– Ты останешься здесь, а я вернусь к Юзбашеву, – ответил Никита, потер рукой лицо. – Как некстати все это, Слава. Ох, как некстати!
– Ты не веришь, что Киселев – тот самый?
– Когда будешь с ним говорить, попроси его разуться, – Никита словно и не заметил вопроса. – Пусть ступни тебе покажет.
– Зачем?
– Сделаешь выводы.
– Какие, Никита?
Колосов хлопнул его по плечу. Помолчал.
– Будь с ним поосторожнее, – предупредил в который уж раз. – Или он разыграл меня, как дешевку, или… если он не притворяется, у него тяга к самоуничтожению. Пусть за ним в оба смотрят, скажи начальнику ИВС, пусть мух не ловят. Иначе хлопот не оберемся.
Глава 25 ЗАДЕРЖАНИЕ С ПОЛИЧНЫМ
Жизнь, как известно, идет полосой, а долгожданные события имеют дурное обыкновение обрушиваться точно снег на голову в те минуты, когда их меньше всего ожидаешь.
Сообщение о том, что «Юзбашев действует», застигло Колосова в служебной машине на обратном пути в Москву. С начальником отдела убийств связались по рации.
Был тот час, когда сумерки сменяются ночью, когда затихают все дневные шумы, когда после всей этой беготни, суеты и нервотрепки смертельно хочется спать.
– Зевоту и прочие непотребства отставить. Рабочий день еще не кончен, – огорошил коллег Никита. – Кажется, хлопцы, едем в цирк.
Через несколько минут на связь неожиданно вышел Славянкин, «ответственный» за Юзбашева. Вместе с подключившимся от местного управления к операции Свидерко он осуществлял наблюдение за этологом. Славянкин докладывал, что в ночном шапито наблюдается какая-то возня. Спустя часа два после окончания вечернего представления в задние ворота цирка въехал фургон «Тойота». Из него вышли двое. Тут же появились Юзбашев и еще какой-то мужчина – Свидерко опознал в нем заведующего хозяйственной частью цирка.
Компания подогнала фургон к вагонам, где располагались склады циркового имущества, и начала быстро грузить какие-то коробки и тюки.
Переговорив со Славянкиным и приказав ему продолжать наблюдение, Колосов попросил, чтобы с ним связался и Свидерко. Тот не заставил себя ждать. Судя по голосу, московский опер кипел жаждой подвига.
– Что ж ты, друг мой ситный, «обул» меня с этим своим?.. – Брань его так и зажурчала в ушах Никиты. – Я, к едреной фене, к тебе, как к родному, а ты… меня…
– Слушай, проехали. Так надо было, – виновато шепнул Колосов. – Я его ну не мог сразу взять, пойми. Не на чем цеплять было. Зато сегодня… Будь человеком, выручи еще раз. Мои орлы – сам видишь – салаги еще. Так все молодцом у них, но – горячие, зеленые. На тебя, Коль, вся надежда, на твой опыт. А я минут через тридцать-сорок сам у вас буду. Мы на Киевском уже.
– Да через сорок минут тут весь цирк вывезут, – хмыкнул Свидерко. – Ладно, губерния. Когда Москва вам не помогала? Не дрейфь. Свидерко, когда он в спарринге, зла не помнит. Срисуем твоего… комар носа не подточит.
– Только без… – напутствовал Никита, – у нас с этим строго.
– У нас тоже. Но хочешь жить-служить – умей следов не оставлять.
Ах, какой русский не любит быстрой езды! Но такую езду, как в эту душную июльскую ночь, даже такой ездок, как начальник отдела убийств, не одобрил. Натруженный мотор дежурной «Волги» утробно ревел, и сама она тряслась, как эпилептик в припадке.
Никите и его товарищам казалось: еще секунда, и развалится она в пух и прах, а они дружненько влипнут в асфальт. Невозмутимым оставался только водитель. Стиснув зубами сигарету, кидая на спидометр соколиные взоры, он будто забыл про тормоза, лихо закладывал виражи на поворотах, ослепляя редкий встречный транспорт фарами и оглушая его включенной на полную мощность сиреной.
«Волга» превзошла себя: не лопнула с натуги и доставила опергруппу к воротам шапито не через сорок, а через тридцать две минуты!
