Адам последовал за мной.
— Да, контролировать. Поэтому ты заставляешь этих бедняг, которые волочатся за тобой, танцевать на задних лапках. Ты в безопасности, пока контролируешь все. Но любовь — это другое, Корина. Любовь — это значит отдавать частичку себя, доверять ее кому-то другому.
Я скрестила руки и расставила локти.
— Ты говоришь о любви, но забываешь, что я еще не определилась, что я чувствую к тебе.
— Не определилась?
Итак, мы снова возвращались к этой игре? Мы оба знали, что чувствовали друг к другу, и мы оба знали, что мы знали…
Я уже выяснила — Адам не гнушается грязной игрой, и теперь он аккуратно разобрал мое тщательно продуманное отрицание на кусочки. Он неожиданно оказался рядом со мной, его руки обнимали меня, а рот был в нескольких дюймах от моего.
— Скажи мне остановиться, если ты этого не хочешь, — мягко сказал он.
Я закрыла глаза, пытаясь придумать слова, которые сделали бы это, но из моего лексикона вдруг исчезли такие слова как «нет» и «остановись», оставив вместо себя только неразборчивые звуки, а на долгие объяснения у меня не было времени.
Я ничего не сделала, когда его губы накрыли мой рот. Ладно, возможно, что-то я сделала. Но как девушка может не обнять мужчину, который так ее целует? Готова поспорить, никто из вас не справился бы лучше меня. Мне пришлось ответить на его поцелуй. Поступить иначе было бы грубо. Может, я зашла слишком далеко, проведя языком по краю его губы, но у меня всегда были проблемы с этим.
Я высвободилась и отступила назад. Адам протянул руку, чтобы задержать меня, но ему не удалось побороть мое решение остановиться. Никто из нас ничего не сказал, но по мере того, как шли секунды, выражение его лица становилось все мягче и мрачнее. Очевидно, я снова стала прозрачной.
— Ты можешь доверять мне, — тихо, с напором, сказал он.
Я знала, что могу доверять Адаму. Адам был практически само доверие. Несмотря на то, что последние несколько дней я была заворожена более сексуальной и опасной его частью, я знала — если его разрезать пополам, как сладкий торт, то внутри будет написано «искренний и настоящий». Это мне нельзя доверять.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Чего ты боишься. Но любовь — это не капитуляция. Это не когда один человек приносит себя в жертву ради другого. — Он посмотрел на черно-белую мамину фотографию на камине. — Настоящая любовь не такая. Это улица с двусторонним движением.
Я посмотрела на фотографию мамы. Она была сделана лет в двадцать, и мама выглядела такой беспечной и счастливой, идя по улице в своем коротеньком платье и больших очках. Это было до того, как она встретила моего отца. До того, как он высосал из нее всю жизнь. Спорим, в то время она тоже считала, что любовь безопасна.
Я так хотела верить ему, но было то, о чем он не подумал…
Когда отдаешь кому-то в надежное хранение частичку себя, то как узнать, когда нужно остановиться? Как узнать, не отдала ли ты слишком много себя? Ведь забрать назад уже не получится. А я знала, как разрушителен такой дисбаланс может быть в отношениях. Я сама видела.
Я сделала шаг назад, по крайней мере мысленно, и сухо рассмеялась, из-за чего Адам нахмурился.
Мы же сейчас говорили обо мне? О девушке, которая манипулировала людьми, ситуациями, почти всем, чтобы получить желаемое. Девушке, которая знала все о том, как получать, не отдавая взамен. Я была настоящим Скруджем в юбке и с подводкой. Если уж кто-то и был защищен от повторения маминой судьбы, то это я.
Но у меня была другая проблема.
Я прошла к своему вишнево-красному псевдокожаному дивану и села.
— Почему ты хочешь именно меня, Адам? — Я сбросила туфли и зарылась пальцами ног в пушистый ковер. — Я играю в игры, я требовательна и эгоистична… — Впервые за вечер я посмотрела ему прямо в глаза: — Если честно, я не знаю, способна ли я на такую любовь, о которой ты говоришь.
