В конечном счете почему Кейну так важно, чтобы прекратились эти эксперименты? Я уверен, что он затаил обиду на создателя и намерен отомстить. Но еще больше он жаждет, чтобы его оставили в покое.
– Это объясняет, почему он вообще решил помочь нам. Должно быть, вам приходила в голову мысль о том, что его предложение может оказаться ловушкой?
– Вполне вероятно, что он действует с ведома доктора. Но если бы он хотел убить нас, то с легкостью проделал бы это еще на Бейкер-стрит…
– Что ему почти удалось.
– Почти, – с усмешкой признал Холмс. – Но почему он все-таки оставил нас в живых? Допустим, Кейн до сих пор слишком боится создателя, чтобы схватиться с ним один на один, и рассчитывает на нашу помощь. Или же он продолжает работать на этого человека, которого называет отцом, и вся рассказанная им история – сплошной обман.
– Есть только один верный способ узнать это, – заметил Майкрофт.
– Разумеется, – не стал спорить Холмс. – Но мы должны сделать все возможное, чтобы получить хотя бы минимальные шансы на успех.
Тут мне в голову пришла хорошая идея.
– Я знаю надежного человека! Инспектор Манн – он не местный и, безусловно, заслуживает полного доверия.
Я посмотрел на Майкрофта, и тот неохотно кивнул.
– Придется довериться вашему мнению, доктор, – сказал он. – Но упаси вас бог, если отчет об этой операции появится в «Полицейской газете».
– Превосходно, – подытожил Холмс. – Я предоставляю вам право пригласить его. У меня есть на примете еще несколько кандидатур. Если Майкрофт позволит нам взять с собой и других представителей закона, я поговорю с ними по дороге.
– По дороге куда? – спросил я, опасаясь, что опять оказался не в курсе событий.
– К месту жительства того человека, который выдает себя за доктора Моро, – ответил Холмс.
– Что? – одновременно вырвалось у нас с Майкрофтом – мы не поверили собственным ушам.
– Сомневаюсь, что он будет дожидаться нас, – продолжил Холмс с таким видом, будто исчерпывающе все объяснил. – Этот человек далеко не глуп. И раз уж он сделал все возможное, чтобы скрыть свое лицо, я искренне удивлюсь, если он не обезопасил себя от ареста в такой важный для осуществления его планов момент.
– Но кто же он тогда? – растерянно спросил я.
Холмс усмехнулся:
– После того как вы столь успешно провели свое расследование, я и мечтать не могу о том, чтобы давать вам какие-то пояснения. Уверен, что вы придете к правильному выводу и почувствуете гораздо большее удовлетворение, если доберетесь до цели своим ходом.
Я готов был задушить его.
– А как насчет меня? – напомнил о себе Каррутерс. – Что я должен делать? Ненавижу болтаться без пользы, когда идет подготовка к столь важной операции.
– Мистер Каррутерс, вам будет отведена очень важная роль, – заверил его Холмс. – Можете не сомневаться.
Затем он обернулся ко мне:
– Пожалуйста, поторопитесь, Ватсон! У нас осталось мало времени. Челленджер! Манн!
Я хотел было возмутиться, но по опыту знал, насколько бесполезны подобные попытки.
– Хорошо, я буду вашим мальчиком-посыльным.
Мне хватило выдержки не проронить больше ни слова до тех пор, пока я не вышел из клуба.
Глава 30
Я не люблю вспоминать то ощущение подавленности, с которым отправился в Британский музей. Разумеется, за долгие годы знакомства мы с Холмсом неоднократно расходились во мнениях, и я становился мишенью для его язвительных насмешек. Но прежде, при всех его приступах раздражения и эксцентричных выходках, мы всегда сохраняли взаимное уважение и понимание того, что были и остаемся партнерами. Теперь за пустой болтовней о моем самостоятельном расследовании я видел попытку Холмса отстраниться от меня. Он ничего не рассказывал мне и теперь, в довесок к прежним оскорблениям, не счел нужным посвятить меня в важные подробности операции.
Признаться честно, я подумывал об отъезде с Бейкер-стрит, как уже случилось несколько лет назад. Но в тот раз я собирался начать новую жизнь, а сейчас мне просто необходимо было как-то справиться с разочарованием.
