Пятеро мужчин, выступивших из темноты и преградивших дорогу, сразу дали понять, что просто так Муращенко от них не уйдет, потому что возглавлял эту пятерку тот самый мужик, что получил от него по морде. Все, что смог сделать Данила, - это отступить назад, но дорогу к бегству тотчас же перекрыли, окружив.
- Ну, сученыш, не ждал? Сейчас за все получишь. Ребята, значит, как договорились: сначала бьем, чтобы не был такой борзый; ломаем руки, чтобы не распускал их, когда не надо; а потом можете выебать этого пидора. Думаю, ему понравится, - и мерзкий смех, от которого стало гадко и тошно.
Понимая, что шанса на спасение нет, Данила рванул в атаку. Помирать, так с музыкой!
Тот, кто натравил на него банду, получил первым: кулак смачно впечатался в лицо, отчего мужик завизжал, скрючиваясь и хватаясь за окровавленный нос. От удара справа Муращенко увернулся, пытаясь прорваться к подъезду, но проскочить не удалось: сначала он запнулся обо что-то, и тут же слева прилетел удар в бок, отбросивший на одного из нападавших, сразу же прописавшего свой кулак в живот Данилы.
Дальнейшее участие Муращенко в драке свелось к тому, что на нем начали отрабатывать удары руками и ногами. Данила прикрывался, как мог, но разве можно справиться в одиночку, когда на тебя нападают со всех сторон? До сознания долетел истошный женский крик, зовущий на помощь, к нему присоединился другой голос, вопящий «Караул! Убивают!», но топчущие свою жертву мужики даже не подумали остановиться.
Уже погружаясь во тьму, Данила ощутил, как правая рука, которой он закрывал голову, ощутимо хрустнула, и мир вспыхнул ярким красно-синим огнем, прежде чем все вокруг взорвалось с яростью рождающейся сверхновой звезды.
Очнулся Муращенко уже в больнице, от выворачивающей все тело боли. Застонав, он открыл глаза, чтобы сразу же зажмуриться со слезами на глазах - настолько больно резанул по глазам яркий свет. Рядом тут же кто-то заговорил приятным женским голосом. Даниле даже на мгновение показалось, что Дина рядом, но потом он вспомнил, что сестра с родителями неделю назад укатила в Египет, так что оказаться так быстро в больнице не могла, разве что он пролежал какое-то время в коме.
Кое-как разлепив слезящиеся глаза, Данила успел заметить женщину в белом халате, что-то делающую с капельницей, а потом сознание поплыло, перед глазами все помутилось, словно туман накрыл его с головой, и Муращенко провалился в медикаментозный сон.
Следующее пробуждение было не менее болезненным, но теперь рядом звучал не женский голос, а два мужских, причем один из них был Даниле хорошо знаком. Собравшись с силами, он открыл глаза и, убедившись, что это не слуховые галлюцинации, просипел, не узнавая свой голос:
- Олег Сергеевич? Почему вы тут?
- Потому что вы с сестрой вечно попадаете в неприятности. А теперь закрывай глаза и продолжай спать, пока я договорюсь с доктором о тебе. - Данила хотел было возмутиться, но сонливость пересилила, так что он послушно закрыл глаза. - Всегда бы так, - засыпая, успел услышать он насмешливый голос.
Третье пробуждение было более спокойным, хотя боль никуда не делась, просто стала не такой острой. Ныли живот, бедро и ребра справа, но сильнее всего ощущалась боль в правой руке. Открыв глаза, Данила осмотрелся, благо в палате, кроме него, никого не было. Правая рука, лежавшая поверх одеяла, была загипсована от локтя до пальцев, грудь - туго забинтована, в остальном ничего необычного Муращенко не заметил. Попробовав пошевелить пальцами загипсованной руки, он закусил нижнюю губу: боль резко возросла, а результат оказался нулевым.
- Сломана, - вздохнул Данила.
- Сломана, - подтвердил входящий в палату Олег Сергеевич. – А еще трещины в ребрах, ушиб мягких тканей бедра и живота. Внутренних кровотечений нет, и сотрясения мозга тоже, как ни странно.
- И что вы тут делаете?
Прежде чем ответить на этот вопрос, Вяземский внимательно осмотрел Данилу, принес стул, стоявший у окна, и устроился на нем, вольготно откинувшись на спинку.
