Дим ворочался на тонком матрасе, уложенном поближе к кровати, на которой, беспокойно постанывая, метался во сне Нот. Днем он молчал и улыбался, но уснувший ночью самоконтроль выдавал, что боль живет в этом тонком теле постоянно. Костик поминутно совал свой нос в комнату, реагируя на звуки, в конце концов скрутился в кресле тесным клубком в кошачьем обличье, и только настороженные уши давали понять, что не спит, а дремлет под уже привычные стоны. А Дим спать не мог. Он все сильнее хмурился и играл желваками, не принимая собственное бессилие, недобро щурился, размышляя, почему пропал вампир и что у них за отношения такие, если он не считает нужным быть сейчас рядом с Нотом. Херовые отношения, вынес он вердикт.
Нот как-то совсем болезненно простонал, и Дим не выдержал. Поднявшись, он уселся на край кровати и погладил Нота по спине.
– Спи, – кивнул он настороженно приподнявшему голову Костику. – Я посижу.
Под ладонью Дима горячее тело постепенно расслаблялось, и стоны становились тихими, редкими. Дим прилег рядом, поглаживая уже по инерции, потом придавил отяжелевшей ладонью и уснул, уткнувшись носом в разноцветный ворох хорошо отросших волос. Проснулся он, потому как сбоку пекло. Он повернул голову и увидел почти втиснувшегося в него Нота. Тот, облапив его руку и ногу, спал. И спал спокойно.
В двери громыхнуло. Костик пытался удержать поднос с едой и одновременно придержать дверь:
– Доброе. Ты заметил – он молчит! – громким шепотом оповестил он Дима.
– Молчит, – Дим согласился и попытался отползти от Нота. Но тот, нахмурившись, дернул руку к себе и вцепился в нее мертвой хваткой.
Костик, сгрузив поднос на тумбу, бесцеремонно потряс Нота.
– Вставай давай. Режим. Еда. Таблетки. Гигиена.
Хватка на руке Дима ослабла, и Нот дернулся, откатываясь от него даже еще не проснувшись толком.
– Дим, ты завтра с утра дома останься. Мне на отметочку явиться нужно, – невозмутимый Костик устраивал Нота на кровати. – Я тебе все объясню, что делать.
– Не надо, я сам могу, – наконец подал голос Нот.
– Что можешь? – ехидно поинтересовался Костик. – С кровати рухнуть? Он, прикинь, вчера, – сдал Нота домовой, – встать сам хотел. В итоге пришлось обезболивающее впендюрить почти в двойной дозе.
Дим сосредоточенно разглядывал мелкие ромашки на пододеяльнике и был поглощен совсем другим вопросом.
Он бы давно уже усвистал из квартиры, но ежеутренний показатель мужского здоровья как-то совсем категорично заявил о себе под этим самым одеялом и держал Дима на месте. В принципе, тут все парни, можно сказать – все свои, но встать как ни в чем не бывало с кровати, на которой к нему всю ночь жался парень, было… беспонтово. Да. Поэтому инструкции Костика были совсем кстати. Дим внимал им с умным, сосредоточенным видом, мысленно уговаривая свой организм расслабиться и отпустить его в туалет.
Следующее утро началось точно так же. Дим хмыкнул, отметив этот факт, и вспомнил, что сегодня он за Костика. Поэтому выдрал свою руку из захвата, аккуратно убрал закинутое на него колено и поплелся на кухню. Детский завтрак. Таблетки и гигиена. Если первые два пункта прошли вполне нормально – Нот дисциплинировано съел жидкую ужасную на вид кашку, запихнул в себя веселенькие гранулы таблеток, – то с третьим пунктом вышла заминка. Занавесившись разноцветной гривой и полыхая из-под нее кончиками ушей, он послушно сидел в ванной, подавая то руку, то ногу. Дим с удовольствием отмывал порозовевшее тело, удивляясь тонкости кожи. Казалось, она местами была не толще листа – так отчетливо просматривался хитрый рисунок голубоватых венок. Увлекшись, он стал обводить это кружево жизни под кожей. Действие почти завораживало.
