Он нахмурился еще больше:
— И зачем вам моя невеста?
— Ни за чем. Просто любопытно.
— Это вас не касается.
— Мой жених вас тоже не касается.
— О, еще как касается! Это из-за него мы должны были пролететь тысячи километров, а еще будем добираться до виллы, находящейся непонятно в какой глуши! Потратить целый день неизвестно на что! И все только из-за того, что он не объяснил этой девице Весловской, что она его больше не интересует!
— Как будто это бы ее остановило!
— Да если б она знала, что нет ни капли надежды вернуть его любовь, она бы не стала его увозить! Но он не обозначил, что между ними все кончено раз и навсегда!
— Нет, обозначил!
Но ведь он пошел с ней танцевать тогда, вечером, когда она еще не опоила его! И он так на нее пялился! Но ведь все мужчины пялятся на красивых женщин! У них это как бы инстинкт!
— Нет, не обозначил. Ты и сама знаешь, что не обозначил, — сказал Бондин.
— Знаешь, если мужчина даже женат, он всегда… поглядывает на красивых женщин! Но это ничего не значит! Ты бы тоже на его месте любовался ею!
— На его месте я бы любовался тобой, — бросил инспектор.
— Что? Ты… — Я слегка растерялась, до того эмоционально он это сказал.
Но он уже насмешливо глядел на меня:
— Хотя, может, ты и права, ею любоваться приятнее.
— Приятнее? Чем мной?! — Нет, он взбесил меня окончательно.
— Ага.
Да кто он такой! Чертов бюрократ! Чертов полицай!
Я вздернула нос и припустила чуть ли не бегом, чтобы уйти от этого придурка. Догнала Орхидею и Николая, сказала:
— Мы успеем на паром?
— Разумеется! — сказал Николай. — Он отходит минут через двадцать. А я вас домчу в момент.
Момент — это сколько? Судя по голосу дядьки, гораздо быстрее, чем двадцать минут. Я успокоилась. Ну почти.
Мы вышли с летного поля через небольшую калитку рядом с большими сетчатыми воротами. С поля вела широкая асфальтированная дорога.
— И никаких тебе проверок документов, ничего такого, — довольно пробормотала я.
— Это же только для своих, — сказала Орхидея, — для ведьм и… э-э… прочей нечисти.
— Ага, — сказал Николай, — вроде меня.
— А вы кто? — поинтересовалась я. Я-то думала, он просто из семьи ведьмы.
— Дед Мороз, — сказал Николай.
Шутит?
— Это по-вашему, по-русски, — пояснил он. — А в других странах Санта. Или Рождественский Дед. Или еще как.
Какое дурацкое чувство юмора у этого дядьки. Я не знала даже, что на эту шутку ответить, и промолчала.
Мы пошли по обочине дороги. И где же его хваленый загадочный транспорт?
А Николай с Орхидеей продолжили свой разговор о путешествиях. Николай говорил:
— Отпуск я люблю проводить в теплых странах. У меня-то, сами понимаете, снег да снег. Мне даже северные платят. Самые высокие. Ведь севернее-то некуда.
А! Он просто живет где-нибудь в тундре или во льдах. Вот и шутит, что он Дед Мороз.
— А на Канарах вы уже бывали? — спросила Орхидея Николая.
— Я ездил сюда отдыхать, когда испанцев на островах еще и в помине не было.
— А давно здесь испанцы? — спросила я.
— Лет четыреста, — сказал Николай. — Я и Ганса здесь встречал, когда он еще во плоти был.
Этот Николай — бессмертный, что ли? Я покосилась на него. А почему тогда старый? Разве бессмертные не должны быть вечно молодыми?
Нет, я понимаю, призрак. В них я уже, типа, поверила. Как и в ведьм перед этим. И это всего лишь за два дня! Какая я все же легковерная особа, наверное! Но бессмертный. Это было почему-то выше моего понимания. Хотя я и фильм «Горец» смотрела, и вообще фантастику поглядываю. Но одно дело фантастика, а другое — жизнь.
— Не смешно, — прямо сказала я Николаю.
— Что — не смешно?
— Все эти ваши шутки, про Деда Мороза, про путешествия и про бессмертие.
