— Вы… вы говорите, что провели здесь много времени.
— Я художник, — резко произнес Хэркорт. Возможно, его рассердило то, что она намеренно прервала возникший между ними чувственный контакт. — Мне обязательно надо изучать работы великих мастеров, чтобы понять, как им удавалось создавать такие шедевры, тогда как я… — Он помолчал. — У меня нет такого таланта, как у них, как ни печально это звучит.
— Тогда почему вы продолжаете этим заниматься?
— Потому что человек не выбирает, быть ему художником или нет. Это его природа, его сущность. Я не могу просто восхищаться видом, не думая о том, как мог бы передать его великолепие на холсте. Точно так же как, увидев интересное лицо, не могу не сделать набросок. К примеру, ваши волосы…
— Мои волосы? — Эмитист обернулась и посмотрела на него через плечо.
Хэркорт как зачарованный разглядывал завитки, случайно выбившиеся из-под ее шляпки.
— Ни у одной другой женщины я не встречал волос такого оттенка. Он не поддается определению. Филдинг всегда говорил, что вы просто брюнетка. — Нейтан усмехнулся. — Он никогда не замечал этих глубоких рубиновых переливов, которые мерцали в их глубине, когда вы проходили вдоль ряда канделябров.
Эмитист шумно вздохнула, и Нейтан посмотрел ей прямо в глаза. Они стояли так близко, что, казалось, дышали одним и тем же воздухом. Ему стоило лишь слегка наклонить голову, чтобы их губы коснулись друг друга в поцелуе.
Словно подумав о том же, Хэркорт опустил взгляд на ее губы. Они стояли так, глядя друг на друга, и тяжело дышали.
Сердце Эмитист успело сделать несколько ударов, прежде чем он хрипло произнес:
— Если вы так боитесь лишиться покровительства этого француза, то, может быть, он разрешит мне написать ваш портрет? Только голову и плечи. Ваши волосы не дают мне спокойно спать. Если бы вы пришли ко мне в мастерскую, тогда, возможно…
— Месье Ле Брюн не мой покровитель, — перебила его Эмитист.
Хэркорт мог сколько угодно говорить, что хочет только написать ее, но она понимала, что на самом деле он хочет гораздо большего.
И тоже этого хотела.
Боже правый, она тоже этого хотела. Это было плохо. Возможно, даже порочно. Но мечтать о романтической любви и свадебных колоколах было уже слишком поздно. А перед ней стоял мужчина, сгоравший от желания. От самой настоящей страсти. Ведь он даже понятия не имел о том, как она богата. Напротив, он считал, что она живет на содержании у другого мужчины, но и это не мешало ему… желать ее. Может быть, каким-то женщинам этого показалось бы недостаточно, но, так или иначе, то, что вспыхнуло между ними, было настоящим.
— Если вы хотите написать мой портрет, вам достаточно попросить об этом меня.
Глаза Хэркорта сверкнули с такой силой, что сердце Эмитист на миг перестало биться.
— Вы должны будете прийти ко мне в мастерскую, — сказал он.
— Да, конечно.
— Вы знаете, где она находится?
— Да. — Эмитист вспыхнула. В тот же день, когда Нейтан нацарапал свой адрес на обратной стороне рисунка, она выяснила, где он живет, под предлогом простого любопытства расспрашивая Ле Брюна о том, где находятся те ли иные улицы. Ей даже удалось проехать мимо hotel, где жил Нейтан, гадая, за какими из этого множества окон находятся его комнаты.
— Вы можете прийти одна?
Сердце Эмитист с силой ударилось в грудь. Она так и знала. Он спрашивал совсем не о том, можно ли написать ее портрет, он хотел знать, согласна ли она стать его любовницей. Эмитист пронзил резкий всплеск возбуждения. Неужели она действительно может это сделать? Завести любовника?
Если кто-нибудь об этом узнает, всем ее надеждам на заключение уже подготовленных сделок придет конец.
Да и Финелла… будет шокирована.
— Если я приду, вам придется обязательно написать мой портрет, — сказала Эмитист. До тех пор пока он будет работать над картиной, она сможет убедить Финеллу, что ничего плохого не происходит.
