Нет, ей придется самой со всем разбираться. Нужно завести мотор, развернуть фургон и отправляться искать выход на улице. К этому ей не привыкать. Но и она сама, и ее спутник находились не в лучшей форме, чтобы успешно справляться со своими проблемами. Рената не знала, насколько ей хватит сил вести машину, в любой момент слабость может взять верх и...
– Добрый вечер, – приветливо, с явным техасским акцентом прозвучало рядом с открытым окном. Рената не видела, как он подошел, и теперь у нее не было шанса скрыться незамеченной. – Чем-то могу помочь? Что-то случилось с...
Джек замолчал, когда Рената подняла голову и повернулась к нему лицом. За то время, что они не виделись, он еще больше поседел, его по-военному коротко стриженные волосы заметно поредели, щеки округлились. Но он все еще оставался настоящим богатырем: ростом более шести футов, крепкий как бык, хотя ему было без малого семьдесят.
– Привет, Джек. – Рената улыбнулась, очень надеясь, что не беспомощно и жалко.
Джек смотрел на нее, не скрывая удивления.
– Черт меня дери, – сказал он, медленно качая головой. – Немало времени прошло, Рената. Я надеялся, ты нашла свое место в жизни... когда ты два года назад так неожиданно уехала, я волновался, может быть... – Джек не договорил, только широко улыбнулся, как он это делал в деликатных ситуациях. – Ну, черт меня дери, это не важно, о чем я волновался, главное – ты снова здесь.
– Я не могу остаться, – выпалила Рената и схватилась за ключ зажигания. – Я не должна была приезжать.
Джек нахмурился:
– Тебя два года не было, а сейчас ты появилась, свалилась как снег на голову, и только для того, чтобы сказать, что не можешь остаться?
– Прости, – пробормотала Рената, – мне надо ехать.
Джек взялся за оконное стекло, словно силой хотел ее удержать. Рената посмотрела на его загорелые обветренные руки, которые помогли так многим подросткам, попавшим в беду на улицах Монреаля. В этих же руках почти сорок лет назад он держал оружие и воевал, служа родине. И этими руками он ухаживает за цветущими у дома розами, словно эти цветы ему дороже золота.
– Что случилось, Рената? Ты же знаешь, мне ты можешь рассказать. Мне ты можешь доверять. С тобой все в порядке?
– Да, – ответила Рената. – Я в порядке, правда. Просто проезжала мимо.
Но по его глазам было видно, что он ей не поверил.
– Не у тебя, у кого-то другого проблема?
Рената покачала головой:
– Почему ты так думаешь?
– По этой причине ты приехала сюда в первый раз. Ты никогда не ищешь помощи для себя, даже если тебе она нужна как воздух.
– Сейчас это другое. Тебе не нужно в это ввязываться. – Она завела мотор. – Пожалуйста, Джек, забудь, что видел меня здесь сегодня. Договорились? Прости, мне надо ехать.
Но она не успела переключить передачу, тяжелая и сильная рука Джека легла ей на плечо. От боли она резко дернулась, вскрикнула и стиснула зубы.
– Ты ранена. – Его густые с проседью брови сошлись на переносице.
– Пустяки.
– Пустяки? Ты уверена? – Джек открыл дверцу и поднялся на подножку, чтобы осмотреть ее плечо. Увидев кровь, он крепко выругался. – Что случилось? Ударили ножом? Тебя пытались ограбить? Или груз хотели отнять? Копам уже позвонила? Господи, да это огнестрельное ранение. Судя по кровотечению, ты получила его несколько часов назад...
– Со мной все в порядке, – продолжала настаивать Рената. – Это не мой фургон, и меня никто не грабил.
– Хорошо, по дороге в больницу ты мне все расскажешь. – Он махнул рукой, чтобы она подвинулась. – Давай я поведу машину.
– Джек, – Рената положила руку на его крепкое плечо, – я не могу поехать в больницу, не могу сообщить в полицию. Я в машине не одна. Там в фургоне мой спутник, он в очень плохом состоянии. Я не могу его бросить.
Джек с тревогой посмотрел на нее:
– Рената, ты совершила какое-то преступление?
Рената слабо рассмеялась. Она ничего не могла рассказать Джеку, а даже если бы и рассказала, он вряд ли бы ей поверил.