Он сел рядом со мной, взял меня за руку и заставил посмотреть на него:
— Это все делает та девушка, которая прячется за винтажной одеждой. Которая репетирует свою походку. Которая никогда не выходит на улицу без фирменной красной помады… — Он провел подушечкой большого пальца по моим ненакрашенным губам. — Но я не люблю ту девушку. Тебе не нужно быть той девушкой со мной.
По лицу скатилась слезинка. А потом еще одна, и еще одна. Он правда имел это в виду. Пустота внутри меня стала наполняться. И вместе с наполненностью пришли слезы.
Я не знаю, сколько я проплакала, но Адам просто обнимал меня и шептал мне на ухо, что он верит в меня, знает, на что я способна, и наконец я успокоилась. Адам не шевелился. Я была так измождена, что начала проваливаться в сон, и сквозь него я видела, как Адам принес пуховое одеяло из спальни, завернул меня в него и поцеловал. Я стала искать его руку, но нашла только штанину. Мне было все равно, я схватила ее со всей силой.
— Не уходи, — пробормотала я. — Останься. Ты мне нужен.
Вот. Впервые я сказала эти слова кому-то. Раньше я никогда не признавалась в том, что мне кто-то нужен. Никогда. Даже маме. Особенно маме.
Адам не колебался. Он просто лег на диван рядом со мной, укрылся краем одеяла и обнял меня. Я хотела как можно больше касаться его, впитать как можно больше его тепла, и, когда сон снова стал одолевать меня, я взяла его за руку и переплела свои пальцы с его.
И я уснула. Держа Адама за руку.
Тепло. Прикосновение. Это были первые блаженные ощущения следующего утра. Пальцы Адама по-прежнему были переплетены с моими. Его теплое спокойное дыхание на моей шее. Я поднесла его руку к лицу и поцеловала костяшку.
Должно быть, он еще долго бодрствовал вчера после того, как я уснула, потому что сейчас он еще крепко спал, и я легко освободилась из его объятий. Когда я встала, он зашевелился, но я подтянула одеяло до шеи, и он снова уснул.
Какое-то время я оставалась в комнате и просто смотрела на него. Я не знала, почему в носу снова защипало. Может, это имело какое-то отношение к тому, что мне хотелось взять все то, кем я была и кем я буду, и отдать ему. И я ощущала это желание почти физически, оно зарождалось внутри меня и угрожало вырваться наружу через каждую пору моей кожи.
Я ошибалась, говоря, что не могу любить Адама так, как он хотел. И я стояла и не могла оторвать от него глаз, и я знала, что дочь своей матери.
Прежде чем выйти из гостиной, чувствуя себе голой и уязвимой, я схватила мамино фото с камина и прижала его к груди. Я взяла его с собой и положила на кровать, а потом отправилась в ванную. После всей той роскоши мне хотелось вернуться к комфорту своего собственного дома, к моему душу, моему беспорядочному и броскому декору, с шарфами на абажурах и постерами из классических фильмов на стенах.
Выйдя из душа, завернутая в пушистое красное полотенце, я задержалась и взяла фотографию, которую оставила на кровати. Образ моей мамы, улыбающейся и беззаботной, померк. Я не знала ее такой. Конечно, я видела, как она улыбается, и слышала, как она смеется, но я была слишком маленькой, чтобы запомнить то время, когда мои родители были вместе. После того как отец ушел, даже если мама принимала нужное выражение лица, чтобы изобразить счастье, оно все равно было ненастоящим. Всегда наступал тот момент, когда она переставала смеяться, момент, когда грусть возвращалась, и мама снова приходила в свое обычное состояние.
Я поцеловала подушечку своего пальца и прижала его к ее улыбке. Я люблю тебя, мам, но я не могу быть такой, как ты. Прости.
Я поставила фотографию на тумбочку возле кровати и оделась, выбрав свою любимую юбку-карандаш и ярко-розовую блузку с воротником-стойкой, и завершила образ малиновыми замшевыми туфлями на высоком каблуке с розочками на носках. Я заколола волосы в пучок, но оставила челку свободной, и она свисала над бровями как занавеска. Легким движением руки я нарисовала стрелки черной подводкой, и с каждым прикосновением роскошной красной помады к губам я чувствовала, как силы возвращаются ко мне.