- Мне Дина позвонила и попросила присмотреть за тобой, пока они с родителями не вернутся с курорта. А ей позвонила соседка, которая и пугнула избивавших тебя мудаков, после того как вызвала полицию. Двое из нападавших, кстати, были задержаны сразу, они быстро сдали остальных, так что сегодня к тебе зайдет следователь.
- Зачем? – Данила нахмурился, все еще туго соображая после всего случившегося.
- Чтобы ты заявление написал и еще всякие мелкие формальности выполнить. Мой тебе совет – пиши заяву. Этих ублюдков нельзя упускать безнаказанными. В следующий раз они не просто изобьют, а убьют кого-нибудь, а так посидят пару-тройку лет, может, думать научатся.
- Думаешь, научатся? Скорее выйдут оттуда озлобленными и ненавидящими всех еще сильнее.
- А может, вообще не выйдут. Ты их жалеть будешь? Я так и знал, тебе вечно всех жалко, себя бы пожалел. Кстати, ты заметил, что когда не задумываешься над тем, что именно говоришь, то обращаешься ко мне на "ты"?
- Да, буду. Меня жалеть не надо, я сам за себя отвечаю. Нет, не заметил, - Данила начинал злиться, в то время как Олег Сергеевич явно развлекался. – И вообще, я в себя пришел, теперь можете идти.
- Вот видишь, опять на «Вы». И я не уйду так просто, потому что обещал Дине позаботиться о тебе. А если ты себя уже нормально чувствуешь, значит сегодня вечером тебя выпишут под мою опеку.
- Как?.. Почему это? – Муращенко буквально закипел от возмущения. – Я живу сам.
- Ага, сам. В съемной квартире, один, да еще и с поломанной правой рукой. Был бы ты левша, может, я и оставил бы тебя в покое, а так никаких возражений не принимаю.
- Дина скоро вернется, - попытался хоть как-то отвертеться от бизнесмена Данила.
- Вернется, когда билеты поменяют, а в сезон это не так просто. Так что, пока не снимут гипс, ты мой. В родительскую квартиру ты же не захочешь переехать? – Данила отрицательно помотал головой. – Что и требовалось доказать.
Эти слова сопровождала такая кровожадная улыбка, что Муращенко поневоле вздрогнул. Именно в этот момент в палату вошел мужчина лет пятидесяти, в белом халате, накинутом на форму.
- Здравствуйте, Данила. Я старший лейтенант Извозов, можете уделить мне десять минут? Я хотел бы получить ваше заявление и показания относительно избиения.
Олег Сергеевич встал со стула, уступая место полицейскому, а сам подмигнул Даниле:
- Ну давай, добрый самаритянин, спасай заблудшие души. Увидимся через три часа.
* * *
Ровно через три часа Муращенко, укутанного в пальто Олега и плед, вывезли в кресле из больницы, чтобы тут же пересадить в мерседес. Шофер, поеживаясь от пронзительного ветра, терпеливо дождался, пока Вяземский устроит пассажира на заднем сидении со всем возможным комфортом, и, только получив команду бизнесмена, плавно тронулся с места, выезжая с больничной стоянки. Все время, пока Олег Сергеевич забирал его из больницы и вез к себе домой, Данила молчал, демонстративно отворачиваясь. Когда же машина остановилась у дома, Вяземский, не сказав ни слова, отбросил плед и подхватил парня на руки, вынимая из машины. Испуганно вскрикнув, Данила обхватил здоровой рукой Олега за шею и тут же застонал. Резкое движение болью отозвалось в отбитых ребрах. Вяземский ругнулся и начал извиняться:
- Больше не буду тебя так резко хватать. Извини.
- Может, лучше вообще меня оставить в покое? – отдышавшись, спросил Муращенко с такой надеждой в голосе, что Олег, заходя в дом, тихо рассмеялся, стараясь сильно не трясти избитого парня.
- И не надейся. Сейчас устрою тебя в спальне, примешь таблетки, поужинаешь и спать. О твоих правах и обязанностях поговорим завтра.
Комната, в которую Олег Сергеевич поместил Данилу, оказалась небольшой, но очень светлой. Диван, стоявший у окна, был уже разложен и застелен; возле него располагался письменный стол, на котором Данила заметил несколько книг, графин с водой и стакан. На стене, напротив дивана, висел плазменный телевизор, под которым стоял музыкальный центр с супернавороченными колонками. Дальше находился трехстворчатый шкаф с зеркальными дверцами и кресло, тогда как второе кресло располагалось между диваном и входной дверью.
