запрещали власти, теперь же дозволяют. С сыном-то встречаетесь?
– Нет. Была, как и вы, поражена в правах, не могла писать письма. И во время
войны не хотела рисковать им, я ведь на фронт попала случайно, убегая от
каторги, от тюрьмы, от смерти…
– Мы думали, ты добровольно сбежала на фронт, чтобы не голодать в леспромхозе, –
проговорила баба Тося. – Потом пошел слух, что ты на фронте, а затем и вовсе
говорили, будто тебя убили… Сын-то живой?
– После кончины Сталинаузнала, что золовка была арестована в тридцать седьмом
за какое-то опрометчивое высказывание о вожде народов и следы ее потерялись в
лагерях Гулага. А моего сына отправили в детский дом, поменяв ему имя и
фамилию.
– Сейчас хоть знаешь, где он? – поинтересовалась Степанида Николаевна.
– Не буду я его искать, – ответила наша хозяйка решительно. – Эта власть еще долго
будет терзать свой народ. Не хочу портить сыну личное дело. Не то Петр до конца
жизни не отмоется, что он сын кулака. Не только сам, его дети и его внуки будут в
черном списке властей. Пусть числится детдомовским, без рода и племени. Знаю, нелегко
ему было без меня, но верю, мальчик вырос умным и нашел свое место в этой жизни.
Без такой обузы, как я…
– Господи, – проговорила бабушка Тося, вытирая кончиком платка слезы, – за что же
они так с нами… Мы же тоже были людьми… Были, я знаю… Были…
– Большевики и их вожди, – дед, безмолвно слушавший разговор женщин после
замечания бабушки Зинаиды, заговорил неожиданно, – ценности человеческой жизни не
49
Повесть
признают и даже не понимают. Для них люди лишь массы, бессловесный скот, который
обязан каждый раз хлопать в ладоши и умирать ради каких-то идей.
– Чтобы они не жили, а мучились и существовали в нищете. Тогда ими руководить одно
удовольствие, – вдруг поддержала старика тетя Катя.– Да, Тося, ты права, мы были
людьми. Были! Пока нас не превратили в быдло…
– Девочки, девочки, – забеспокоилась Степанида Николаевна, – здесь дети, им еще рано
такие речи слушать, давайте лучше споем.
И, не дожидаясь ответа или возражений, затянула: « Степь да степь кругом, путь далек
лежит». Женщины нехотя поддержали соседку: «В той степи глухой замерзал
ямщик»…
Медленно догорал костер. Бабушка Зинаида не спеша начала собирать посуду.
– Катя, ты не жалеешь, что воевала за этих? – неожиданно спросила бабушка Тося, делая
ударение на слове «этих». – Они убили твоих мужей, отобрали сына, ограбили твой дом,
сослали…
– Нет, Тося, нет, – тетя Катя не торопясь встала и подала бабушке Зинаиде свою тарелку.
– Знаешь, Тосенька, не думай, будто говорю заумные слова, но для меня Родина – это
журчащий родник, из которого черпаешь вместе с чистой, как слеза, водой душевную
доброту и безграничную любовь к этой земле. А «эти»? Я воевала не за них. Они, Тося,
исчезнут, обязательно уйдут. Невозможно, думаю, злом, обманом и ненавистью
бесконечно держать свой народ в казарме...
– Девочки, девочки, вы забываетесь! – снова остановила разговор соседок Степанида
Николаевна. – Детям пора в постель. Видите, наш маленький матросик уже носом
клюет…
Утром Данис сообщил хозяйке, что мы собираемся уходить. Она не удивилась, но
без сил опустилась на кровать, выдохнув: «Когда?».
– Через пять дней, – ответила Зухра.– Заготовим вам дрова на зиму и пойдем.
– Не надо дров, лучше отдохните, – сказала она. – Потом найму мужиков, они осенью
сами приходят. Сходите с дедом на рыбалку… Я знала, что когда-нибудь вы
уйдете, и я останусь одна… Вчера Тося словно чувствовала, высказалась: мол, если
матросики уедут, то наша деревня снова осиротеет. Раньше мы на самом деле
дружбой не отличались. Каждый из нас нес свой крест на себе, стиснув зубы, живя лишь
прежними воспоминаниями, никого не подпуская близко. Соседи как соседи:
здравствуй и до свидания. Чтобы так, как вчера, вместе уху варить – никогда. Тошно
будет без вас, матросики мои… Привыкли и полюбили. Хотела бы оставить, знаю, мне
вас не отдадут.
– Тетя Катя, – вдруг вспомнил я, – вчера бабушка Тося сокрушалась, что трава
стареет, а ее сын так и не приехал в отпуск. Давайте поможем.