– Если бы только преступление. Мне угрожает опасность, Джек. Больше я ничего не могу сказать. Я не хочу втягивать тебя в это.
– Тебе нужна помощь. Это все, что я знаю. – Лицо Джека сделалось серьезным. Сейчас, несмотря на морщины и седину, он имел вид сурового морского волка, привыкшего без страха смотреть в лицо любой опасности. – Рената, у меня есть место, где ты и твой спутник можете передохнуть. И с твоим плечом мы что-нибудь сделаем. Рената, хотя бы раз в жизни позволь мне помочь тебе.
Рената очень этого хотела, хотела до боли. Но показать Николая людям в том состоянии, в котором он был сейчас, – огромный риск для него самого и для тех, кто его увидит.
– Остановиться в твоем доме? Исключено. Есть какое-нибудь небольшое тихое место, подальше от дороги?
– У меня за домом гараж, а над гаражом есть небольшое помещение. После того как не стало Анны, я использовал его для хранения ненужных вещей. Если хочешь, можешь там побыть какое-то время. – Джек спрыгнул с подножки и протянул ей руку.
Рената вылезла из кабины, ломая голову, как же транспортировать Николая. Она надеялась, что он все еще спит под действием транквилизаторов и его истинная природа останется незамеченной. Хотя вряд ли Джек сочтет нормальным то, что у нее в фургоне лежит без сознания обнаженный, избитый и окровавленный мужчина.
– Знаешь... э-э... мой друг действительно очень плох. Боюсь, он сам не сможет идти.
– Знаешь, я на своих плечах из джунглей много парней вынес, – сказал Джек. – Может быть, мои плечи немного сгорбились с тех пор, но они все еще широкие и сильные. Я с ним справлюсь.
Пока они подходили к задним дверца фургона, Рената добавила:
– Джек, и вот еще что. Этот фургон... Он должен исчезнуть. Не важно как и куда. Но чем раньше, тем лучше.
Джек коротко кивнул:
– Считай, уже сделано.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Когда Николай очнулся, он не мог понять, почему не умер. Чувствовал он себя ужасно. С трудом открыл в темноте глаза, попробовал пошевелиться – все тело было таким вялым, словно мышцы атрофировались. Он помнил кровь и мучительную боль, арест и пытки, которые проводил какой-то засранец по имени Фабьен. Помнил побег, вернее сказать, кто-то тащил его на себе, а он с трудом переставлял ноги и спотыкался.
Помнил окружавшую его темноту, холод металла, на котором лежал, непрекращающийся грохот барабанов в голове. И отчетливо помнил наведенный на него пистолет, который выстрелил по его команде.
Рената.
Это она держала в руке пистолет. Нацелила на него, защищаясь, потому что он готовился наброситься на нее диким зверем. Но почему же она не убила его, как он того хотел? Но прежде напрашивался вопрос: зачем она вытащила его из реабилитационного центра? Неужели она не понимала, что их обоих могли убить?
Он хотел разозлиться на ее такой безрассудный и дерзкий поступок, но благодарность за то, что он может дышать, пересилила. Дышать – это единственное, что сейчас было в его силах.
Он заворчал и перевернулся, ожидая почувствовать под собой твердость пола. Мягкий матрас и хорошо взбитая подушка под головой. Сверху – легкий плед.
Что за черт?! Где он?
Он поднялся и сел, и тут же у него скрутило все внутренности.
– Мать твою... – пробормотал Нико, едва справляясь с приступом тошноты и головокружения.
– Ты в порядке? – Рената была рядом. Вначале он ее не увидел, пока она не поднялась со стула с драной обивкой и, тихо ступая, не подошла к нему. – Как ты себя чувствуешь?
– Кучей дерьма, – плохо ворочая языком в пересохшем рту, ответил Николай.
Он вздрогнул и поморщился, когда щелкнул выключатель настольной лампы.
– Выглядишь лучше. Значительно лучше. Глаза вернулись в норму, и клыки исчезли.
– Где мы?
– В безопасном месте.
Он оглядел странно и беспорядочно загроможденную комнату: разрозненная мебель, у одной из стен – пирамида из складских контейнеров; между двумя картотечными шкафами – живописные полотна разной степени завершенности. Дальше небольшая ванная, полотенца с цветочными рисунками и старомодная ванна на ножках в виде звериных лап. Но особое внимание привлекло окно без ставней как раз напротив кровати. За окном была глубокая ночь, но утром комната будет залита солнечным светом.