Быстро, но бережно стащив с Данилы одежду, в которую его кое-как завернули в больнице, Олег Сергеевич помог ему устроиться на диване, а затем вышел, чтобы принести поднос с ужином и таблетки.
- Значит так, съешь все, а потом вот эти две таблетки выпьешь, - дав указание, Вяземский поставил специальный столик перед Данилой, чтобы он мог поесть не вставая, после чего подтащил поближе второе кресло, сел в него, сложив руки на груди.
- А вы что, смотреть будете?
- Буду. Уйду, как только ты все съешь, не раньше. И прекращай выкать. Надоело. Давай на «ты», и называй меня Олег, ведь я тебе больше не начальник.
- Ладно, - и, вздохнув, Муращенко взялся за ложку, чувствуя себя неловким ребенком.
Пюре с мелкими кусочками курицы в подливе оказалось очень вкусным, так что он даже не заметил, когда проглотил все. После этого его ждал стакан молока с медом. Насмешливо фыркнув, Данила запил им таблетки, после чего облизнулся, чувствуя на губах привкус меда.
- Ты со мной как с ребенком. Молоко это…
Олег тихо хмыкнул:
- Вот что, ребенок, ложись спать. Или еще чего хочешь? В туалет надо? - Данила отрицательно покачал головой, смущенно покраснев. - Ну и ладно. Спи.
Муращенко хотел было сказать, что спать совсем не хочет, но глаза сами собой закрылись. Видимо, одна из таблеток была снотворным.
* * *
Утро началось с желания: в туалет хотелось настолько, что терпеть никаких сил не было. Пришлось вставать и в срочном порядке искать нужное помещение.
За первой дверью оказалась точно такая же спальня, как та, в которой провел ночь Данила, только вместо дивана там была широкая кровать, на которой, лежа на спине, спал мужчина. Обнаженный мужчина, раскинувшийся звездой на ложе. В предрассветных сумерках спящего было не очень хорошо видно, но не узнать Олега было невозможно.
На несколько секунд Данила завис на пороге комнаты, а потом, сглотнув, тихо прикрыл дверь. То, что он увидел на кровати, не оставило равнодушным - очень уж хорош был этот представитель мужского племени. Муращенко давно понял, что он гей, на фоне этого и конфликт с родителями произошел, так что Данила вынужден был съехать, тогда как Дина осталась с ними. С родителями после ссоры он больше не разговаривал, и только сестра отказалась видеть в брате урода и извращенца, оставаясь связующим звеном между ним и родителями, так и не принявшими выбор сына.
Со вздохом отойдя от комнаты, Данила повернул ручку следующей двери. Это оказалась ванная комната, а вот за следующей дверью его ожидал туалет. Делать что-то только одной рукой было ужасно неудобно, но нужда – лучший учитель. Закончив, парень вышел из туалета и тут же испуганно замер, потому что перед ним стоял Олег.
- Ну? Что замер? Иди в ванную, я сейчас подойду, чтобы помочь тебе.
Муращенко отступил в сторону, чтобы пропустить хозяина, а сам нырнул в соседнее помещение и тут же остановился в нерешительности: на полочке лежала новая бритва в упаковке, расческа и зубная щетка, только открыть их одной рукой не представлялось возможным. И в душ с гипсом не залезешь. Как быть? Дожидаться Олега?
Дожидаться не пришлось. Не успел Данила решиться на что-то, как Вяземский оказался в ванной. Олег молча разорвал упаковку на бритве и зубной щетке, потом указал Даниле на халат и полотенца, предназначенные для него, и достал из ящика пленку, в которую замотал гипс.
- Вот теперь ты его не намочишь, но под воду руку все равно не суй. Помочь с душем? - Представив, как Олег будет мыть его, Муращенко отрицательно затряс головой. - Ну смотри. Если что – кричи. Трусы кидай в машинку, потом постираем.
Данила согласно кивнул, хотя решил ни в коем случае не просить помощи. Только Олегу об этом знать не следовало, а то с него станется остаться в ванной и проследить, чтобы все было в порядке.
