее. Какая в этой местности может быть политика? Считайте, никакой. Первые и даже вторые лица страны или их близкие родственники здесь также не проживают, я проверял. Теперь экономика. Залежей нефти, газа, алмазов, какого-нибудь стратегически важного сырья также не наблюдается. А всю приличную здешнюю землю уже наши скупили. Остается любимая всеми шпионами мира оборонная отрасль.
– Только вот в бедной Богодуховке промышленности никакой отродясь не было – ни легкой, ни пищевой, ни оборонной. Здесь и магазина нормального не было, пока наши милые соседи особняков не понастроили, – высказалась Лайма. – Я уже все тут облазила, а до того, как стать вдовой, все окрестности объездила.
– Ну и как? – заинтересовался Медведь.
– Никак. Мебельная фабрика, два кирпичных заводика, вагоноремонтное депо, консервный завод. А так, по большей части, всякие развалины, тяжелое наследие неэффективной советской экономики.
– И здесь ничего? – снова встрял Иван.
– Богодуховку общие тенденции не обошли – в ближнем лесу тоже стоят какие-то полуразрушенные строения. И забор уже ветхий, с дырками. Я походила вокруг – ничего особенного. Ни на какое производство не похоже. Местные говорят, бывший партийный санаторий. Надо бы на всякий случай там хорошенько полазить, но днем неудобно – могут увидеть. В ближайшее время снарядим ночную экспедицию – нельзя оставлять неотработанные до конца версии.
– Я продолжу? – поинтересовался невозмутимый Корнеев.
– Извини, извини, – спохватилась Лайма. – Мы тебя внимательно слушаем.
– Так вот что я подумал. Как будто очевидно – здесь не было и не может быть ничего серьезного. Все же на виду. Но ведь мы знаем, что такие заповедные места прямо-таки притягивают любителей что-то спрятать и желающих это «что-то» отыскать. При этом надо учитывать близость к столице.
– Я ничего не понял. Что это ты имеешь в виду? – спросил Медведь.
– Например, то, что ничего атомного или бактериологического здесь быть, по идее, не должно.
– А может быть, здесь арсенал спрятан? Или стратегические запасы пищи на случай ядерной войны? – оживился Медведь. – Давайте поищем!
– Пока твое дело – искать в архивах, – вернула его с небес на грешную землю Лайма. – Ты послушай Корнеева, он ведь тебе жизнь хочет облегчить.
– Облегчить мою жизнь может лишь одновременное закрытие на неопределенный срок всех архивов Российской Федерации, – уныло заметил Медведь.
– Ничего, ты закаленный, потерпишь, – прервала Лайма его стенания. – К тому же и женщины там интеллигентные, образованные – поддержат бедного мужчину, – ядовито заметила она.
Иван бросил на нее опасливый взгляд, крякнул и сказал, обращаясь к Корнееву:
– Продолжай, а то мне ехать скоро, не хочется глубокой ночью возвращаться в Москву.
– Собственно, главная мысль уже прозвучала. Если американца что-то здесь и интересовало, то, скорее всего, это могут быть секретные объекты, принадлежащие одному из силовых ведомств, не связанные с повышенной опасностью. А связанные, так или иначе, с космическими программами.
– Слишком очевидно, чтобы быть правдой, – вздохнула Лайма.
– А чаще всего очевидное и есть правда, – и Корнеев снова отвернулся к покинутому им ненадолго компьютеру.
– Иван, попробуй поискать что-то похожее, – подвела черту Лайма. – Понимаю, что военных тайн тебе не раскроют, но вдруг обнаружится какой-то намек, какая-то зацепка.
– Слушай, – с надеждой в голосе поинтересовался Медведь, – а начальник наш, в смысле – Орех, он ничем по своим каналам не поможет?
– Так он нам это поручил, значит, сам не может. Во всяком случае, по линии его ведомства там ничего привлекательного для американца нет. В этом он твердо уверен.
– А по другим ведомствам?
– Ну, кто здесь может оперативно помочь? Пока запрос составят и отошлют, пока те ребята решат, стоит ли отвечать, пока пришлют ответ... Могут, кстати, и отказать – причин найдется, если надо, сколько угодно.
– Хорошо. Я поехал. Счастливо вам и – звоните, если что.
Медведь кивнул Лайме, пожал Корнееву руку и со всеми предосторожностями покинул дом.
* * *Отринув всякие опасения и рискуя привлечь к себе излишнее внимание, Медведь решительно сузил круг поисков. Дело пошло живее, однако ни намека, ни полслова, нигде и ничего не нашел он об особой роли деревни Богодуховка в деле укрепления обороноспособности страны. Нашлась бумага, что во время Первой мировой в Тихорецке был создан резервный склад боеприпасов. И все.
Вечером Медведь сидел на кухне, уставясь невидящими глазами в список архивов, исчерканный красным карандашом.
Столько времени и сил впустую! Хотя, может быть, и не совсем впустую. К счастью, Иван не поленился посетить фото– и кинохранилища. В киноархивах вообще никакой Богодуховки не оказалось, но хотя бы сидеть часами не пришлось. Зато нашлась одна странная фотография. На карточке каталога значилось: «Этап международного авторалли, машины-лидеры на высоких скоростях проезжают деревню Богодуховка (колхоз „Красный партизан“) Тихорецкого района Московской области». Фото В.Кузькина, 05.1977 г.
На снимке изображены в движении (сильно смазаны) несколько машин. Снимок сделан с большого расстояния. Из-за этого машины на дороге видны плохо, а вот лес за дорогой – хорошо. А за деревьями видны какие-то строения. Ничем не примечательная картинка, кроме одной странности. Вместе с малочисленными зрителями, машущими руками и платками (видимо, деревенских согнали приветствовать, понял Медведь) в объектив попал какой-то человек в костюме (брюки-пиджак-галстук, явно не колхозник). Точнее, не целиком человек, а лицо, часть туловища и рука, протестующе поднятая вверх. Этот человек получился совсем смазанным, черты лица едва угадывались. Видны были один глаз, кусок носа и рот. Рот был приоткрыт, словно он произносил что-то. В общем, Медведю и гадать не надо было – мужчина в штатском наверняка говорил: «Прекратите съемку». Или нечто похожее по смыслу. Медведь, разумеется, заказал копию фотографии.