– Человеческое жилище, – произнес Николай.
Прозвучало как обвинение, хотя никого обвинять он
не хотел. В том, что он оказался в такой ситуации, была только его вина.
– Рената, где мы, черт возьми? Что вообще происходит?
– Ты был в ужасном состоянии. Было опасно куда-либо ехать в медицинском фургоне, с заходом солнца агенты и, возможно, Лекс начали бы активные поиски...
– Где мы? – требовательно повторил вопрос Николай.
– В социальной гостинице для трудных подростков, она называется «Дом Анны». Я знаю ее хозяина. Вернее, знала раньше... – Горечь, отчаяние и еще какие-то смешанные чувства отразились на лице Ренаты и тут же исчезли. – Джек хороший человек, ему можно доверять. Здесь мы в безопасности.
– Он человек?
– Да.
«Ну просто отлично, лучше некуда», – подумал Николай.
– Он знает, кто я? Он видел меня... в том состоянии?
– Нет. Я насколько смогла укрыла тебя пластиковой пленкой, которую нашла в машине. Джек перенес тебя сюда, ты спал под действием транквилизаторов. Если помнишь, я выстрелила в тебя, но пистолет был заряжен не патронами, а дротиками. Джеку я сказала, что ты очень болен, поэтому находишься под действием лекарств.
«Теперь понятно, почему я не умер», – подумал Николай.
– Он не видел ни твоих глаз, ни клыков, а когда он спросил о глифах, я сказала, что это татуировка. – Рената показала на рубашку и спортивные брюки, лежавшие на столике у кровати. – Он принес тебе одежду. Как только он загонит фургон в какой-нибудь кювет, он вернется и попробует подобрать тебе обувь. В ванной полный набор туалетных принадлежностей. Джек всегда готов к новым постояльцам. Хотя, ты знаешь, у него только одна зубная щетка, ты не против, если мы одной будем пользоваться?
– Господи, мне нужно выбираться отсюда.
Николай отбросил одеяло и взял со столика одежду.
Он не особенно твердо держался на ногах и, когда надевал брюки, потеряв равновесие, плюхнулся голым задом на кровать. Голова кружилась.
– Мне нужно связаться с Орденом и доложить. Думаешь, у твоего хорошего человека Джека есть компьютер или мобильный?
– Сейчас два часа ночи, – напомнила ему Рената. – В доме все спят. Кроме того, я не уверена, что ты достаточно окреп, чтобы спуститься по ступенькам. Тебе нужно еще полежать и набраться сил.
– К черту все эти церемонии, мне нужно вернуться в Бостон, и как можно скорее. – Сидя на кровати, он надел брюки, затянул потуже завязки – брюки оказались ему изрядно велики. – Я и так слишком много времени потерял. Не хочу ждать, чтобы кто-нибудь приехал сюда и пнул меня под вялый зад...
Рената взяла его за руку, немало удивив этим:
– Николай, с Мирой случилась неприятность.
Никогда раньше Нико не слышал, чтобы она говорила так серьезно и с таким отчаянием. Рената была по-настоящему расстроена. Впервые он увидел брешь в неприступно-холодной крепости, которую женщина воздвигла вокруг себя и в которой пряталась.
– Мира в опасности, – сказала Рената. – Агенты забрали ее с собой, когда приехали тебя арестовывать. Лекс отдал ее вампиру по имени Фабьен. Он Миру ему... продал.
– Фабьен... – Николай чертыхнулся. – В таком случае ее, скорее всего, уже нет в живых.
Он не ожидал, что Рената в ужасе вскрикнет. В ее возгласе было столько боли, что Николай пожалел о беспечном высказывании своих мыслей. Не желая того, он нащупал болевую точку неуязвимой Ренаты – маленькая девочка была ее слабостью.
– Нет, она жива, – твердо произнесла Рената, глядя на него затравленными глазами. – Понимаешь, я дала ей клятву. Я обещала, что никому не позволю ее обидеть. И я сдержу свое обещание. Николай, чтобы спасти ее, я убью любого. Если нужно, я отдам за нее свою жизнь.
Николай слушал ее и понимал ее боль и отчаянную решимость; возможно, она даже не догадывалась, насколько хорошо он ее понимал. Когда он был еще мальчиком, он дал такую же клятву своему младшему брату. Господи, как давно это было. И то, что он не смог сдержать обет, едва не погубило его.
