– В каком смысле?
– У них там разные направления есть. Но все поставлено на широкую ногу: импортные металлоискатели, землеройная техника. Наобум не работают – копают, руководствуясь исключительно картами военной поры. Главная фишка – обнаружить нетронутые военные захоронения, причем как наших солдат, так и немцев. Вскрывают братские могилы, фильтруют содержимое.
Лайма содрогнулась и сказала:
– Как можно, ведь это же кощунство.
– Конечно. Но представляешь, какие это деньги? Оружие, боеприпасы – все идет в дело. Они же бандюкам все это продают. А коллекционеры? Ордена, медали, бляхи всякие. Каски. Будешь смеяться, но у них покупают даже пластиковые коробочки с презервативами, которые солдатам вермахта выдавались.
– Какая гадость!
– Гадость, – радостно согласился Корнеев. – Но главный бизнес они делают на немецких именных медальонах. Если есть такой медальон, родственники могут подавать правительству прошение о пенсии. Пенсии, предсталяешь, какие там?
– Что-то я не очень...
– Объясняю. Находят ребята именной медальон. Затем анонимно (обычно через Интернет) запрашивают за них с граждан Германии по нескольку тысяч евро. Некоторые умудряются и на иномарку заработать.
– Ничего себе! – выдохнула Лайма.
– Так вот наш герой у них там один из первых. Кстати, он ведь был судим, но попал под амнистию.
– За что его судили?
– Вот как раз за хранение и торговлю оружием, которое они с приятелем добывали на месте старых боев.
– А что он здесь искал? Тоже оружие?
– Сложно сказать. Ты же видела карты – пометок много, планы были грандиозные. Наверное, и подельщики где-то есть. То ли еще приедут, то ли в другом месте остановились.
– Вопросы, одни вопросы, – грустно заметила Лайма. – Зачем приехал, куда исчез, да и вообще – при чем тут Шашков?
* * *– Я мог бы потребовать сатисфакции, – важно заявил Корнеев. – Моя родственница едва не подверглась насилию с вашей стороны. Скажите спасибо писателю за то, что он вам помешал...
Налитый свинцовой угрюмостью, Чуприянов смотрел на него исподлобья.
– Ах, Антон! – воскликнула Саша, проходя мимо и мгновенно навострив уши. Она стукнула опешившего Анисимова по плечу. – Ты помешал Лайме подвергнуться насилию? Да как ты посмел?
Она расхохоталась и отправилась за очередным бокалом шампанского. Стоявший поодаль Бабушкин приблизился к ним и с чувством сказал:
– Постоянно мечтаю о том, как раздену Сашку. – У мужчин мгновенно вытянулись лица, а он добавил: – Хочу посмотреть, как она вздохнет с облегчением, когда ее кто-нибудь наконец расшнурует.
Саша, по своему обыкновению, затянутая в неправдоподобно узкое платье, шла по комнате танцующей походкой. Вечеринка, устроенная четой Дюниных в честь окончания отделочных работ в коттедже, была в самом разгаре.
– Слушайте меня! – крикнула Саша и постучала ножом по бокалу. – Если досидим до ночи, сможем все вместе посмотреть мой новый клип! Сегодня состоится его телевизионная премьера! Кто за?!
Конечно, все проголосовали за. Одна Леночка Дюнина ворчливо заметила:
– Вообще-то мы не телевизор собрались смотреть.
К приходу гостей она уже оказалась слегка навеселе и теперь, когда оптимальная доза алкоголя в ее крови была сильно превышена, сделалась раздражительной. Когда она повышала голос, в нем слышались признаки приближающейся истерики, но Лайма надеялась, что до «грозы» дело все-таки не дойдет.
Дюнин, наслаждавшийся ролью бенефицианта, обращал на супругу очень мало внимания. Он расхаживал перед гостями на своих длинных-предлинных ногах и в подробностях, с огромным удовольствием рассказывал о том, как все здесь устраивал.
Дом у него получился по-африкански ярким. Ядовитые, без всяких оттенков цвета обивки и драпировок веселили глаз и будили воображение. Раздвижные перегородки то отъезжали в стороны, то захлопывались, образуя затейливые лабиринты, а гротескные люстры походили на гроздья гигантского винограда.
Граков подошел к Лайме только один раз, едва они с Корнеевым появились.