Выскочив из машины, Никита сразу понял: они прибыли в самый разгар каких-то событий. Даже вой их голубого маяка не мог перекрыть адского шума, доносившегося с циркового двора. Там кричали люди, бесновались и трубили животные, грохотало какое-то железо и в довершение всего в ночном воздухе вдруг один за другим гулко хлопнули два выстрела. А затем… затем грозно и яростно заревел тигр! Никиту от неожиданности прошиб холодный пот. Снова прогремел выстрел. Пересилив себя, Колосов ринулся вперед, и вот что предстало его изумленному взору.
Возле нагруженного фургона «Тойоты», пугливо прижимаясь к ее металлическим дверям, застыли Славянкин и трое не знакомых Колосову мужчин. За вагонами-складами толпились работники цирка: выглядывали и тут же прятались, как мыши в нору. Все они были полуодетые, видно, только что поднятые шумом с постели.
Некоторые бурно жестикулировали, подавая новоприбывшим какие-то знаки. Никита ничего не мог разобрать: прямо в глаза ему бил свет прожектора, укрепленного на крыше вагона с огромной надписью сбоку: «Осторожно! Посторонним вход запрещен!»
Привыкнув к свету, он наконец разглядел, что двери вагона распахнуты настежь.
– Никита Михайлович! – Колосов с трудом узнал голос Славянкина (тот как-то невообразимо сипел). – Он… Юзбашев там! Он клетки открыл с хищниками!
И тут Колосов увидел Свидерко. Московский опер стоял, широко расставив ноги, в классической стойке для стрельбы. Он стоял один посреди пустого двора. В руках его был пистолет, и он целился в раскрытые двери вагона.
Колосов достал оружие. Сзади уже подбегали его сыщики. Он приблизился к Свидерко.
– Твой в фургоне, – прошептал тот, не спуская глаз с дверного провала. – Они шмонали тут что-то. Вон те – «бичи» из местных, я их знаю. Нас увидели, и все пучком врассыпную. Их-то мы взяли, а твой вывернулся и туда. Я не понял сразу, что он затеял. Сунулись за ним, а к нам оттуда тигр – шасть. Здоровенный, падла! Юзбашев клетку открыл. Ну, я зверюгу выстрелами загнал назад в фургон.
– А эти где, где укротители?! Где Полевые эти? – прошипел Никита.
– Они в городе по девкам хороводят, к утру их ждут.
– Черт! Юзбашев! – крикнул Колосов. – Сию минуту выходите оттуда!
Крик его эхом пролетел над полотняным шатром шапито и растаял в темноте.
– Юзбашев, у нас оружие, предупреждаю!
Ответом – молчание.
Никита вопросительно взглянул на Свидерко. Тот помедлил, потом усмехнулся:
– Ну, губерния, форвардс, что ли? К полосатикам в пасть? – и сплюнул.
И столько гордости и презрения к опасности было в этих словах, что Никита, хотя все в нем и восставало против столь глупой бравады, не посмел ответить московскому оперу отказом. Он просто не мог допустить, чтобы в такой экстравагантной ситуации область ударила в грязь лицом перед МУРом.
– Пошли, – сказал он хрипло. – Господи, благослови.
И они пошли! Черный дверной провал надвигался все ближе. Шаг, еще шаг, еще. Внутри – тусклый свет. В нос шибануло едким кошачьим запахом. Они осторожно переступили порог.
К счастью, Юзбашев открыл только одну-единственную клетку – крайнюю справа. Ее грозный обитатель растянулся посредине вагона на железной тележке, на которой тиграм развозили мясо. Тигр повернул к незнакомцам голову и глухо зарычал.
Еще не видя Юзбашева, Колосов крикнул:
– Немедленно загоните зверя в клетку! Иначе мы его пораним.
В дальнем конце вагона метнулась тень. Тигр басисто рявкнул и спрыгнул с тележки. Хлопнул выстрел: Свидерко стрелял в воздух.
– Юзбашев! Что на вас нашло? – Никита пытался говорить спокойно. – Предупреждаю в последний раз: мы убьем зверя, если вы не загоните его в клетку! Вам мы не причиним никакого вреда, обещаю!
Тень отделилась от темной стены: Юзбашев собственной персоной – бледный, в порванной тельняшке, на щеке – царапина. В руках он крепко сжимал палку, которой пользуются на манеже укротители.
– Фашисты! – крикнул он. – Подонки, что вам надо? Что вы мучаете меня?
– Загоните тигра! – Никита кивком указал на клетку.
– Сами загоните! Ну?! Попробуйте!
