Он, сперва отшатнувшийся от двери, решив, что пришли верные королю люди, дабы забрать его жизнь, увидев Маргариту, скривился:
– Что вы здесь делаете?
Теперь она, в измятом платье, растрепанная, была ему особенно неприятна. Глядя на нее, Генрих видел не женщину, но нечто в высшей степени отвратительное, дочь дьяволицы.
Отродье тьмы.
– Пытаюсь спасти вас. – Маргарита встала на колени. – Я беседовала с матушкой, и она обещала, что вам оставят жизнь, если вы проявите благоразумие… если вы отречетесь от своих заблуждений…
– Своей веры…
– Заблуждений, – упрямо повторила Маргарита. – И вернетесь в лоно католической церкви. Тогда и вера, и Господь, и я сама стану вам защитой…
– Я согласен.
Он, проведший взаперти без малого час – и час этот показался ему вечностью, – успел представить тысячу смертей, одна ужасней другой. И проклял тот час, когда ведомый жадностью, поддался на матушкины уговоры.
Будь она жива…
Маргарита растерялась. Она готовилась к тому, что уговаривать супруга придется долго, и искала новые и новые аргументы, он же… он и не пытался возражать. И сейчас, растерянный и слабый, был ей неприятен.
– Идите. – Генрих вспомнил, что он король, пусть и королевство его было далеко, а верных подданных и вовсе, быть может, не осталось. Разве что нелепая его супруга. – Ну же, вставайте… идите… скажите ей, что я принимаю ее условия…
Вялый взмах руки, слабое подобие повелевающего жеста…
– Идите… скорей… я устал ждать.
Он повернулся к Маргарите спиной.
Далматов не чувствовал себя женатым.
Безумное решение, но почему-то не вызывало желания немедленно его отменить. В принципе отменить. И призрак Варвары поблек.
Интересное дело. Штамп в паспорте как метод избавиться от приворота.
Он хихикнул, а потом не выдержал, рассмеялся во весь голос. Люди смотрели на него с недоумением, должно быть, завидовали, что он может позволить себе этот смех, без видимой причины.
Весело.
Ведь не собирался, а тут… с другой стороны, разводы еще никто не отменял, хотя самому Далматову мысль о разводе была неприятна.
Он дошел до магазинчика, небольшого, но на диво уютного. За стеклом витрины выстроился десяток разномастных тортов и тортиков, и Далматов почти всерьез озаботился проблемой выбора, хотя и подозревал, что ничего из представленного ассортимента съесть не сможет.
Но тут зазвонил телефон.
– Привет, – в трубке раздался тоненький Варварин голосок.
– И тебе привет. – Далматов указал на крайний торт, огромный, темный и украшенный розами из белого шоколада. Торт был достаточно внушительным, чтобы понравиться тетке из загса.
– А вы куда пропали? Тебя нет…
…и девочку это опечалило.
– И так грустно стало, – сказала Варвара, оправдывая догадку. – Уехали…
– Да.
Торт продавщица доставала медленно, и выражение лица у нее при том было весьма торжественным, точно она догадывалась, по какому именно поводу торт понадобился.
– А меня не взяли. – Капризные нотки и наверняка надутые губки, и прядочку на пальчик наматывает. Девочка-куколка…
– Не взяли, – весело согласился Далматов.
– Почему?
– А зачем ты нам здесь?
– «Здесь» – это где?
– На твоей исторической родине. – Далматов смотрел, как торт накрывают прозрачной крышкой, а затем ловко перевязывают бечевкой.
Рассчитался карточкой.
И не удержавшись, добавил шоколадку, которую после отдал продавщице:
– Вам.
– За что? – удивилась она.
– А просто так.
Сегодня у него хорошее настроение, а это – достаточно веский повод, чтобы угостить незнакомого человека шоколадкой.
– Ты… вы… – А Варвара разозлилась. Надо бы сказать ей, что от злости появляются морщины, но Далматов промолчит. На Варварины морщины ему плевать, впрочем, как и на саму Варвару.
Чудотворная это вещь, штамп в паспорте.
– Вы полезли в мою жизнь! – Наконец она справилась с возмущением.
– Не совсем верно, девочка. Сначала ты полезла в нашу. Поэтому не строй из себя обиженную.