— Это же не шутки, Вика, — сказала Орхидея. — Он настоящий.
— Да-да, — сказала я. — Видела я рекламу шоколадных конфет. Он настоящий, они настоящие. Вы сговорились, что ли? — гневно поглядела я на Орхидею и Николая.
Тут к моему уху склонился Бондин и сказал:
— Он Николас Полярный. Он и правда волшебник Рождества и Нового года.
— Откуда он взялся тогда? — возмутилась я в полный голос.
— Как это откуда? — возмутился в ответ Николай. — Как и все — от мамы с папой.
— Ну-ну. Интересно, и кто они? Зима и Мороз?
— Зачем? — удивился Николай. — То есть отец — он был Дед Мороз, по-вашему. У нас работа по наследству передается. А мама была просто ведьма… И я вовсе не бессмертный. Просто гены у меня особые, в нашем роду живут лет пятьсот-шестьсот и холода не боятся.
Пожалуй, это самая потрясающая новость за эти двое суток. Что Дед Мороз существует.
— Ну не хотите же вы сказать, что вы подарки в полночь раздаете? — спросила я.
— Выборочно раздаю, да. Но основная моя работа вовсе не эта.
— А какая?
— Желания исполнять. Которые в Новый год загадывают.
— Правда? Ты умеешь исполнять желания? — воскликнула Орхидея.
Похоже, не только я тут не знаю всех подробностей жизни Санта-Клаусов.
— Да, умею. Я же говорил тебе об этом в самолете, — сказал Николай. — То есть, — он слегка смутился, — пытался сказать.
Так вот какую фразу он никак не мог договорить! И вовсе ничего неприличного!
Он понизил голос и сказал Орхидее:
— Хочешь, я и твое новогоднее желание исполню? Я могу найти его в своих записях.
Орхидея покраснела:
— Нет, не стоит беспокойства.
— Да мне только приятно будет. И потом, это же моя работа, — отвечал он.
— Не надо искать, — твердо сказала Орхидея.
И что она там поназагадывала? Хотя можно предположить, что. С ее-то романтизмом и одиночеством.
Я и сама в прошлый Новый год загадала — выйти в этом году замуж. Интересно, Николай исполнит это мое желание или нет? Может, спросить его?
В раздумьях я чуть не влетела в спину Николая, который вдруг замедлил шаг и стал оглядываться по сторонам. Он видит что-то в магическом мире? Я повернула кольцо и тоже поглядела кругом, но и в серебристом сиянии все оставалось таким же — пальмы, зелень, дорога.
А Николай пробормотал:
— Да где же они? — Поставил чемодан на землю, крикнул: — Хо-хо-хо! — и хлопнул в ладоши.
Через несколько секунд по кустарниково-пальмовым зарослям справа от дороги будто волна ветра прошла, раздался треск ветвей, и из кустов в воздух взмыли и притормозили перед нами, не опускаясь на асфальт, красные, расписанные золотом сани.
— Какая прелесть! — всплеснула руками Орхидея.
— Аэросани летние, прогулочные, — сказал Николай. — Вот они и прогуливались, а мы ждем их!
— И олени, может быть, будут? — с недоверием спросила я.
— Зачем? Олени нужны были в век лошадей, — сказал Николай. — А сейчас век техники. Правда, эти дурашки любят увязываться за мной, когда я еду подарки подкидывать. Летают вокруг и мешают нормально приземлиться.
— Летающие олени, — покивала я. Пожалуй, я уже и в летающих розовых слонов готова поверить.
— Особая полярная порода, — серьезно сказал Николай. — Ну, усаживайтесь же. Сядете со мной впереди, Орхидея? — спросил он.
— Да, — ответила Орхидея и кокетливо подала ему белую полную ручку.
Там впереди еще и руль оказался. Прямо не сани, а автомобиль! Орхидея и Николай уселись на передний диванчик. Нам с инспектором ничего не оставалось, как сесть сзади.
Я полезла наверх, проигнорировав вежливо протянутую для поддержки руку Бондина, и села в угол. Он взошел на сани и уселся рядом.
— Цоб-цобе, — сказал Дед Мороз, и сани тронулись с места.