– Мне нужно с вами поговорить, – вполголоса сказал он, беспечно улыбаясь. Его улыбка абсолютно не вязалась со словами. – Но – позже. Я сам найду подходящий момент, хорошо?
Она кивнула, стараясь не выдать своего беспокойства. Что-то произошло? Вдруг Граков неожиданно сообщит ей сведения, которые смогут повлиять на ход расследования? Потом Лайма не раз ловила на себе озабоченный взгляд Степана, который он тотчас уводил в сторону.
Бабушкин привел с собой Арчи, который повалился отдохнуть прямо перед входом. Припозднившимся гостям пришлось через него перешагивать, на что пес реагировал вяло – только стучал хвостом по паркету. Саша принесла с собой Лили, и та обтявкала Арчи прямо с ее рук. Через некоторое время обе собаки переместились на веранду – Лили сидела в кресле, Арчи растянулся напротив.
Ведомая чувством справедливости, Лайма подошла к Чуприянову и отвела его в сторонку. Потребовалось не слишком много времени, чтобы смягчить его, поскольку главным виновником своей неудачи он, несмотря ни на что, считал Анисимова. Взяв бизнесмена за руку, Лайма зигзагами довела его до библиотеки, дверь в которую Дюнин оставил открытой. Он вообще оставил открытыми все двери, чтобы восхищенная публика могла перемещаться по дому и любоваться интерьером.
– Иди сюда, Дима, – хрустальным голоском потребовала Лайма, потянув жертву к кожаному дивану.
По ее мнению, пора было переходить от бессмысленного охмурежа к прямым провокациям.
– Что? – спросил тот. Злоба в его глазах постепенно начала оседать. Впрочем, он все же не удержался от насмешливого замечания: – А дверь зачем мы оставили открытой? Чтобы твои крики о помощи услышало побольше народу?
– Ну, не будь таким... злопамятным, – сказала Лайма и потрогала пальчиком его рукав. – Для меня все произошло слишком быстро. В принципе, у нас был бы шанс, но...
– Но? – быстро спросил Чуприянов.
– Но я подумываю уехать отсюда. Мне не нравятся окрестности.
Чуприянов так удивился, что даже привстал.
– Да почему?!
– Здесь страшновато, – уклончиво ответила Лайма.
Бизнесмен смотрел на нее непонимающим взглядом и ничего не отвечал.
– Ну, ты ведь понимаешь, о чем я говорю?
– Нет. То есть я однозначно не понимаю.
Лайма нетерпеливо поерзала на диване. Портреты, развешанные по стенам, смотрели на нее с нескрываемой усмешкой.
– Дима, тут странное место. Ужасно странное. Специфическое. И тут кое-что происходит.
– Но реклама...
– В рекламных проспектах об этом ничего не сказано. Неужели до тебя не доходили никакие слухи?
– Так. – В Чуприянове внезапно проснулся делец и ловчила. – Объясни-ка потолковее. Я должен знать все. Что за слухи?
– Всякие ужасные слухи. И я не буду объяснять, потому что сама толком ничего не знаю, – наморщила нос Лайма. – И даже не собираюсь разбираться, правда это или нет. Раз в этом месте не все благополучно, лучше продать дом, и дело с концом. Ты так не считаешь?
– Да что неблагополучно-то? – начал сердиться Чуприянов. – Нечисть в озере водится? Русалки, заманивающие коров в глубокие пучины?
– Дыма без огня...
Логика была простой. Если Лейтер ехал в Богодуховку обделывать какие-то темные делишки и его действительно убили, тот, кто в этом замешан, постарается сплавить Лайму из поселка. Действительно: раз она забеспокоилась, пусть катится на все четыре стороны. Тем более, что она не собирается разбираться в ситуации. Рано или поздно, сегодня или завтра, но тот, у кого рыльце в пушку, поддержит ее идею покинуть Богодуховку.
– Слишком примитивно, командир! – сказал Корнеев, когда она накануне вечеринки поделилась с ним своими планами.
– Дорогой мой Евгений, в основе всех преступлений лежат весьма простые мотивы. Преступники же зачастую попадают в примитивные ловушки, потому что ожидают от ловца изощренного хитроумия.
– Полагаешь, тебя считают ловцом?