По дороге я остановил кеб возле телеграфной станции, довольный хотя бы тем, что могу подключить к делу инспектора Манна. В отличие от Холмса я с уважением относился к чувствам полицейского и хотел показать, что полностью доверяю ему. Пусть он станет полноправным участником операции, а не просто постоит в сторонке. Я предлагал ему то, чего страстно желал и сам. Ведь мы, в сущности, не так уж и сложно устроены. Что бы ни утверждали психиатры, человек достаточно предсказуемое существо.
Я доехал до Британского музея и на этот раз беспрепятственно прошел внутрь. В то время суток, когда музей открыт для посетителей, попасть сюда гораздо проще. Но, разумеется, наивно было бы полагать, что я так же спокойно доберусь до читального зала, где разместился наш научный клуб.
– Доктор Ватсон? – услышал я старческий голос, и сердце мое ушло в пятки – возле двери в читальный зал сидел уже знакомый мне пожилой смотритель.
– Он самый, – признался я, стараясь говорить бодро и уверенно.
Старик осторожно положил недоеденный сэндвич на бумагу, разложенную у него на коленях, и внимательно осмотрел его, словно это был еще один экспонат музея. Откровенно говоря, сэндвич выглядел достаточно древним.
– Я обязан проверить вас, – сказал смотритель, убедившись, что завтрак находится в безопасности. – Я очень заразный вирус, переносящийся дыхательным путем. Я могу вызвать пневмонию, бронхит, энцефалит и ушную инфекцию. Пятьдесят лет назад я уничтожил половину населения Гавайских островов. Кто я такой?
Черт возьми, я с удовольствием объяснил бы ему, кто он такой, но столь крепкие выражения не следует употреблять при посторонних. Поэтому у меня не оставалось другого выбора, кроме как ответить на его вопрос.
– Корь, иначе называемая рубеолой. Теперь я могу войти или вы желаете учинить медицинский осмотр, чтобы удостовериться, что у меня нет перечисленных болезней?
– В этом нет необходимости, доктор, – ответил он, снова потянулся к сэндвичу и поднес его к морщинистым губам. – Каждый из нас должен исполнять отведенную ему роль.
Тут он был прав. Если уж я так недоволен своим положением, то каково приходилось этому человеку? Легко ли ему сидеть перед закрытой дверью и выслушивать раздраженные ответы заштатного лекаря? Но при этом все равно не обязательно быть таким невыносимым педантом.
Я вошел и увидел, что в научном клубе царит обычный хаос. Перри задремал среди штабелей научной литературы, Кейвор, судя по всему, пытался свернуть журавлика из жесткого ковра, а Лиденброк что-то чертил мелом на боковине книжного шкафа. Как можно ожидать дельной идеи от этого сборища сумасшедших? Позже Майкрофт признался, что заплатил уборщику, чтобы тот собрал все исписанные клочки бумаги (и перерисовал то, что невозможно было унести с собой). Затем Холмс-старший поручил группе ученых разобраться в этих каракулях. Таким образом он приобрел проект усовершенствованного двигателя внутреннего сгорания, новый метод шифровки и таблицу наиболее вероятных результатов матчей по крикету, которые будут проводиться на Лордс-Крикет-Граунд в ближайшие три года, – крайне разнородные, но, конечно же, весьма ценные сведения.
Челленджера, к моему разочарованию, нигде не было видно.
– Профессор, где вы? – позвал я.
– Пригнитесь! – раздался знакомый рык, и я незамедлительно упал на пол.
Копье туземца, пролетев над моей головой, вонзилось в корешок третьего тома «Лепидоптерологии» Лайтфута.
– Я едва не угодил в вас! – довольно рассмеялся профессор, пробираясь между столами с другим копьем в руке. – Физические упражнения поддерживают мозг в рабочем состоянии, – добавил он с таким видом, будто эти слова исчерпывающе объясняли его странное поведение. – Я сейчас размышляю над тем, насколько оперение увеличивает сопротивление воздуха.
Я хотел заметить, что для развития теорий вовсе не обязательно использовать оружие с острым наконечником, но испугался, как бы он в ответ не ударил меня вторым копьем. Имея дело с Челленджером, нельзя исключать и такой возможности. Вместо этого я вкратце рассказал ему о том, что произошло, и передал приглашение поучаствовать в нашей ночной прогулке.