Бриться левой рукой оказалось жутко неудобно, а выдавливать пасту из тюбика на щетку - еще неудобнее. Проклятая щетка так и норовила упасть на бок, так что пришлось немного помучиться. Когда с этим было покончено, Данила кое-как умылся одной рукой, а вот дальше… Поразмыслив, он налил немного жидкого мыла на мочалку, залез в душевую кабину, намылил все, что смог, а потом, отложив мочалку и сняв шланг душа с крюка, включил воду. Чтобы нормально смыть с себя мыло, тоже пришлось повозиться - неудобно все же одной рукой работать, тем более правше, когда надо все делать левой. Только с волосами этот фокус не прошел бы, так что было решено оставить помывку головы на другой раз.
Закончив принимать душ, Данила кое-как вытерся, расчесался и накинул на себя халат. Тут перед ним встала новая проблема – как этот халат завязать? Во-первых, надеть его на загипсованную руку не представлялось возможным: рукав оказался слишком узким. Так что Муращенко просто накинул халат на гусарский манер, продев в рукав только левую руку. Во-вторых, халат не имел пуговиц, только пояс, а белья запасного у Данилы не было, так что просить помощь пришлось бы в чем мать родила.
Покрутившись немного, Муращенко придумал выход и из этой ситуации: выловив один конец пояса, Данила вцепился в него зубами и завязал узел, используя рот и одну руку. Дальше оставалось только затянуть это сооружение потуже, что он и сделал, гордясь своей находчивостью. Однако стоило сделать пару шагов по коридору, навстречу Олегу, как петля ослабла, полы халата разъехались, позволяя разглядеть все! Или почти все.
Олег тут же среагировал на произошедшее смехом. Данила, покраснев, сразу же попытался ретироваться обратно, но Вяземский удержал его за руку.
- Прости. Я больше не буду. Давай завяжу нормально.
И завязал. Даже никаких шуток по этому поводу не отпускал и не делал попыток полапать. После чего развернул Данилу в противоположную сторону и подтолкнул легонько в спину, прежде чем самому зайти в ванную.
- Иди на кухню, там тебя завтрак уже дожидается. И не вздумай перечить: Мария Сергеевна страшна в гневе, а гневается она всякий раз, когда кто-то отказывается оценить ее стряпню по достоинству.
Завтраком оказались оладьи, которые Данила ел с большим удовольствием, макая в сметану и мед и запивая горячим чаем.
Олег появился на кухне, когда тарелка с оладьями опустела наполовину. Бросив на Данилу нечитаемый взгляд, он отобрал тарелку, отложил себе несколько штук, после чего сел за стол и принялся за свою порцию, выслушивая предложения домработницы по поводу обеда и ужина.
Иногда пальцы мужчин сталкивались в тарелочке со сметаной. При этом Данила неизменно вздрагивал, бросая украдкой взгляды на Вяземского, а тот продолжал есть, словно ничего не происходило, пока его тарелка не опустела.
- Мария Сергеевна, я ненадолго отлучусь на работу, буквально на пару часов. На вас же оставляю нашего раненого друга, проследите, чтобы он никуда не влез, - с этими словами Олег встал из-за стола, после чего вдруг резко наклонился к лицу Данилы и… лизнул его губы.
- Там была сметана, - шепнул он на ухо ошарашенному парню, после чего вышел из кухни, оставив его беззвучно открывать и закрывать рот, не в силах подобрать слов для подобного наглого поступка. Мария Сергеевна насмешливо фыркнула, подкладывая горячих оладий в тарелку Данилы, но у него после выходки Олега пропал аппетит, так что, поблагодарив женщину, молодой человек пошел в свою комнату, размышляя над тем, чем бы ему заняться дальше.
Первым делом он натянул тонкие спортивные штаны, мысленно благодаря того, кто придумал резинку. Найдя пульт возле книг, включил телевизор, но ничего интересного для себя найти не смог: пара кулинарных передач, спорт, политика, сериалы и новости. Уделив новостям минут двадцать, Муращенко выключил телевизор и начал перебирать оставленные для него книги. Пара современных детективов, три исторических романа и довольно потрепанный сборник сонетов Шекспира – все это не вызывало желания читать, а вот лежащая в самом низу книга Агаты Кристи заинтересовала. Эркюль Пуаро всегда нравился Даниле больше остальных персонажей знаменитой английской писательницы, так что он с удовольствием погрузился в историю полненького детектива, при любых обстоятельствах трепетно заботившегося о своих усах.