– Ты что? – хрипло разорвал тишину напряженный голос Нота.
Дим, осознав, отшатнулся, ошалело уставился на Нота, потом на его кожу и заметался взглядом по ванной, будто отыскивая разбежавшиеся по углам слова.
– Не подумай. Я совсем нет. Не то, что ты подумал… – Дим пытался донести основную мысль о непричастности к преступному замыслу, в котором Нот его, конечно, заподозрил. А кто бы не заподозрил?
– А что я подумал? – вдруг развеселился Нот.
– Что я тебя… Но на самом деле нет. Даже мысли не было. Просто все дело в рисунке. Ты кажешься местами разрисованным… Но ты все равно извини. Не надо было так делать, – частил Дим, пытаясь выкрутить себя из неловкой ситуации.
– Я подумал, ты на меня пентаграммы накладываешь. Вот и удивился. Вроде не лекарь.
– Пентаграммы… – Дим, разочарованный своим тугодумством, готов был постучать головой об кафель. Пентаграммы! Вот же баран, надо было догадаться и отмазаться именно так. А его понесло в какие-то голубые дали.
– Дим, а давай, пока Костика нет, мы на кухне чай попьем. Он меня совсем из постели не выпускает.
Димка радостно закивал, благодарный за смену курса разговора.
Нот сидел на подоконнике, закутанный в банный халат, с большой чашкой горячего чая и что-то пристально рассматривал во дворе.
– Почему твой вампир не пришел ни разу? – вдруг разозлился Дим.
– В рейде, наверное, – равнодушно пожал плечами Нот.
– Даже позвонить нельзя? Хорош у тебя бойфренд.
– Что? Нет, он мне не парень.
– Почему?
– Не нравлюсь я ему.
Димка удивленно окинул взглядом фигуру Нота. «Как он может не нравится», – мелькнула юркая мысль и тут же пропала во вдруг ставшем важным вопросе.
– А он тебе?
– Он мне очень. Но Дору вампир.
– И что?
– Понимаешь, я для него не аппетитный, – фыркнул в кружку Нот.
– Очень аппетитный, – возмутился Дим явной ложью этого Дору.
– Ну спасибо, – покатился со смеху Нот.
Димка прикусил кончик языка, понимая, что именно только что ляпнул.
– В смысле ты не хуже, чем он, на вид. И все такое.
– Я тощий, мелкий, не молодой, – успокоившись, пояснил Нот. – А Дору по своей физиологии реагирует только на полнокровных, крупных и молодых. Понимаешь? Не переделать этого. Даже ты ему уже не подходишь.
Дим второй раз оскорбился, но уже за себя. Забрал в назидание кружку с чаем и снял Нота с подоконника.
– Все, постельный режим.
Ночью, прислушиваясь к сбивающемуся в тихий стон дыханию Нота, Дим рассматривал его. Он пытался понять, как можно вытворять всякие такие (тут он тяжело вздохнул и мысленно подсчитал, что секса у него не было уже больше месяца) вещи с парнем. Это же нужно хотеть целовать вот эти губы. Дим застрял взглядом на губах и решил, что в принципе такие губы можно и захотеть поцеловать. Но вот, допустим, кожа. Кожа же должна быть нежной, а не как у парня. Тут он вспомнил полупрозрачное сплетение вен под тончайшим покровом, увиденное утром, и завозился под одеялом. Нот, махнув рукой, спихнул одеяло. Вот! Дим смотрел на плоскую грудь парня. Груди-то нет! Не погладить, не сжать. Только вот если зубами прихватить эти темные камешки сосков, потом обвести языком и подуть, смотреть, как они, сжимаясь, отвердевают. Так… что-то это не про то. Ну и эта штука… Дим вдруг поймал себя на том, что его рука, нырнув за резинку трусов, уже вовсю оглаживает вполне эрегированный член, а он все еще продолжает пялиться на плоскую грудь Нота. Стыд моментально обжег, кажется, все тело. Дим шустро стек с кровати и закрылся в ванной. Лаская себя, он почти дисциплинированно вызывал привычные картинки, но на самом пике, когда до финала осталась всего пара движений, когда он уже почти перестал дышать, ускоряя ритм до невозможности и закусывая губу, перед глазами вновь всплыла подкожная пентаграмма вен и горошинки темных сосков на плоской груди.