– Экспедиция! Блестящая идея! – воскликнул он, а затем наклонился ко мне и добавил: – К тому же ваше предложение избавит меня от общества этих идиотов.
За спиной у Челленджера Кейвор как раз закончил складывать журавлика и теперь, вероятно, собирался запустить его из окна. Перри внезапно проснулся от собственного храпа, вздрогнул, повалил книги на пол и сам упал вместе с ними.
– Понимаю ваши доводы, – сказал я. – Значит, мы ждем вас на Бейкер-стрит в восемь часов вечера?
– Непременно приду!
Глава 31
Я вышел на Грейт-Рассел-стрит и задумался над тем, что делать дальше. Очевидно, в эту минуту продолжается расследование в доме человека, который, по мнению Холмса, выдает себя за Моро. Мой друг не позвал меня туда, поэтому меньше всего мне хотелось возвращаться домой и дожидаться его, как примерная жена.
Я шел по улице и в ярости ударял тростью по булыжной мостовой. Я отдал бы что угодно, чтобы очутиться сейчас рядом с Холмсом и предложить ему помощь, от которой он, при всей своей холодной логике, не смог бы отказаться.
Но как он смел говорить со мной в таком покровительственном тоне! Он, видите ли, уверен, что я приду к правильному выводу и почувствую гораздо большее удовлетворение, если достигну цели сам.
Поскольку Холмс любил выставить меня идиотом, его фраза произвела особенно неприятное впечатление. Однако предположим, я смогу вычислить преступника. Может быть, я и не обладаю такими способностями в дедукции и сопоставлении фактов, какими наделен он, но это еще не доказывает мою глупость. Мы уже решили, что продолжить опыты доктора Моро мог либо он сам, либо кто-то из его подчиненных. Это достаточно логичный вывод. Даже если мы усомнимся в правдивости заявления Прендика о смерти Моро, все равно доктор был бы сейчас уже в преклонном возрасте. Человек со свиной головой, устроивший нападение на парламент, совсем не походил на старика. Таким образом, под подозрением остаются лишь ассистенты доктора. Кто же мог изучить его методы достаточно хорошо, чтобы попытаться повторить и продолжить опыты? Либо Прендик, либо Монтгомери, вот только оба они тоже умерли. Смерть первого подтвердил инспектор полиции, мнению которого я полностью доверяю. А что можно сказать о Монтгомери, этом пьянице, когда-то работавшем в Департаменте Майкрофта?
Я шел по улице, уже не задумываясь о направлении, просто прислушиваясь к ритму своих шагов, помогавшему привести в порядок мысли.
В моей голове вертелись воспоминания, случайные слова и зрительные образы. Я видел, как обезумевший Прендик выводит на стене собственной комнаты: «Бойтесь Закона!» – ту самую фразу, с помощью которой «Моро» привел в повиновение свою звериную армию во время поднявшейся в парламенте паники. Если верить рукописи Прендика, ужасные создания Моро не раз повторяли этот приказ на острове. Я вспомнил об одном номере «Таймс» и целой подшивке «Кроникл», найденных в доме Прендика, и встал как вкопанный. Тут явно что-то не так. Если он выписывал «Кроникл», каким образом к нему попала «Таймс»? Ее послали как предупреждение? Вероятнее всего. А религиозная брошюра со странной цитатой? Как она связана со всем этим?
Я достал из кармана рукопись Прендика и просмотрел последние ее страницы. Прохожим пришлось обходить меня, и они с неодобрительным ворчанием оглядывались на чудака, остановившегося посреди тротуара, чтобы прочитать какие-то листки. Я перестал замечать людей вокруг, когда добрался до кульминационного момента, где описывалась смерть Моро. И тут все фрагменты мозаики встали на свои места.
«Дети Закона, он не умер, – прочел я вслух слова Прендика, обращавшегося после гибели доктора Моро к его созданиям. Он боялся, что они набросятся на него и Монтгомери, если их не убедить в необходимости и дальше соблюдать правила, установленные их умершим создателем, его „религию“. – Он переменил свое тело, – продолжал Прендик, – и некоторое время вы не увидите его. Он там… – В этот момент автор указал на небо, убеждая монстров в божественном вознесении Моро. – И оттуда он смотрит на вас. Вы не можете его видеть. Но он может видеть вас. – И вот она наконец, та самая фраза: – Бойтесь Закона!»