– Возможно. Мы появились здесь непосредственно после убийства Лейтера, это само по себе подозрительно.
Корнеев не стал больше возражать, хотя идея «подразнить зверя» пришлась ему не по душе.
Лайма тем временем начала приводить план в исполнение. Итак, Чуприянов был «охвачен». Теперь предстояло кинуть наживку следующему карасю. Она решила, что им должен стать Бабушкин. Он совершенно непредсказуем: в любой момент может подхватиться и убраться восвояси, сославшись на выдуманные обстоятельства.
Однако Бабушкина в гостиной не оказалось. Лайма зорким глазом оглядела окрестности, но не нашла его. Отправился в ванную комнату? Она решила, что это даже хорошо – никто не помешает ей обрушить на его голову свою легенду.
Дюнин уже показал им обе ванные на первом этаже. Одна была слишком далеко, до нее надо добираться через анфиладу комнат, вряд ли Бабушкин отправился туда. Вторая находилась совсем рядом. От входной двери направо, по коридору до конца.
Как только Лайма свернула в этот самый коридор, она услышала громкие голоса. Ссорились две женщины. Учитывая то, что Саша продолжала пить шампанское в компании Анисимова и Гракова, расклад был понятен – Леночка и Венера.
Лайма даже знала, из-за чего они ссорятся. Вернее, из-за кого. Она сбросила туфли и взяла их в руки. На цыпочках подкралась поближе к ванной и навострила уши, чтобы не пропустить ни одного слова.
– Не твое собачье дело, почему я напилась! – визгливым голосом говорила Леночка.
– Да пей сколько хочешь, хоть упейся, – резко бросила Венера. – Только к людям не приставай.
– К людям! – передразнила Леночка. – Ты видела себя со стороны? У тебя при виде Артура слюни текут.
– А у тебя не текут?
– Пошла ты!
Они еще некоторое время ругались, потом словесная перепалка зашла в тупик, и Лайма нырнула в ближайшую комнату, чтобы переждать исход из ванной. Венера удалилась, хлопнув дверью, а Леночка осталась. Внутри продолжала шуметь вода, но шум этот сопровождался теперь отчаянными всхлипами. «Ну, вот, – смятенно подумала Лайма. – Пьяные слезы». Она была уверена, что слезы проливаются по Корнееву. В конце концов, девицы из-за него поцапались.
Когда она постучала в дверь, Леночка открыла незамедлительно.
– Лайма! – воскликнула она. – Я рада, что это именно ты!
– Что случилось, Лена? Почему ты плачешь?
– Я хочу уехать, – пробормотала та, прижимая к лицу полотенце.
– Ну, зачем же так сразу... Уехать! Почему уехать?
– Здесь происходят всякие ужасные вещи.
Лайма решила, что ослышалась. Ужасные вещи?! Эти самые слова она только что говорила Чуприянову! Неужели напала наконец на золотую жилу и услышит сейчас что-то действительно интересное?
– Лена, – проникновенно сказала Лайма, почувствовав, что на спине от напряжения появилась липкая дорожка пота. – Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду. Какие ужасные вещи?
– Я не могу сказать. – Леночка оторвала полотенце от лица на одну секунду, а потом снова уткнулась в него носом. – Я просто не могу.
– Но почему?
– Потому что это опасно, – ответила она, отбросив полотенце в сторону. Лицо у нее было абсолютно несчастным.
Лайма ощутила внезапный холодок в сердце. Как будто она стояла перед глубоким колодцем и заглядывала вниз, в гулкую пустоту. Стараясь унять дрожь, она взяла Леночку за руку и крепко ее сжала:
– Ты должна мне все рассказать. Я смогу тебе помочь. Обещаю, что помогу. Что бы это ни было.
– А вдруг меня убьют? – спросила хозяйка дома изумленным голосом, словно и сама не верила в подобное предположение.
Лайма не стала ахать и охать, а коротко спросила:
– Кто?
– Боже мой, я просто сошла с ума! – воскликнула Леночка, неожиданно перепугавшись. Она даже закрыла себе рот ладонью. Алкоголь продолжал вытекать из ее глаз жидкой водицей.
– Кто?!
Лайма готова была схватить ее за шею и прижать к кафелю, чтобы она наконец перестала тянуть кота за хвост.