Глаза Свидерко сузились, он прицелился и…
Что произошло раньше, Колосов так впоследствии и не смог определить: выстрел ли, бросок Юзбашева к тигру, шлепок палки по оранжево-полосатому боку, звериный прыжок прямо в клетку – черт его знает!
Юзбашев с лязгом захлопнул дверь, задвинул засов и, тяжело дыша, прислонился к прутьям.
– С вас станется, сволочи, не пожалеете, никого не пожалеете, – бормотал он. Потом как-то обмяк, закрыл лицо ладонями.
Тигр, целый и невредимый, оказавшийся снова в своем узилище, выжидательно глядел на приближавшихся к клетке людей ярко-желтыми глазами. Казалось, он вопрошал: а что, собственно, тут происходит? Почему шумим, господа?
Когда Юзбашева вывели из фургона и надели на него наручники, цирковая братия гурьбой высыпала из своего убежища. Все галдели наперебой. Появился толстый директор цирка в наброшенном поверх нижнего белья плаще. Колосов, не обращая внимания на шум, наугад вынимал из «Тойоты» коробки. Открывал одну за другой. Внутри оказалась обувь, посуда.
– Что это?
– Это партия товаров, приобретенных нами в Польше, – пояснил директор. – Мы во время гастролей кое-какой бизнес организуем. Часть выручки на это выделяем. Закупаем в городах, где выступаем, товары, затем реализуем. Сейчас многие коллективы так поступают. А что делать? Расходы большие. Зверей кормить надо. И этими-то нашими кровно заработанными средствами… – он в негодовании обернулся к завхозу, которого вели в наручниках к машине. – Ну этот – мальчишка, он чужой, вор, но чужой. Но ты-то, Захарыч, как ты мог?! Мы ж с тобой пятнадцать лет вместе! И ты с этой уголовной рванью… Сколько они тебе заплатили?!
Ворюга-завхоз побагровел и начал орать на директора: его, мол, когда-то обошли, кинули как пащенка, и он не намерен терпеть, а хотел лишь возместить убытки… И надо тоже совесть знать… И не грести все под себя…
Колосова все это интересовало мало. Он продолжал одну за другой вскрывать коробки.
– Ты чего ищешь? – спросил Свидерко.
– Я-то, – Колосов открывал новый ящик: калькуляторы, часы. Вытащил еще один. Этот показался тяжелее прежних. В картонных боках его были проверчены дырочки. – Постой-постой, – Никита опустился на колени, прислушался. Ему почудился доносящийся из ящика легкий шелест.
Осторожно он поддел крышку, облепленную прозрачной клейкой лентой, и…
В ящике в ворохе напиханных туда стружек извивались змеи. Свидерко, любопытно склонившийся над находкой, отпрянул.
– Ложноногие, – прошептал Никита любовно. – Вот вы какие твари ползучие! Ах вы мои красавцы ложноногие. Ну, – он обернулся к Юзбашеву, которого сажали в дежурную машину. – Ну, теперь мы с тобой поговорим, друг мой Костя, теперь у нас тем с тобой непочатый край.
К часу ночи из отделения милиции, обслуживающего Олимпийскую деревню, прибыла опергруппа со следователем. Москвичам предстояло разбираться с кражей циркового имущества: «бичей» и завхоза передали им. Юзбашева и драгоценный ящик со змеями Колосов забрал к себе в Никитский переулок. Свидерко тоже изъявил желание отправиться в областной главк.
– Стремно все, – шепнул он. – Непонятно, но красиво. Ну и ночка, браток, а? Ай да сафари! Я только не уразумел, что все это значит?
– Сейчас разъясним, – Колосов хлопнул его по могучему плечу. – Эй, орлы, коллеге – место, самое почетное.
И вот они сидели в кабинете на Никитском. Колосов за своим столом, Юзбашев – напротив на стуле, Свидерко («спарринг» есть «спарринг», к тому же Коваленко, с которым Никита обычно на пару беседовал с задержанными, изображая доброго и злого следователей, остался на Красной Даче) притулился на подоконнике, сдвинув в сторонку многочисленные телефоны.
Юзбашев смотрел мимо начальника отдела убийств, упрямо вперясь в плакат на стене, изображавший Рудгера Хауэра. Темные брови этолога сошлись на переносице. Весь его вид выражал непокорство и ледяное презрение к представителям власти.