– Что это она, старая, с ума начала сходить? Ее сына уже два года как нет на
этом свете. Утонул вместе с кораблем во время шторма. Видать, вчера лишку выпила…
Что верно, то верно, время сенокоса проходит. Может, на самом деле субботник
организуем завтра? Поможем старушке? Степанида Николаевна нынче тоже
жаловалась, что не смогла траву скосить, руки болят. Колхоз сена им не даст, разве
что солому зимой подтянет на тракторе. Поживите еще, не торопитесь, никто вас там
не ждет с распростертыми руками…
–
Конечно, тетя Катя, мы согласны, – подпрыгнула Зухра обрадованная.– Данис, тыне против? Баба Тося мне недавно платок подарила, не пожалела. И Степаниде
Николаевне поможем, очень хороший человек.
На другой день мы встали спозаранку, взяли инструменты и пошли на сенокос.
Вскоре подошли тетя Катя и бабушка Тося с нашей тележкой. Они, разгрузив с нее
казанок, небольшой стол и скамейки, подошли к нам.
– Сейчас придет Илья, принесет кое-что, – сообщила тетя Катя, забирая из моих рук
косу. – Отдохни малость, а я вспомню молодость. Если месяц тому назад мне бы
50
Повесть
сказали, что Зинаида с Ильей будут помогать Тосесено косить, я бы обозвала этого
человека брехуном. Поди-ка, нынче с радостью присоединились к нам! Хорошо, что
пригласила, не то обиделись бы. Не узнать Зинаиду, я ее за язык не тянула, сама решила
на обед двух ранних петушков под нож пустить. С вашим появлением жизнь в деревне
стала другой… Чтобы Зинаида разрешила Илье помогать соседкам и сама этому
радовалась?! Такого и представить не могла.
Подошла с корзиной Степанида Николаевна.
– Что ж вчера днем не намекнули? Я бы пирожков с грибами испекла,– сказала она, –
а так буду вас угощать прошлогодними соленьями.
– Ничего, соседушка, еще испечешь, – сказала тетя Катя. – Наши матросики решили и
тебе подсобить. Травы-то нынче добрые, только коси…
– Правда? – не поверила Степанида Николаевна. – Этих детей на самом деле к нам сам
Бог за ручку привел… Пирожков, будьте уверены, я испеку уже сегодня вечером.
Через час появился дед Илья с тележкой, в которой, обнимая большой бидон, сидела
бабушка Зинаида, громко ругая старика за неаккуратную езду.
– Детям молока взяла, а этот старый черт возомнил себя конем, скачет как угорелый,
чуть не уронила, – пожаловалась старуха, передавая бидон Степаниде Николаевне. –
Возьми, соседушка, я заберу остальные… Не опоздала? Да, старость – не радость.
Пока бегала за петушками, пока общипала, вот и затикал час. Эй, батраки! И ты
красавица! Кончай работать! Бегите сюда, блинчики с холодненьким молочком
откушайте. А ты, старый, устрой казанок, не едай глазами баб.
Вместо одного мы с Данисом и дедом шесть дней махали косами. Женщины
собирали вредную для животных ядовитую чемерицу, переворачивали покосы, а
потом на тележке возили сено во двор бабушки Тосе и Степаниде Николаевне.На
седьмой день только завершили работу, пошел дождь. Бабушка Тося не выдержала,
заплакала и на радость деду Илье вынесла из погреба спрятанную бутылку
«Московской». Лил дождь как из ведра, а мы с бабушками праздновали завершение
сенокоса, уминая прошлогодние грузди со сметаной и горячей картошкой. Я
никогда раньше не испытывал такого удовольствия от проделанной работы, как
сегодня, Теперь, сидя рядом с уже старыми людьми, с трепетом в душе, в то же
время смущаясь и краснея, слушал их благодарности в свой адрес. Это неизвестное
до сих пор чувство удовлетворенности своей работой, возникшее в эту минуту, словно
подарило мне самого себя. Я почувствовал себя другим – сильным, ответственным,
способным преодолевать все житейские трудности.
Утром, посовещавшись, мы отложили отъезд, решили, что пока не заготовим для
бабушек дрова на зиму, никуда не уедем. Каждый день мы отправлялись в лес,
привозя пять, а иногда восемь тележек бревен. На другой день их пилили, кололи и
складывали рядочками в сарай. Потом снова бежали в лес. Помогали нам и бабушки,
несмотря на наши возражения. Они на тележке возили спиленные бревна к своим
домам. Дни шли за днями, а мы все еще не могли закончить работу. Иногда
мешали дожди, иногда мы с дедом отправлялись на рыбалку и организовывали
вечеринки. С другой стороны, куда было нам торопиться, кто нас гнал? Постепенно в
складах бабушек росли ряды аккуратно сложенных дров. Еще немного, думали мы, и
тогда сможем с чистой совестью отправляться в путь.
Но в один из дней нам пришлось срочно менять свои планы. Неожиданно в деревню
приехал на мотоцикле участковый: с рыжими буденовскими усами, высокий как
жердь и с детскими веснушками на лице. Он побывал у деда Ильи, отметив
хорошенько встречу, разжился у него гостинцем на дорогу – самогонкой, и по пути
заглянул к нам. Старик не сообразил предупредить нашу хозяйку,