– Поэтому ты пошла на такой риск, что пробралась в реабилитационный центр и вытащила меня оттуда? – Теперь Николаю все стало ясно. – Ты надеялась, что я помогу тебе найти Миру?
Рената ничего не ответила, просто смотрела на него и молчала. И это молчание превращалось в вечность.
– Я должна ее спасти, Николай, – наконец произнесла Рената. – И я не уверена... боюсь, мне одной с этим не справиться.
Николай понимал, что судьба пропавшей девочки – не его проблема. Он не собирался вновь связываться с Фабьеном, тем засранцем, который чуть не угробил его в палате реабилитационного центра. Перед Орденом стояли куда более важные задачи, выражаясь высокопарно – решалась судьба мира, черт бы его побрал.
Он открыл рот, чтобы сказать это, но вдруг сердце у него сжалось, он не нашел в себе достаточного хладнокровия, чтобы лишить Ренату надежды.
– Как твое плечо? – вместо этого спросил он.
Николай помнил, как в темноте фургона кровоточащая рана превратила его в дикого зверя, потерявшего контроль над своими инстинктами. Чистая повязка и легкий запах антисептика создавали впечатление, что рана неопасна и процесс заживления идет успешно.
– Джек перевязал меня, – ответила Рената. – Во Вьетнаме он служил санитаром в медчасти ВМФ.
Николай заметил, лицо Ренаты осветилось нежностью, когда она заговорила о Джеке. Он не мог понять, почему в нем зашевелилась ревность по отношению к человеку, тем более преклонного возраста.
– Так он служил в военно-морских силах США? А почему сейчас занимается трудными подростками в Монреале?
Рената грустно улыбнулась:
– Джек влюбился здесь в девушку по имени Анна. Они поженились, купили дом и жили в нем счастливо почти сорок лет, пока Анна... она умерла. Погибла во время ограбления. Бездомному подростку нужны были деньги на героин, и, отнимая у нее сумку, он ударил ее ножом. В сумке он нашел всего пять долларов.
– Господи, надеюсь, он получил свой срок.
Рената покачала головой:
– Его арестовали, но он повесился в камере до суда. Джек мне рассказывал, когда он узнал об этом, принял решение начать что-то делать, чтобы несчастные подростки не скитались по улицам и не убивали ни в чем не повинных людей. И тогда он открыл социальную гостиницу – «Дом Анны». Сюда может прийти любой, кому нужна крыша над головой и участие.
– Похоже, Джек добрый и великодушный человек, – сказал Николай. – Он умеет, в отличие от меня, прощать.
Нико очень хотелось прикоснуться к Ренате, узнать о ней больше, узнать, как она жила до того, как оказалась во власти Сергея Якута. Было ощущение, что жизнь у Ренаты была несладкой. И если Джек помог Ренате в чем-то, то он должен испытывать к нему только чувство уважения.
И если Рената доверяет этому человеку, значит и он может ему доверять. Он очень хотел надеяться, что Рената не ошибается в Джеке. Катастрофа, если на поверку все окажется наоборот.
– Позволь мне взглянуть на твое плечо, – сказал Нико, радуясь, что можно сменить тему.
Он сделал шаг к ней и почувствовал, что Рената колеблется.
– Уверен, что совладаешь с собой? У меня больше нет транквилизаторов, а нанести ментальный удар вампиру в таком ослабленном состоянии я не решусь – это ниже моего достоинства.
Шутка? Нико рассмеялся. Исчезло напряжение от весьма мрачной ситуации, в которой они оказались.
– Подойди, хочу посмотреть на мастерство военного медика.
Рената развернулась к нему плечом. Он откинул край тонкого пледа, в который она была завернута, и позволил ему сползти по руке. Осторожно приподнял повязку и взглянул на рану – чистая, аккуратно зашитая. Но Нико чувствовал, что рана продолжает доставлять Ренате ощутимый дискомфорт. Хотя она держалась совершенно спокойно, пока он с обеих сторон осматривал сквозное отверстие. Кровотечение значительно уменьшилось, но даже тонкая красная струйка заставила его напрячься. Кровожадность, слава богу, отступила, но он продолжал оставаться вампиром, и кровь Ренаты с ароматом сандала и свежести дождя дурманила, особенно на таком близком расстоянии.