Эмитист так сильно хотела его. Совсем не так, как в юности. Теперь, лежа в своей слишком большой одинокой постели, она грезила не о свадьбе.
— Я могла бы прийти одна…
Хэркорт схватил ее за руку, не обращая внимания на то, что они стояли на виду у десятков других туристов.
Тем не менее, завороженная сиянием его глаз, она даже не сделала попытки убрать руку.
— Сегодня?
— Сегодня? — Внезапно то, о чем она думала, приобрело гораздо большую реальность. Одно дело поцелуй, но все остальное… И так скоро?
Несмотря на свою девственность, Эмитист знала, чем занимаются мужчины и женщины, закрывшись наедине в своих спальнях.
Ее тетя могла презрительно отзываться о девушках, которые «задирают юбки, чтобы удовлетворять самым безумным желаниям мужчин». Но ведь ее тетя никогда не любила. А если бы любила, то поняла бы, что иногда достаточно лишь взглянуть на мужчину, и весь мир перевернется. И ты таешь. И чувствуешь, что готова на все, лишь бы снова почувствовать, как его руки обнимают тебя.
Нельзя сказать, чтобы Эмитист была влюблена.
Ей просто хотелось снова испытать то, что она чувствовала, когда Хэркорт обнимал ее. И снова ощутить, как его губы касаются ее губ. И… если Нейтан желал большего, в чем она не сомневалась, то она хотела бы узнать, что это такое. Эмитист случалось слышать, как шептались и хихикали служанки, говоря о том, чем занимались со своими дружками в постели. Судя по их голосам, они получали от этого большое удовольствие.
Но даже если ей это не понравится, нет никакой нужды делать это снова. Она должна сама узнать правду. Как говаривала ее тетушка: «Никогда не принимай ничего на веру».
К тому же Эмитист столько лет старалась быть хорошей. Пыталась заслужить одобрение других людей, хотя они по-прежнему думали о ней самое худшее. Она так дорого заплатила за грех, которого не совершала.
Так почему бы не совершить его?
Она вздернула подбородок и посмотрела Хэркорту прямо в глаза.
— Не сегодня. — Это слишком рано. Ей требовалось сделать кое-какие приготовления. Эмитист ни под каким видом не хотела бы иметь внебрачного ребенка. И она не собиралась явиться к Нейтану в мастерскую, наивно полагая, что он позаботится об этом.
Впрочем, Эмитист не нуждалась в его заботе о ней и ее ребенке. Проблема была совсем не в этом. Ее богатства хватило бы на то, чтобы обеспечить себя и любое количество детей, которых она могла завести. Но Эмитист не хотела, чтобы на ее совести оказалось рождение несчастного невинного ребенка, отмеченного ужасной печатью незаконнорожденности.
— Но когда?
— Завтра вечером. — Если ей удастся найти аптекаря, который достаточно хорошо знает английский, чтобы понять, что ей нужно. Не просить же об этом месье Ле Брюна! — Или, может быть, в другой день, — если окажется, что найти такого слишком сложно.
Хэркорт выпустил ее руку и сделал шаг назад. На его лице появилось жесткое выражение.
— Вы можете меня не застать, — сказал он.
Его может не быть на месте? Она только что приняла важное решение, выходящее за границу общепринятых приличий, а он готов с легкостью отмахнуться от этого, как будто это ничего не значит?
Хорошо. Она могла последовать его примеру.
Так она и сделала, заявив с самым равнодушным видом, какой только смогла изобразить:
— Значит, я зря потеряю время на дорогу к вам.
Эмитист повернулась и пошла от него прочь. Она не собиралась просить Нейтана изменить свое отношение или выказать больший энтузиазм.
— Подождите, — произнес Хэркорт, догнав Эмитист и идя с ней рядом. — Назначьте любую конкретную дату и точное время, и я буду на месте.
Увидев то, как он смотрит на нее, Эмитист сразу же успокоилась. Нейтан хотел ее. Действительно хотел. Он просто был слишком горд, чтобы просить.
— Тогда в субботу, — сказала она. Нейтан был отчасти прав. Если она не назначит конкретный день, то может так и не набраться храбрости сделать это. — И если я по какой-то причине не смогу выполнить нашу…
— Договоренность, — подсказал Хэркорт, отметая все возможные сомнения в том, что речь идет о написании ее портрета.