– Ты… у меня слов нет!
– И замечательно. Кстати, где ты взяла мой номер?
– Саломея дала.
Ложь. И ведь глупая, та, которую проверить легко.
– А если у нее спрошу?
Варвара фыркнула. Кажется, на беседу в подобном тоне она не рассчитывала. А на что рассчитывала? На мирное чириканье в духе неразлучников? На тоску, которая охватила бы Далматова после этого звонка, заставив искать встречи.
– Ладно. Я взяла ее телефон.
– Без спроса.
– Будто бы она разрешила! – И такое искреннее возмущение. Нет, девочку определенно мало пороли в детстве.
– Именно. Не разрешила бы. А брать чужие вещи без разрешения – нехорошо. Тебя этому не учили?
Он стоял на перекрестке, глядя на то, как проносятся мимо машины. Опять же, спешат. А день клонится к закату. Зимой дни короткие, а закаты, напротив, длинные, муторные. В городах – сизо-лиловые, что голубиная грудка, наполненные дымами и светом фар.
– Илюша… ты меня совсем не любишь. – Варвара решила вернуться к первоначальной цели своего звонка.
– Не люблю, – согласился Далматов с величайшей охотой. – И полюбить не собираюсь.
– Посмотрим!
Она была зла. Настолько зла, что еще немного, и сорвется. Интересно, что тогда скажет?
– Не надо смотреть. – Далматов говорил медленно, надеясь, что тон его достаточно красноречив. – К слову, можешь нас поздравить…
– С чем?
– Со свадьбой.
– Свадьбой?! – сколько ярости.
И разочарования.
И кажется, она и вправду считает себя несправедливо обиженной.
– Мы с твоей сестрицей решили, что помолвка наша несколько затянулась. А тут у вас загс симпатичный. Вот и расписались…
– В загсе…
– Ну не на заборе же. В загсе, естественно. Так что…
– Это ничего не значит! – Она все-таки сорвалась. И Далматову слышно и тяжелое дыхание Варвары, словно она бежала, быстро, долго. И стук ее каблучков, он лишь надеялся, что стучали они не по дубовому паркету, к этаким вольностям непривычному. И мерное щелканье, точно в руке у нее был метроном.
– Почему ничего? Это значит, что она – моя законная супруга.
А хорошо звучит.
Законная.
Супруга.
– Ничего… ты будешь моим. Я так решила. И она… она не помешает. Еще немного, и ты поймешь!
– Что пойму?
– Что любишь меня, и только меня! Ты сам будешь умолять выйти за тебя замуж…
– А жену нынешнюю куда?
– Разведешься… нет, ты избавишься от нее! Сделаешь так, чтобы я больше никогда о ней не услышала… чтобы… – Она задохнулась, закашлялась.
– Деточка. – Далматов старался говорить спокойно, хотя эта ее эскапада самым неожиданным образом привела его в ярость.
И отнюдь не планами глупышки.
О планах он знал, но это ее…
– Осторожней, деточка. Я ведь могу избавиться и от тебя. И поверь, совесть меня мучить не будет.
– Ты не посмеешь!
– А что меня остановит? Неземная любовь? Ее нет. Быть может, и появится. Хотя если я вдруг почувствую в себе настоятельную надобность положить свое пылающее сердце к твоим стопам, я скорее всего сверну тебе шею.
Тишина.
Думает? Пытается понять, сколько в этом правды?
Далматов надеялся, что был убедителен. Все-таки убивать он не любил.
– Ты… не посмеешь.
– Придумай что-нибудь новое.
– Я расскажу Саломее, что ты мне угрожал.
– Не думаю, что это ее удивит.
Злится. И злость тяжелая. Вязкая. Ощутимая на расстоянии. Она – почти безумие. Девочка привыкла получать те игрушки, которые желает. Только Далматов игрушкой быть не собирается, а собирается жить в свое удовольствие долго, местами, если повезет, и счастливо.
– Послушай. – Он заговорил мягче. – Найди себе другую жертву, а? На мне ведь свет клином не сошелся. Хватает состоятельных дураков…
– А ты умный, значит?