Когда мы проезжали мимо идущих вдоль дороги туристов, те радостно помахали нам руками.
— Мы сейчас замаскированы? — громко поинтересовалась я, наклонившись вперед, к Николаю. Чтобы Бондин не подумал, что спрашиваю я у него.
— А как же! — сказал Николай. — Под кабриолет… э-э, — он заглянул куда-то на панель управления, — «Форд Мустанг Шелби».
Я уже отвернула кольцо и сама увидела, что мы сидим в красной открытой машинке, с широкой белой полосой по капоту.
— А в Новый год? — продолжила я. — Когда вы над крышами летаете, то тогда подо что маскировка?
— Ни подо что, — сказал Николай. — Так и лечу. Только санки рабочие, большие.
Снова шутит? То есть вообще-то в прошлый раз, как оказалось, он вовсе не шутил.
— То есть люди спокойно могут любоваться Санта-Клаусом или Дедом Морозом на санях? — уточнила я.
— Летящим! — поднял палец Николай. Рулил он одной рукой.
Инспектор посмеивался в своем углу. Типа он умный, все знает, а я тут, дурочка, веду расспросы. Я замолчала и, отвернувшись, стала любоваться пейзажем. Далеко-далеко в голубой дымке синело море. А прямо перед нами раскинулась степь с мелкими зелеными кустиками.
Диван рядом скрипнул, и мне в ухо зашептал голос, разумеется, Бондина:
— Он летает с такой скоростью, что никто не успевает его увидеть. Он умеет растягивать время.
— Еще одна генетическая особенность? — невольно обернулась я.
— Нет, у него есть особенный хронометр. Работает он раз в год и за несколько секунд прокручивает целый год. Так что у Николая целый год для того, чтобы раздать подарки.
— Если в Новый год он проживает еще один год, то он живет в два раза дольше, чем сказал, — в удивлении предположила я.
— Так и есть, — сказал Бондин, довольный. — Быстро ты сообразила.
— А ты думал, я дура?
— Конечно, нет, — улыбнулся он. Потом с неловкостью посмотрел мне в глаза: — Ты извини, что я о твоем женихе так давеча сказал. Каждый может проявить слабость…
— Да, — сказала я. На самом деле мне хотелось закричать: «Вовсе Миша не слабый! Это Мелисса-Крыса сильная! Она же ведьма!» Но в душе я и сама винила Мишу. Может, он и вправду не любит меня так сильно? А я? Насколько он мне дорог? Стал ли он мне по-настоящему близким человеком за эти месяцы? И хотелось бы мне жить с ним вместе всю жизнь?
Черт, это инспектор виноват! Он заставил меня сомневаться в том, в чем я была уверена! Он заставляет меня рассматривать наши с Мишей отношения под критическим углом! Чертов блюститель порядка! Он нарушил порядок в моей голове!
Я выпрямилась, посмотрела Бондину прямо в глаза и сказала тихо:
— Знаешь что, не смей больше касаться темы моей личной жизни.
Он отвел взгляд:
— Хорошо. Не буду.
Мы замолчали. Но я не люблю такое вот напряженное молчание. Знаете, одно дело, когда люди молчат от того, что им вместе и молчать комфортно, а другое — от того, что хотели бы в этот момент разбежаться в разные стороны, да некуда. Поэтому я громко сказала:
— А почему бы вам, Николай, и правда не ездить на машине? И не надо никакой магической маскировки, и в кустах его прятать не надо.
— Потому что я люблю сани, — сказал Санта.
— И они тебе очень идут, — ласково сказала Орхидея, похлопав его по плечу, отчего «Форд» выехал на встречную полосу, потому что у шофера рука уползла влево. Хорошо, что машин на дороге не было.
Влюбленные иногда говорят такие глупости! Просто уши вянут их слушать.
А что, Орхидея и Дед Мороз очень подходят друг другу. Даже по цвету одежды. Она любит черный, он — красный. Прям Стендаль какой-то.