Эмитист сглотнула.
— Я сумею известить вас, чтобы вы не были разочарованы.
— Я непременно буду разочарован, если вы не придете, — хрипло отозвался он. — Однако, — он вздернул подбородок, — я не стану преследовать вас. Вы сами должны сделать выбор, приходить вам ко мне или нет.
Сказав это, Хэркорт повернулся кругом и пошел прочь. Эмитист хмуро смотрела ему вслед. Его последние слова оказались совсем не теми, каких можно было ожидать от завзятого соблазнителя женщин. По правде сказать, можно было подумать, что, если она не придет к нему, как обещала, это заденет его гордость.
Но это абсурд. Что она для него, если не очередная женщина из длинной череды его побед? Одна из тех, кем он насладился, чтобы затем бросить.
Она значила для Хэркорта не больше, чем другие. Конечно нет.
И для ее же блага лучше не искать признаков того, что это не так.
Глава 6
Две ночи. Она заставила его ждать целых две ночи. Какую игру она вела? Что у нее за важные дела, из-за которых она могла сдержать то дьявольское пламя, что вспыхнуло между ними, на целых две ночи?
Эмитист давала ему понять, что не стремится стать его любовницей с таким отчаянием, с каким он жаждал обладать ею. Нейтан поднял руку и резко опустил кисть на полотно, над которым сейчас работал, — женщина которая стояла спиной к зрителю и, слегка наклонив голову, пыталась понять смысл висевшей перед ней картины.
Ну и пусть. Пусть поиграет в свои маленькие игры. Женщины всегда так делают. Лукаста никогда не чувствовала себя такой счастливой, как в те моменты, когда у нее на поводке болталась очередная несчастная жертва. Вот только он не хотел быть ничьей игрушкой, ни тогда, ни сейчас. Сколько бы Эмитист ни заставила себя ждать, он сделает все что угодно, но освободится от одержимости, завладевшей им в тот вечер, когда он увидел ее в Париже. И самым надежным способом сделать это было оказаться с ней в постели. Стоит ему удовлетворить свою похоть, как пламя жажды погаснет. Разве не так бывало с ним всегда?
Возможно, тогда он сможет покончить с ней, избавится наконец от той горечи, которая не покидала его все эти десять лет. Которая сделала Нейтана жестоким с друзьями, грубым с женщинами и настолько равнодушным к собственной репутации, что даже отцу пришлось согласиться с тем, что он бессилен и разве что может отослать сына за границу.
Впрочем, Нейтан ничего не имел против того, чтобы уехать в Париж. Едва приехав сюда, он сразу же почувствовал всю меру того… чего ему так недоставало в прежней жизни. И дело не только в том, что он избавился от душивших его семейных уз, отказался от позерства и обмана и наконец занялся тем, чем мечтал заниматься всю жизнь. Было и нечто большее. Ощущение, что здесь он может быть таким, каким ему хочется. Никто не считал его странным из-за того, что Нейтан оставил прежний образ жизни. В конце концов, французы только что сбросили целый общественный строй. И не только он, вся Франция превращалась во что-то новое.
И раз уж люди смогли низвергнуть своего короля, мужчина наверняка мог победить свою одержимость женщиной, которая сломала ему жизнь. Да, он сможет. Нейтан отложил кисть и взял в руки холст. Романтические чувства, которые он питал зеленым юнцом, давно обратились в пепел. А с тем, что осталось, он в состоянии справиться. Нейтан отнес полотно в дальний угол мастерской и поставил его на пол, лицом к стене.
То, что он испытывал к мисс Делби, можно было определить словом «похоть». Эмитист годилась лишь для того, чтобы переспать с ней. По опыту Нейтан знал, что стоит ему уложить Эмитист в постель, и даже похоть пройдет. Он должен покончить с этим и окончательно убедиться и умом и сердцем, что эта женщина для него… ничто.
