Когда в полном молчании мы завершили завтрак, Зухра положила руку на мое
плечо.
– Больно видеть тебя таким… Ты вспомнил своих родных? Твой отец играл на
тальянке? – спросила она участливо.
– Не-е-ет… Сам играл, – ответил я, с трудом переводя дыхание.
– Ты? Играл? На тальянке? – Данис, опешив, посмотрел на меня. – Давно играешь?
– В той жизни играл, – я вдруг почувствовал потребность поделиться сокровенным.
– Ничего себе, никогда бы не подумал, – проговорил Данис.– Сколько было тебе
лет?
– Около пяти… Однажды отец, он работал трактористом, положил на телегу
несколько мешков зерна, большой медный тазик, взял оставшиеся от бабушки
серебряные монеты и поехал в соседнюю мордовскую деревню к одному мастеру
заказывать мне тальянку. Целый месяц, а то и больше я ждал с нетерпением, когда
же возьму в руки этот инструмент. В конце концов заболел. Я бредил,
температурил, разговаривал с этой тальянкой как с живым человеком. Тогда папа
поехал к этому мастеру и два дня находился при нем, пока тот не завершил
работу. Поверьте, как только отец дал мне в руки небольшую, специально
сделанную для меня тальянку, я тотчас же выздоровел. И уже без чьей-либо
помощи через месяц - другой выводил на ней национальные мелодии. Все соседки
вечером приходили слушать, как я играю. Папа потом говорил маме, что Бог уберег,
видимо, его на войне, чтобы он увидел наяву, как сын играет на тальянке.
– Малыш, как ты попал в детский дом? – спросил вдруг Данис. – Почемусюда?
Не хотелось дальше затрагивать эту тему, бередить старые раны, но раз уж начал
рассказывать о себе, надо было завершить.
– Мы жили в десяти километрах от районного центра. Осенью, скорее зимой, точно
не помню, отец с матерью поехали на привокзальный рынок поселка продавать
мясо, оставив меня у соседей. Когда возвращались, их остановили сбежавшие с
этапа уголовники. Видимо, следили. Зарубили обоих. На время меня приютил дальний
родич матери, потом привез сюда, в детский дом. А тальянку через неделю у меня
украли. Плакал так, как будто снова потерял родителей. Она ведь была единственной
вещью, которая связывала меня с прежней, счастливой жизнью. Вначале думал, что
ее умыкнули воспитанники и продали, но через год, проходя мимо дома
воспитательницы,я услышал пиликаниеи сразуузнал серебряный голос своей
тальянки. Я бросился к ним, но дорогу мне перегородили огромный пес с метр
ростом и наша воспитка Бульдог. Я кричал: «Отдайте гармонь!». Но они вдвоем
такой вой подняли, что мне пришлось спастись бегством. Потом я уже никогда не
держал в руках тальянку.
По дороге, натужно гудя, проехала автомашина с людьми в кузове, которые
весело горланили песню.
18
Повесть
– Слушай, – вдруг снова оживился Данис, – почему директор постоянно обзывал тебя
то «дворянским отродьем», то пренебрежительно «мурзой»?
– Это родственник «удружил», – ответил я нехотя. – Когда он привез меня, рассказал
директору, что моя бабушка была дочерью мурзы. Этот дворянин будто бы имел
несколько пароходов. А будущий мой дед работал у него матросом. Однажды он
подкараулил и украл его дочь – мою бабушку. Она, наверное, сама его подговорила.
Слуги мурзы три дня гнались за ними, но вместе с дочерью шустрый матрос у ее
отца увел ещесамых лучших его коней. Дело было в апреле. Беглецы только
успели проскочить Каму, как начался ледоход. Преследователи повернули обратно. А
дед с бабушкой доехали до нашей деревни и остались там жить. Бабушка будто бы учила
детей, а дед шорничал. Правда это или нет, не знаю. Родич, видимо, рассказал эту
историю из добрых побуждений. Скорее всего, выдумал. Хотел намекнуть, что я из
хорошей семьи, мол, не обижайте ребенка. Но вышло наоборот,
директор с первыхдней меня возненавидел, говорил, что я им всем классовый враг.
– Дурак он, и не лечится! – возмущенно воскликнула Зухра. – Мы к нему больше не
вернемся, забудь его.