Закончив, я вышла в коридор, чтобы рассмотреть свое отражение в большом зеркале. Я снова была похожа на себя. Но не на ту легкомысленную, беззаботную версию себя, которую я ожидала увидеть. Блеск веселья в глазах Корины застыл.
Я взяла черную сумочку и последний раз взглянула в гостиную перед уходом. Было слишком рано открывать магазин, но мне нужно было пройтись, чтобы проветрить голову. Адам все еще спал, но, когда я посмотрела на него на этот раз, нарастающее чувство не вернулось.
Я послала спящему Адаму воздушный поцелуй и вышла из квартиры, покачивая блестящей черной сумочкой в такт своим бедрам.
Я повернула табличку «Сундучка Корины» на «Закрыто» и вздохнула. Мне очень хотелось прислониться головой к прохладному стеклу и позволить ему успокоить ноющий лоб, но Элис смотрела на меня. Она целый день смотрела на меня.
Она стояла за прилавком, проверяя кассу. Я повернулась к ней лицом и одарила широкой улыбкой.
— Выкладывай, — только и сказала она.
Я округлила глаза.
Несмотря на беременность и гормоны, мой бизнес-партнер все еще могла прижать меня к стенке одним взглядом.
— Я серьезно. Как прошли выходные?
Я невинно моргнула:
— Я тебе уже рассказала.
Элис пренебрежительно хмыкнула:
— Ты рассказала мне о моде. Теперь я хочу услышать про выходные.
— А, — произнесла я беспечно, идя к кассе. — Николас Чаттертон-Джонс пригласил меня на ужин, и все.
Вместо того чтобы кричать от радости и танцевать со мной по магазину, Элис скрестила руки:
— И?
Я пожала плечами:
— Я думаю.
— Теперь я точно знаю — что-то случилось.
Я прислонилась своим упитанным задом к прилавку и громко выдохнула. И из-за этого стала похожа на лошадь, но мне было все равно. Элис начала складывать свои вещи в сумочку, но я знала, что внешность обманчива. Она не собиралась никуда уходить, пока я все ей не расскажу. Иногда моя худенькая рыжеволосая бизнес-партнер была несгибаема.
Я скрестила лодыжки и уставилась на блестящий серебряный жакет Глэдис, нашего одноглазого манекена.
— Думаю, я влюбилась.
— В Николаса?
Я не ответила. Не смогла.
Как я могла заверить свои чувства словами, когда я знала, что собираюсь поступить подло. Элис молча ждала, и я готова была закричать, когда кто-то резко дернул закрытую входную дверь магазина.
Адам.
Он заглядывал поверх таблички «Закрыто», полуденное солнце окрашивало в золото кончики его растрепанных, но сексуальных волос. Я задержала дыхание, чтобы не побежать к двери, резко открыть ее и броситься ему на шею, зарываясь пальцами в эту копну. Я этого не сделала. Моя задница примерзла к прилавку, и я позволила Элис пойти к двери и открыть ее. Когда она повернулась, в ее глазах было понимание.
Черт. Меня раскусили.
— Ну, я пошла, — сказала она, беря сумку и перекидывая ее через плечо. Она поцеловала Адама в щеку, когда он вошел в магазин, и прошла через дверь, остановившись на несколько секунд, чтобы повернуться, многозначительно улыбнуться мне и прошептать:
— Веди себя хорошо.
Я слабо улыбнулась в ответ, ничего не обещая, потому что знала, что буду вести себя плохо, очень плохо.
Глава 11
Наплачь мне реку
Признания Корины
Больше никаких признаний. Мне больше нечего рассказать, кроме того, как все закончилось.
Элис исчезла, и магазин погрузился в тишину. Я не знала, что сказать ему. Однако Адам показал мне, как много он может сказать без такой надоедливой вещи, как слова. Блеск в его глазах — мой блеск — снова вспыхнул. Он быстро добрался до краешков глаз, заставив их сузиться, а потом спустился ко рту, вовлекая и его. Мне хотелось утонуть и забыться в этой улыбке.
— Привет, — сказал он тихо и мягко.
Я напомнила себе, что сейчас понедельник. И мне не надо думать о воскресных утрах.
— Привет, — ответила я.