– И это тоже. – Ложной скромностью Далматов никогда не страдал. – Но еще я имел дело с разными… своеобразными вещицами, вроде твоего медальона или того, что в нем хранилось. Поэтому я знаю, что если вдруг начинаешь испытывать нехарактерные для себя эмоции, вроде пламенной любви, то дело не в тебе, а в некой пакостной девице, которой неймется выйти замуж.
Варвара обиженно засопела.
– Поэтому и советую девице этой прекратить маяться дурью. Иначе хуже будет.
– Опять угрожаешь?
– Скорее предупреждаю. Видишь ли, вещицы эти, как я уже говорил, характером обладают. И четкой задачей… и вот, если не получается эту задачу выполнить, тогда происходит…
– Что?
– Всякое. Как правило, неприятное. И обычно с хозяином.
Далматов отключился.
Поговорили и хватит.
А Саломея встретила хмурым взглядом:
– И где тебя носило?
Он лишь плечами пожал и торт на стол поставил:
– Вот…
Тетка засуетилась, и в комнатушке, и без того тесной, стало вовсе не повернуться. Саломея же, оказавшись рядом, прошептала:
– Значит, беременна?
– Дорогая, – Далматов подхватил ее под локоть, – не волнуйся. Тебе вредно. Кстати, тут сестрица твоя звонила пожелать мне доброго дня. Ее весьма обеспокоил наш отъезд, а свадьба вообще возмутила. Думаю, тем, что ее не пригласили.
– Смеешься?
– Смеюсь. Только… рыжая, из дома я ее выставлю. Не обижайся, но видеть ее у меня нет ни малейшего желания. Еще подсыплет мышьяку в кофий…
Она кривовато улыбнулась.
Волнуется?
И злится, но не всерьез. Когда всерьез, то все иначе.
– Бестолочь ты…
Как есть.
А торт оказался не таким уж поганым.
Ночевали в гостинице, и портье с готовностью вручил ключ от номера для новобрачных.
– Далматов, ты все-таки издеваешься? – Саломея огляделась.
Номер был неплохим. Чистым. С огромной кроватью под балдахином из искусственного атласа, с медвежьей шкурой, что удивительно, натуральной, и псевдокамином, в котором плясал псевдоогонь.
– Почему? Отказываешься исполнять супружеский долг?
И ужин принесли.
Устроился Далматов на полу, на той самой шкуре, которая оказалась ко всему вполне чистой.
– Садись. И не бойся, приставать не стану.
– А я не боюсь. Надеюсь.
– Вопрос, на что именно…
– Ешь, – буркнула она. – И помолчи.
Молчали оба.
И первой молчание нарушила Саломея.
– Как ты… не плохо?
– Нет. – Далматов вытянулся на шкуре. – И даже хорошо… кандидатов несколько. Первый – отец…
– Зачем ему?
– Чтобы доказать свою правоту. Он ведь убежден, что Варвара – ведьма, которой самое место в монастыре. Убивать ее не хочет, все-таки родная дочь. А вот довести до мысли о спасении души… правда, у Вареньки с мыслями о душе туго…
Саломея пересела и теперь была рядом – руку протяни. Но Далматову руку протягивать было лень, и он обе сцепил на груди.
– Осталось понять, чем и как он их травит. У меня есть медицинские карты. И отчеты о вскрытиях, но пока ничего не понятно. Слишком размытая картина. Второй кандидат…
– Бывший одноклассник.
– Верно.
– Он ее любит, если верить твоей свидетельнице. И значит, ей бы вреда не причинил.
– Спорный вопрос. Отелло Дездемону тоже любил…
– Нет. Если бы хотел убить ее, убил бы сразу. Но нет… он хотел и хочет на ней жениться, а мужья мешают. Более того… – Саломея замолчала ненадолго. – Он может убивать из альтруистических побуждений.
– Это как? – Далматов не понял.
Жена сидела близко, но не настолько близко, как ему хотелось бы.
– Смотри, Андрей ее ревновал ко всем. Скандалы закатывал. Яков бил. А последний…
– Просто метод решения проблем понравился.
– Возможно. А быть может, мы чего-то о нем не знаем… или поклоннику показалось, что Олег этот чем-то Варвару обидел. Причина не обязательно должна была быть настоящей.
– Ему показалось…
– Именно.