«Надо с Милкой мириться, – рывками передвигаясь по «скале», размышлял Дим, – а то совсем поголубею такими темпами». Он, оттолкнувшись правой ногой, уцепился пальцами за верхушку и, подтянувшись, оседлал ее, рассматривая уже привычный вид. Раньше у него на подъем уходила уйма времени и сил, теперь же он ее в два счета делает. «Надо менять тренажер и с Милкой все-таки мириться».
Сказано – сделано. Дим, пережив вполне спокойно бурный супружеский скандал, опрокинул жену на кровать и впился в податливое тело жадным поцелуем. Мила шептала, обнимала, ругала и охала. Дим же, оголодало вгрызаясь в податливую плоть, пытался не сорваться в бешеный темп, зная, как не любит она такой напористый секс. Но разум мутило накопленное желание и льнувшая к нему женщина, и Дим, перехватив руки жены над головой, удерживая широко разведенные бедра, вколачивался в горячее тело. После, взмокший, с прижавшейся к нему женщиной, на развороченной постели Дим поймал в себе глубокое иррациональное чувство тоски. От Милы веяло жаром, но не таким. Густо пахло излюбленной женщиной, но не так, как нужно. Она, обняв его руку, поглаживала и прижималась ближе, но… Дим выдохнул и, закрыв глаза, вспоминал с какой-то тянущей безнадежностью о том, что жар Нота был суховато-горячим, о том, что его запах был с легким больничным привкусом лекарств, о том, что пальцы его были унизаны кольцами, которые иногда больно царапали кожу Дима. Не хватало. Уткнувшись в макушку жены, он глубоко вдохнул ее запах, словно пытаясь вытеснить из головы совсем не нужные там воспоминания.
У больничного блока топтался народ. Молчаливая тревога моментально пропитала Дима и заставила его приостановиться.
– Что происходит?
– Магов привезли. Трех. Убиты.
В этот момент толпа распахнулась перед спешащим джинном, и Дим увидел это. Три тела на черном пластике. Вывернутые, развороченные тела, ослепительно и страшно демонстрирующие оголенные осколки костей. Дим побледнел и отшатнулся. Он осоловевшим взглядом обвел привычный двор Академии и вдруг отчетливо понял, что сказка действительно закончилась. Закончилась, не развеяв волшебство, а превращая его в страшное, безжалостное оружие.
– А мы кто? Светлые или темные? – Дим сосредоточенно оплетал разрядами молний клубок энергии.
– А как бы вам больше хотелось, Димитрий? – спросила его профессор.
Дим укоризненно покачал головой, глядя на ее шпильки и на вздыбленную взрывами землю. Как она умудряется не глядя вышагивать среди этой кутерьмы, не оступаясь и не спотыкаясь?
– Само собой светлым, – скорее по традиции бездумно выбрал Дим сторону.
– Даже если светлые заметно слабее?
– С фига?
– Убивать запрещено, использовать магию в личных целях запрещено, изучать темную магию запрещено… Согласны на такой вариант?
Дим задумчиво закрутил сгусток энергии и швырнул им в цель почти наобум, уже зная, что не промахнется.
– Согласен.
– Подумайте, такая жертва.
– Типа мне можно выбирать?
– Димитрий, а какой вы человек? Добрый?
– По-разному.