Разумеется, именно эти слова и были скопированы в религиозной брошюре, которую прислали Прендику вместе с газетой, чем и подтолкнули его к самоубийству.
Но кто именно послал их? Монтгомери? Может быть, и так – он работал когда-то с доктором Моро.
А затем меня словно громом поразило. Листки рукописи Прендика выпали из моих рук, как только я понял, что мы упустили в своих рассуждениях одну деталь. Монтгомери не единственный, кто ассистировал Моро. У доктора был еще один помощник. Тот, кто без труда мог узнать о заявлениях Прендика, возвратившегося с тихоокеанского острова, и так же легко мог выследить его и послать роковую почту. Этот человек умудрился спрятаться, все время оставаясь на виду. Как только передо мной блеснула истина – как и предсказывал Холмс, я даже без всяких доказательств не сомневался в своих выводах, – невероятное чувство единства захватило меня. При всех своих отвратительных манерах Холмс оказался абсолютно прав: в самостоятельном решении загадки было нечто невыразимо приятное, от чего у меня перехватило дыхание. Теперь я знал, кто стоит за всем этим.
Тем неожиданнее было увидеть, как этот человек вылезает из кеба и идет через улицу ко мне навстречу.
– Мое почтение, доктор, – сказал Митчелл. – Я охочусь за вами с тех пор, как мне сообщили, что вы вышли из Британского музея.
– Так это вы? – воскликнул я, еще не оправившись от потрясения, вызванного собственной догадкой о личности нового «Моро», а теперь узрев его перед собой. – Все это время вы тайно помогали ему, проклиная его в своих статьях и уверяя читателей, что он сбежал из страны… все это время…
– Да, потому что понял, какую выгоду могу извлечь из его потрясающих опытов, – признался он. – Однако здесь не место для серьезного разговора.
Он жестом подозвал кебмена, и тот подошел к нам. Его котелок был глубоко надвинут на глаза, кашне закрывало половину лица. Но когда он приблизился, я понял, что у него кошачьи глаза. Кебмен чуть ослабил кашне, и этого оказалось достаточно, чтобы разглядеть черную шкуру и острые клыки пантеры.
– Я нуждаюсь в вашем обществе, доктор, – сказал Митчелл. – Прошу вас не проявлять глупого упрямства. Мой друг снесет вам голову одним взмахом руки.
Я ни на секунду не усомнился в его словах. Именно это существо, вероятно, напало на одного из охранников, которыми командовал Феллоуз.
– Что вам нужно от меня? – спросил я, когда человек-пантера схватил меня за локоть и потащил в сторону кеба.
– О, сущие пустяки, – прозвучал за спиной ответ Митчелла. – Свежий материал для опытов никогда не бывает лишним.
Меня затолкали в темный салон, Митчелл устроился рядом и усмехнулся с таким же звериным оскалом, как любой из его созданий.
– Подождите немного и увидите, что я могу с вами сделать!
Часть пятая. Путь в логово льва
Глава 32
Я прекрасно понимаю, что оказался в сомнительном положении после всех своих насмешек над тем, как Ватсон описывает мои расследования. Но все-таки оно не настолько безнадежно, как у самого доктора, похищенного прямо на улице безумным создателем жуткого зверинца.
Время покажет, сумею ли я угодить вкусам его читателей. Возможно, эти записки никогда и не будут опубликованы. Разумеется, я могу справиться не хуже Ватсона. Если его редактор все-таки прочтет эту рукопись и решит, что здесь не хватает переживаний, я разрешаю ему по собственному усмотрению вставить в текст сцену драки или погони на лодках. Если у моего Босуэлла[3] найдется немного читателей, сохранивших крупицу здравого смысла, я уверен, что они пропустят эти фантазии и сосредоточатся на фактах.
Должен признаться, что завершение дела доктора Моро получилось довольно скучным. Оно свелось к банальному сражению с монстрами в лондонских катакомбах, а вовсе не к решению сложных логических задач, как в лучших моих расследованиях. Ватсон редко о них рассказывал. Например, о том случае с Книгой Судного дня, когда я провел в своем кресле четырнадцать часов подряд, решая увлекательнейшую загадку при помощи точных вычислений, дедукции и логического анализа. Когда-нибудь я сам напишу об этом восхитительно точный и беспристрастный роман. Он станет украшением моей детективной карьеры.