– А говорил я вам, Константин Русланович, в прошлый раз, что цирк – вещь занятная, – благодушно начал беседу Никита. – Говорил – нет? Ну и ваньку мы с вами сваляли! Тигр еще тоже… Здорово он вас слушается. А правда, что все-таки случилось? Почему вы начали оказывать активное сопротивление сотрудникам правоохранительных органов?
Юзбашев сверкнул глазами.
– Откуда же я знал, что это из органов? Ночью выскакивают какие-то, один с пистолетом, мат-перемат… А в нашем цирке имеется уже плачевный опыт общения с бандитами.
– В «нашем» – хорошее словечко. Значит, приняли вы милицию за бандитов. Допустим. Но потом-то, я вот там был, вас предупреждал, кричал – голос едва не сорвал.
– Я ничего не слышал.
– Не слышали? Странно. Хотя… наедине-то с тигром тоже не сахар побывать, уши может заложить. Впа-алне может, – Колосов взглянул на Свидерко.
Тот зашевелился на подоконнике.
– Слушай, Костенька, – процедил он с какой-то злобной нежностью. – Ты вообще представляешь, что натворил-то? Ты где кражу-то совершил, голубь сизый? На моем участке – вот где. На участке Николая Свидерко. – Он пружинисто спрыгнул с подоконника. – А Николай Свидерко с ворами знаешь что делает? Знаешь, как он их по стенке размазывает?
– Я никакой кражи из цирка не совершал!
Свидерко грозно двинулся вперед.
– Погоди, – Колосов поудобнее уселся в кресле. – Константин Русланович, вы же умный человек. Ну это, право, несерьезно. Вас же с поличным взяли, когда вы выносили вещи со склада.
– Ну, выносил, выносил! Ну и что? Да вы завхоза спросите! Он вчера мне сказал: помоги погрузить, сотнягу на руки. Я что, отказываться буду? Откуда я знал, что он это барахло ворует? Он же завхоз, всеми делами вертит. Да вы у него спросите!
– Ну допустим, все так и было, – журчал Колосов. – Допустим. Я не спорю, вполне вероятно и это тоже. Каких чудес сейчас только не встретишь? Коля, подожди! Да… так вот… А помните, о чем мы тут с вами третьего дня беседовали? Помните? Во-от. Тут в соседнем кабинете коробка одна лежит, ящичек. Так содержимое его нас крайне беспокоит. Опасное содержимое. Вижу, вижу – скажете: знать про ту коробочку ничего не знаю.
– Нет, почему, – Юзбашев подался вперед. Скулы его покрылись жарким румянцем. – Действительно, тут отпираться глупо. Я вам объясню. Ту коробку со змеями мне вчера вечером принес незнакомый парень, сказав, чтобы я… я пристроил ее куда-нибудь.
– За сколько?
– За четыре сотни.
– Мало, – Никита пригорюнился. – Продешевил этот парень. Коля, я же сказал – подожди!
– Щас у меня этот лгун своей брехней подавится! – точно давешний тигр, рыкнул Свидерко, однако послушно вернулся на подоконник.
– И вас не посетила мысль, Константин Русланович, что змеи – те самые? С вашей обворованной кем-то базы? Даже подозрение такое не закралось?
Юзбашев отвернулся.
– Вы вот, по отзывам ваших коллег, животных сильно любите. Да и сам я это видел – с тигром-то как вы, жертвовать зверюшкой не пожелали. Похвально это. А с этими ложноногими-то, что ж вы так обошлись некрасиво? Так жестоко, варварски. В коробке они у вас – некормленые, непоеные. Ханыгам каким-то их всучили. Эх, Константин Русланович!
– А вы что думаете, – прошипел Юзбашев. – Змеям на базе, что ли, слаще живется? Да я… да тот человек, что это сделал, может, спас их! На базе-то поинтересуйтесь, сколько они живут? Какова смертность там? Сколько дохнет их в этих экспериментах? У садистов этих, у мясников! – Юзбашев почти кричал. – Вы поинтересуйтесь там, на базе, чем они там занимаются. Какие «естественные» потери у них, поинтересуйтесь!
Колосов наблюдал за ним, потом спросил серьезно и тихо:
– Садисты – это кто ж такие будут?
– Да все! Все они – Ольгин, Званцев. А этот-то Женя – дурачок ненормальный. Он же ненормальный! Ольгин потому его там и держит, это в его программу входит. А он же… он же псих! Мне старуха сколько раз жаловалась…
– Старуха?