Мы смотрели друг на друга через весь зал.
— Хочешь чего-нибудь поесть? — спросил он.
Я набрала полные легкие воздуха.
— Может, позже… — Я взглянула на открытую дверь офиса. — Мне надо кое-что сделать. После выходных…
И мне стало только хуже оттого, что он поверил мне.
— Не потеряй эту мысль, — сказал он, улыбаясь еще шире. Потом он подошел ко мне, оставил один сладкий, одурманивающий поцелуй на моих губах и ушел.
Закрыв за ним дверь, я сразу же пошла в уборную, чтобы подкрасить губы. И мне надо было чем-то заняться.
Я загрузила и перебрала пару коробок, перерыла ящик стола в поисках потерянного степлера и переставила украшения к одежде на деревянных и стеклянных подставках. Я как раз собиралась заняться шляпными булавками, когда дверь открылась. Мне не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, кто это, и мне не нужно было спрашивать, что лежало в сумке, — я почувствовала этот восхитительный запах, как только он вошел.
Он поставил пакет на прилавок и прямиком отправился в офис, бросил ключи на стол и принес розовый набор для пикника. Я кашлянула до того, как он распаковал его, и он поднял глаза.
— Рыба с картошкой? — спросила я, чуть морща нос.
Улыбка исчезла с лица Адама.
— Ты не хочешь рыбу с картошкой?
Я покачала головой и сжала руки за спиной.
— Вообще-то я хотела чего-нибудь тайского.
Он посмотрел на плотно завязанные картонные упаковки в пакете.
— Но все горячее, и я специально попросил добавить луковый уксус для тебя.
Он начал разворачивать пакеты, и потрясающий запах донесся до моего носа.
Я одарила его своим фирменным взглядом маленькой девочки.
— Я на самом деле хочу тайское, — сказала я, и ложь легко сорвалась с моего языка.
— Ты уверена? — Адам с тоской посмотрел на горячие упаковки с рыбой и картошкой.
Я кивнула и послала ему поцелуй.
В ответ он не закричал с готовностью «Да!», как сделал бы один из моих щенков, а вздохнул и провел рукой по лицу. Я знала, он сделает это для меня, и не потому, что я загнала его в угол, а потому, что в нем проснулось его врожденное чувство рыцарства.
— Хорошо, пусть будет тайское. — Он пожал плечами. — По крайней мере, ресторан всего в нескольких кварталах.
Я прикусила губу.
Специально.
— Что? — спросил он тяжелым голосом.
— Мне больше не нравится этот ресторан. — Я немного наклонила голову и посмотрела на него сквозь ресницы. — Мне нравится «Голубой дракон».
— Но это же другой конец города!
Я кокетливо пожала плечиком:
— Ты же сказал, что привезешь мне…
Он долго смотрел на меня, потом подхватил корзинку и снова исчез в офисе. Пока его не было, я вытащила пару картошек из одного из пакета, запихнула их в рот и потрясла пакет, чтобы пропажа не была заметна.
Боже, картошка была очень вкусная. Божественно. Я закрыла глаза и облизала соль с губ.
Мне пришлось быстро проглотить, когда я услышала, что Адам возвращается, без корзинки, но с ключами от машины. Что-то внутри меня упало. Это то, чего я хотела, но часть меня не хотела, чтобы это было так просто, не хотела, чтобы Адам был так же предсказуем, как и все другие.
Я стояла, облокотившись на прилавок руками. Он взял мою руку и повернул ее ладонью вверх.
— Я не играю в игры, и ты это знаешь, — сказал он, бросая ключи мне на ладонь. — Если ты хочешь карри из «Голубого дракона», тебе придется самой за ним ехать.
Кожа начала покалывать. Черт. Мне слишком нравился этот новый Адам с угрожающими нотками в голосе.
Ладно, пусть он и оказался не таким предсказуемым, как я одновременно надеялась и боялась, но это не означало, что я собиралась позволить ему перехитрить меня. Я прижала ключи к его груди и отпустила. Он рефлекторно поймал их.
— Я не поведу твою громадную машину по этим узким улицам, — сказала я, посмотрев на него, и встала. — Хорошо. Я сама принесу себе обед.
— Хорошо, — сказал он.