– Вот и тут по-разному. Нет светлых-темных.
– Ну да? А те, которые наших убивают?
– Понимаете, – женщина прутиком очертила вокруг себя полукруг, – наша профессия не всегда сопряжена с риском. Попробуйте пробить мою защиту. Вы вполне можете жить мирно, без рейдов, без экспедиций, заниматься, допустим, разработкой нового состава зелий, натаскивать молодняк, уйти в аналитический отдел, опять же учитывая вашу склонность к истории, заниматься наукой.
Дмитрий, комбинируя силу, темп, сочетание стихий, пытался пробить защитную сферу профессора, та искрила и покрывалась трещинами.
– Но учитывая ваши способности и физические данные, – профессор взмахом руки убрала сферу и заправила за ухо выбившийся локон, – больше толка будет в рейдах.
– Тупая физическая сила?
– Зачем вы так? Нот вот золотая голова, ему бы химиком быть. Какие он лечебные составы делает!
– То есть это не обязательно – возвращаться распакованным по разным мешкам?
– Это уже вам решать.
– А зачем ему?
Профессор пожала плечами:
– Чужая душа – потемки.
После полигонов, смывая с себя пыль и копоть, Дим стоял под прохладным душем. Сделав воду похолоднее, он подставил под струю чуть обожженные ладони.
– На полигонах был?
В кабинке рядом зашумела вода. Дим, заглянув туда, обнаружил Нота, который так же реанимировал свои ладони.
– К этому вообще как-то привыкнуть можно? – спросил Дим, отворачиваясь, чтобы лишний раз не застревать взглядом на выступающих углами косточках Нота.
– Я тебе мазь дам с анастетиком.
– Сам приготовил?
– Пффф. В аптеке купил, – усмехнулся Нот. – Зачем изобретать колесо? Ты к жене вернулся? – взбивая пенную шапку и выкручивая дурацкие рожки на голове, он сунулся к Диму. – Потрешь спинку?
– Давай, – Дим выжал на протянутую Нотом мочалку добрую порцию геля. – Поворачивайся.
– Яволь! – Нот развернулся к стене и встал в позу военнопленного.
Дим, шмякнув мочалку на его спину, тщательно растер плечи, которые тут же зарозовели.
– Оууу! Шкуру с меня не сними, – застонал парень.
– Я Великий Умывальник, знаменитый Мойдодыр, умывальников начальник и мочалок командир, – и Дим продрал жертву вдоль позвоночника.
Нот выгнулся, пытаясь уйти от железной руки «Мойдодыра», а Дим, подняв руку для повторной экзекуции, застыл, окинув парня тяжелым взглядом. Кровь словно загустела и насытилась специями, заставила сердце тяжело и мощно отбивать ритм. И сердце перегнало горячую лаву вниз, наполняя плоть мгновенным желанием. Нот дернулся, резко выпрямляясь и ликвидируя неоднозначную позу. Напряженные плечи, растертые до покрасневшей кожи, и яркая полоса вдоль позвоночника намертво приковали взгляд Дима и тянули его вниз к ягодицам парня. Дим толкнул парня к стене, удерживая его рукой словно пришпиленную бабочку, и с остервенением принялся тереть кожу. Яростно сжимая зубы, пытаясь утихомирить бившийся внизу болезненный пульс. Нот оттолкнулся от стены и выкрутился из-под руки Дима.
– Хватит! Охренел? – рыкнул он яростно, но, скользнув взглядом вниз, наткнулся на очевидное желание Дима, будто подавился и замолчал.
Дим никогда еще не чувствовал себя настолько обнаженным, взгляд парня будто въедался под кожу, заставляя ту становится чертовски чувствительной. Дим не отрываясь смотрел, как парень начинает реагировать. Это зрелище заставило его сжать челюсть, загоняя рвавшийся наружу рык удовольствия. Нот наконец оторвался от созерцания плоти и поднял взгляд.