– Правильно! Забудь его, – поддержал ее Данис. – Не вернемся! Да ну их… Когда-нибудь
мы тебе, зуб даю, обязательно купим тальянку. А пока пора собираться в путь, –
засуетился он вдруг, вскакивая на ноги. – Что, если мы тоже сходим на праздник?
Может, жратву добудем на вечер. Надо же нам где-то кантоваться еще два дня,
пока пароход вернется.Все равно нельзя у пристани маячить…
– Ты что, сдурел? – испугалась Зухра. – Нас поймают.
– Кто, милиция? Знаешь, сколько там будут мальчиков и девочек?– воскликнул Данис.
– Сотни, тысячи!
Они поспорили немного, но Данису все же удалось убедить девушку сходить на
праздник. Мы, оставив в укромном месте свои котомки, вышли на дорогу. Нам
повезло. Ехавшие с опозданием на сабантуй работники какого-то совхоза довезли
нас до места проведения праздника с шиком и с песнями.
Это было мероприятие районного масштаба. Мы прибыли, когда праздник только
набирал обороты. Гремела музыка. Шли соревнования по борьбе, бегу, поднятию
гирь… Нам было не до праздника, мы искали, чем бы поживиться. От запаха
шашлыка, свежего хлеба, пряностей бунтовали наши желудки. Последние деньги,
отложенные на дорогу, мы не имели право истратить на еду. Поэтому лихорадочно
искали другие источники пополнения наших рюкзаков продовольствием. Вскоре увидели
подходящий шатер, где торговали товарами потребительской кооперации: фруктами,
колбасой, копченой рыбой и другой немыслимой для нас вкуснятиной. Очередь была
огромная. Ведь, продавали в честь праздника дефицит! Распределив роли, мы заняли
свои места. Ждали начала скачек. Наконец дали старт. Когда одна из продавщиц
отлучилась, стоявший в хвосте очереди Данис, показывая на скачущих коней,
закричал: «Смотрите,смотрите,упал!». Всестолпившиесяу шатраповернули
головы в сторону скакунов. Даже продавщица на несколько секунд забыла свою
работу, высунула голову из шатра. «Где? Где?» – закричали любопытные. «Вон же,
вон!» – Зухра ткнула пальцем совершенно в другую сторону. – «Только что упал!».
Пока зеваки, раскрыв рты, искали свалившегося ездока, я сбоку поднял полог и
вытащил давно приглянувшуюся моему взору небольшую коробку с тушенкой. Схватил
и побежал прочь от палатки. Но только завернул за угол, как вдруг в двадцати метрах
от себя увидел милиционера, беседующего с продавщицей «нашего» магазина. В это
время меня догнал проходивший мимо мужчина. Я повернулся и сунул ему в руки
коробку со словами: «Дяденька, помогите, пожалуйста, донести. У меня живот
заболел». Оторопевший мужик подхватил коробку, и мы спокойненько прошли мимо
служителя закона. Когда завернули за угол другого шатра, я забрал у мужчины
драгоценный груз, не забыв поблагодарить его за помощь, и передал Данису. Уже через
19
Повесть
минуту, на ходу рассовывая банки из коробки в вещмешок Зухры, мы растворились
среди отдыхающих. Потом девочку с нашим грузом оставили у круга с борцами, а
сами пошли на «свободную охоту», к сидящим вдоль посадки людям. Тушенка,
конечно, еда хорошая, но нам хотелось чего-то еще. После нескольких минут тщетных
обследований местностиДанис наконец заметилпьяного мужичка,справляющего
маленькую нужду рядом с отдыхающими. Те пробовали его прогнать, кричали: «Эй,
отойди, здесь женщины!», но он был непреклонен. Мы подбежали к нему, взяли его
под руки и со словами: «Папа, пошли, мама ждет!» увели его подальше от людей.
Вскоре Данис посадил мужчину на землю, и мы ушли, прихватив его обтрепанный
кошелек. Мужичок оказался таким же бедным, как и мы. В его бумажнике нашлись
всего пятьдесят три копейки. «Сколько времени потеряли впустую, – проговорил
Данис, чертыхаясь, и со злостью швырнул старый кошелек под кусты. – Пошли, Малыш,
пощупаем киоски»…
Дальнейшие скитания по площади оказались напрасными. Праздник завершался,
люди постепенно начали уезжать. Мы уже собрались было направиться к Зухре, как
внезапно мой друг заприметил сидящую на земле нетрезвую, но