– Понимаешь, я думала, что это не имеет никакого значения... – Леночка перешла на шепот. Потом принялась двумя руками утирать слезы. – Я думала, это все не всерьез. А оказалось, что даже слишком серьезно.
– Да не говори ты загадками! – прошипела Лайма. – Кого ты боишься? Кто тебе угрожал?
И тут по закону подлости прямо под дверью раздался резкий голос Дюнина:
– Ленка, ты тут?
Та вздрогнула и громко ответила:
– Да, да, я тут, сейчас приду.
– Не сейчас – немедленно, – у него был такой тон, словно он собирался устроить ей порку розгами. – Я не уйду, пока ты не выйдешь.
– Подожди минутку! – попыталась задержать ее Лайма, но – напрасно.
Леночка полетела на зов супруга, отмахнувшись от нее на ходу:
– Не обращай на меня внимания! Я просто перепила.
– Но ты сказала...
– Потом, ладно? – И она пулей вылетела за дверь.
Лайма готова была рвать и метать. Догнать ее? Отбить у Дюнина? А если это он так запугал Леночку? Тогда он сразу поймет, что жена ляпнула лишнее, и им обеим не поздоровится. Остается только дождаться удобного момента и попытаться еще раз остаться с ней один на один.
Лайма вошла в гостиную и поискала глазами супругов Дюниных. Они стояли в уголке и решали вопрос, когда подавать горячее. Слезы на Леночкиных глазах высохли практически мгновенно, не оставив даже следа, хотя рыдала она по полной программе. С пьяными всегда так. Они падают – и не бьются, плачут – и не покрываются пятнами.
Корнеев притиснул Венеру к окну, на котором стояли одинаковые горшки с одинаковыми фикусами, и принялся охмурять ее со всей доступной ему страстностью. Вид у Венеры был всполошенный, как у согнанной с насеста курицы.
– Вам ведь нравится подводное плавание? – напирал Корнеев, поедая ее глазами. – Нравится?
– Ну... В принципе...
– Я к нему с детства пристрастился, – признался Евгений с мечтательным выражением на лице.
– Давайте сегодня не будем предаваться воспоминаниям, – пискнула Венера.
Усы Корнеева, похожие на замшевый шнурок, который хотелось обязательно потрогать, парализовали ее волю.
– Вы даже представить себе не можете, – с жаром говорил он, – какие испытываешь чувства, когда погружаешься в воду, на самую глубину.
– Нет, я могу, могу! – жалобно ответила Венера. – Не стоит так горячиться.
– Всякому делу я отдаюсь страстно! – воскликнул Корнеев, памятуя о том, что эта женщина ценит по-настоящему увлеченных людей. – Так вот: от того, каким способом ты погружаешься, очень многое зависит.
– Неужто вы все так хорошо помните?
– Ну, как же я могу забыть? – Корнеев всплеснул руками. – Один раз я плыл в лодке...
– Прошу вас, – с надрывом выговорила Венера. – Это выше моих сил.
Корнеев озадаченно примолк, потом решил, что догадался о причине ее переживаний. Вероятно, она уже «готова». Нужно увести ее в сад и поцеловать, пока накал чувств не остыл.
Остряков, наблюдавший за ними с затаенной ухмылкой, едва не подавился, когда увидел, как эти двое – с совершенно обалдевшими лицами – выскользнули из дому. Лили тявкнула и тут же замолчала. Арчи, естественно, даже не удосужился подать голос.
Лайма понадеялась, что они не остались на веранде, и на секундочку вышла, чтобы припудрить нос. Лили обрадовалась ее появлению и принялась бегать вокруг, отчаянно виляя хвостиком. Лайма погладила собачку, потом достала пудреницу и посмотрела в зеркальце.
– Вот вы где! – раздался у нее за спиной голос Гракова.
Она обернулась и поспешно убрала пудреницу в сумочку. Граков был невероятно серьезен и, кажется, нервничал.
– Что случилось? – сразу же спросила Лайма. – Вы весь вечер собираетесь мне что-то сказать...
– Да, действительно. – Степан был одет в черные брюки и голубую рубашку, которая оттеняла его яркие глаза. Он посмотрел на Лайму в упор и все-таки решился: – Антон отозвал меня в сторону и на полном серьезе заявил, что вы не вдова Перворукова. И будто бы у него есть доказательства.
Лайма рассмеялась.