– И тогда понятно, почему у нее есть алиби. Он знал, что будут подозревать Варвару. И снова защищал ее…
– Есть одно «но». – Далматов задрал голову, глядя на Саломею снизу вверх. – Не тот типаж. Не тот характер. Отравитель – это… это человек с крепкими нервами. Способный ждать и дождаться подходящего момента. А Василий наш полез в драку…
– Когда это было.
– В школе, – согласился Далматов.
– Вот. Он был подростком…
– Второй момент. Он еще сидел, когда первый из супругов отправился на тот свет. Не сходится. И третий момент, я еще проверяю, но похоже, что он и вправду на Севере работает.
И Саломея вынуждена была признать, что он прав.
– Тогда идем дальше. – Далматов сел. – Надежда. Мать Андрея.
– Она…
– Только не говори, что она не способна пойти на убийство. Все люди, рыжая, в той или иной мере способны. И она не исключение. Смотри, сына своего она любила до безумия. Вкатать несчастному подростку два года за банальную драку? Что это, как не слепая материнская любовь. А тут дорогой мальчик умирает. Покончил жизнь самоубийством. Быть может, перепил, а может, наследственность дурная, но наша судья с такой постановкой вопроса не согласна. Ей нужен виновный, а лучше виновная.
– Хорошо. Допустим, она решила, что виновна Варвара… тогда почему не убила ее? Это ведь проще.
– Проще, – согласился Далматов и похлопал по шкуре: – Сядь сюда.
– Зачем?
– Затем, что я попросил. Не бойся, на девичью честь покушаться не стану. Мне, может, просто приятно, когда ты рядом.
– Я и так рядом, – проворчала Саломея и все же пересела. – Но все-таки…
– Все-таки… с точки зрения нормального человека, логичнее убить того, кого ненавидишь. Но мститель априори не является нормальным. Нет… вот смотри, убьет она Варвару. И что?
– Что? – послушно переспросила Саломея.
– А то, что сын не оживет, а объект, на который можно перенаправить свою ненависть, исчезнет. Куда выгодней, чтобы этот объект жил, но страдал.
– От неразделенной любви?
– Скорее от нереализованных планов. Девочке нужны деньги и красивая жизнь. И Надежда показалась мне достаточно умной женщиной, чтобы это понять. Заметь, всякий раз, когда Варвара была близка к цели, ее планы разрушались. Это ведь болезненный удар. Морковка сладкая, перед носом качается, а дотянуться – никак.
– Убивать других ради…
– Из торжества справедливости. Если Надежда и вправду мстительница, то она найдет оправдание собственным поступкам. К примеру, Яков… престарелый бабник, охотник за молодыми девицами. Первую жену бросил. От ребенка отрекся. С точки зрения Надежды, отрекся. И не важно, что ребенку этому хорошо за тридцать… ко всему Яков пьет и распускает руки. Думаю, последнее обстоятельство Надежду даже устраивало. Он ведь бил Варвару, а это вполне справедливо. Но Варвара решила сбежать…
– Откуда она узнала? – парировала Саломея. – Не думаю, что Варька поделилась с бывшей свекровью планами…
– Она поделилась ими с матерью. Верно?
– Пожалуй… надо будет завтра уточнить.
– Поделилась. Она тоже не железная, эта бестолковая девка, ей нужна отдушина. Смотри, о мечтах своих она рассказывает Настасье, и та слушает, пока не наступает разрыв. То же самое – с одноклассницей… и тоже разрыв. Варваре же жизненно необходимо поговорить. Думаю, она сказала матери…
– А та проболталась Надежде?
– Или Настасье… не специально. Разговор. Обмолвка… да и есть еще одно – финансовый след. Если Надежда следила за твоей сестрицей, то сообразила бы, что та создает денежные запасы… так что узнать – не проблема… дальше – выбрать момент. С Яковом она приятельствовала, следовательно, могла подобраться близко. Скажем, попросила о приватной встрече… пообещала рассказать кое-что о молодой его супруге…
– Ты сейчас фантазируешь.
– Это не запрещено, – возразил Далматов. – И не фантазирую, моделирую ситуацию.
– А разница?
– Глобальная.
Саломея фыркнула и тихо рассмеялась:
– Я уже и забыла, какой ты…