— Ты хорошо понимаешь, что делаешь? — Финелла ломала себе руки, глядя, как Эмитист завязывает игривым бантом ленты своей новой шляпки. С той минуты, когда она объявила, что встретила в Лувре Хэркорта и заказала ему свой портрет, у Финеллы сделался несчастный вид. — А ты уверена, что это действительно… прилично… быть одной наедине с мужчиной? Мне кажется…
— Не беспокойся, Финелла, — торопливо сказала Эмитист, бросив последний оценивающий взгляд на свое отражение в зеркале. — Я прекрасно знаю, что делаю. И поскольку в Стентон-Бассете никто не узнает, что мы делали в Париже, — если только мы сами об этом не расскажем, — ты можешь не бояться, что тебя осудят за то, что ты позволила мне такие неподобающие вольности.
— Как я могу не беспокоиться? Ты такая неопытная. Когда остаешься наедине с мужчиной… даже если он говорит, что хочет всего лишь написать твой портрет… сама ситуация может привести к тому… — Финелла замолчала и прикусила нижнюю губу. — Прошу, поверь мне, я вовсе не сомневаюсь в твердости твоего характера. Просто ты не понимаешь, какими коварными соблазнителями могут быть некоторые мужчины. А я знаю, что ты находишь месье Хэркорта привлекательным. Прости, что говорю так прямо, но все эти годы он не выходил у тебя из головы. А теперь, когда он проявляет к тебе интерес, боюсь, это может вскружить тебе голову.
Пока Финелла не произнесла последние роковые слова, Эмитист готова была не обращать внимания на эту фамильярность с ее стороны. В конце концов, та всего лишь выполняла свои обязанности, пытаясь защитить ее репутацию. Но слышать те самые слова, которыми бранил ее отец, когда Эмитист нуждалась в понимании…
— Я ни одному мужчине не намерена позволять вскружить мне голову, — выпалила она. — Я не какая-то глупая девчонка, которая рвется замуж и верит в любовь. — Эмитист хотелось испытать, что такое страсть. И Хэркорт прекрасно подходил для этого. — Нейтан не может сделать ничего такого, к чему я не была бы полностью готова.
На этот раз Эмитист не питала никаких иллюзий, которые он мог бы разрушить. И о браке с ним она тоже больше не мечтала. Она научилась ценить свою независимость. Единажды завоевав ее, Эмитист не переставала ее отстаивать. И вовсе не собиралась сдаваться на милость мужчины, в особенности такого, как Нейтан Хэркорт.
В любом случае и десять лет назад, и в последние два дня он не скрывал, что его интересует только любовная связь. Именно этого хотела и она.
— О, дорогая, — смирилась Финелла. — Я вижу, мне нечего сказать, чтобы переубедить тебя.
— Да, нечего, — шутливо согласилась Эмитист.
Она уже отвергла все возможные возражения, когда долгими бессонными ночами вспоминала о том, как прекрасно чувствовала себя в объятиях Нейтана. Или когда он просто стоял рядом с ней. Все ее тело томилось желанием снова оказаться рядом с ним. Напрасно Эмитист пыталась придумать причину для воздержания, предупреждая себя о ловушках, которые может таить в себе связь с Хэркортом. Она только отчасти оставалась разумной, осторожной Эми. И у той Эми не было никаких шансов против мятежной Эми, одинокой Эми, настоятельно требовавшей исполнения своих желаний.
Эмитист не собиралась сворачивать со своего пути. И была готова отвечать за последствия, какими бы они не были.
Конечно, ей было просто говорить так, имея за спиной огромное состояние. Эмитист невольно сравнивала себя со всеми теми девушками, которые отдавались недостойным их мужчинам и платили за это страшную цену. Даже если все предосторожности, которые она приняла, не помогут, и эта связь закончится для нее беременностью, она сможет по-прежнему жить с комфортом. А если все эти узколобые, высокоморальные дамы-патронессы из Стентон-Бассета откажут ей от дома, она просто удалится от общества и станет жить отшельницей. Это никак не затронет ее возможности вести свой бизнес. Она и без того вела дела под прикрытием нескольких компаний, с которыми от ее имени поддерживал связь Джоббингс. Только вот… будет очень жаль, если Финелле придется от нее уйти. Работать на женщину, на самом деле совершившую преступление, в котором ее так часто обвиняли, могло оказаться непосильным бременем для нежных чувств подруги.