Эх… Да при чем тут одежда. Главное, чтобы… Чтобы людям было о чем поговорить. Наверное. А может, какая-то между ними должна быть связь магическая. Ну, в смысле, что-то особенное, какая-то магия любовная. Только без всяких ведьмовских штук вроде зелья. А вот у нас с Мишей — она есть? Я даже не знаю. Ну, если я еду его спасать на край света, то, наверное, есть. А вот если он убежал от меня на край света, да еще с другой девицей… Но ведь не по своей воле! Ладно, увижу его, разберемся.
Мы домчались до пристани минут за пять. Я включила око, чтобы еще полюбоваться санями.
Мы сошли на землю, и Николай тихо сказал:
— Ох-ох-ох.
Сани лихо сорвались с места, взметнув облако пыли, и исчезли в ближайшем островке джунглей.
Я, выключив гляделку, вполголоса спросила Николая:
— И никто не удивится, если заметит, что кабриолет без водителя, да еще в кусты заехал?
— Пока еще никто не замечал, куда он скрывается. Все заняты своими делами. Спешат на паром до Ла Гомера, например, — и он показал рукой на берег.
Это паром такой? Ничего себе. Я-то всегда представляла, что паром — это такой большой плот. По смутным образам из черно-белых фильмов, наверное. Но, кажется, мои представления несколько устарели. У причала белым двухэтажным айсбергом возвышался какой-то пароход. Ну, может, не совсем пароход, потому что был он какой-то странной непропорциональной формы, напоминающей гигантский кирпич. Или коробку из-под сока, плавающую на боку. Или тапку. Такую огромную, что в нее могли заехать машины и потеряться там. И они в данный момент туда и заезжали. И, может быть, даже там терялись.
— Я за билетом, — сказал Бондин. — А вы пока идите к парому.
Бондин побежал к белому низенькому домику с синими ставнями.
Мы двинулись к пристани и столкнулись нос к носу с маленьким смуглым человечком в белой форме и фуражке. Он что-то сказал — похоже, на ломаном английском.
— Поверни перстень, — шепнула мне Орхидея.
Я повернула. А Николай, видимо, был полиглот.
— Так это ваш автомобиль? — вопрошал человек.
— Нет, — сказал Николай. — Он нас просто подвез.
— Зачем он уехал в деревья?
— Разве? — «удивился» Николай.
— Со мной, со мной, — поманил нас ладонью человек. И зашагал к тем зарослям, где спрятались сани.
Ой-ей. Что сейчас будет? Штраф? Тюрьма?
Мы подошли к обочине. Полицейский перешагнул через бордюр и смело ринулся вперед, раздвигая руками широкие глянцевые листья.
Сани висели себе в воздухе среди помятых зеленых побегов. Интересно, а что видит абориген? Я выключила око.
Ха-ха. Ай да сани. Никакого автомобиля перед нами не было. А был… слон!
Смуглый полицейский вытаращил глаза и произнес что-то, по интонации похожее на: «Что за ерунда тут происходит? Сейчас только я видел, как в кусты заехал блестящий красный автомобиль, а теперь стоит эта огромная, как дом, скотина и помахивает толстым хоботом прямо перед моим носом!» Ну вообще-то он сказал всего пару слов. Но смысл, думаю, был близкий.
Слон поднял хобот и весело продудел. Полицейский быстро достал рацию и забормотал туда в панике (я успела повернуть перстень):
— На острове слон! В Лос-Кристианос, у пристани! И он кричит на меня!.. Никакого виски! Нет, присылайте подкрепление! Святой Колумб! Он собирается убежать!
Сани крутанулись на месте. А слон? Я выключила око. Слоник стоял, невежливо повернувшись к нам своим огромным серым задом. Потом помахал хвостом, поднял его и… навалил кучу.
Мы с Орхидеей хихикнули. Николай строил серьезное лицо, но тоже едва сдерживал смех.
Полицейский что-то заорал в рацию.
— Что он сказал? — спросила я у Орхидеи.
— Просит дворников прислать, — хихикая, ответила она.
А слон не стал дожидаться ни дворников, ни полицейских и дал деру, ломая ветки.
Я повернула перстень, чтобы увидеть, что на самом деле оставили сани. Под пальмами белел сугроб. И таял прямо на глазах.
Полицейский хотел в первое мгновенье бежать за слоном, но потом, видимо, рассудил, что один он его задержать все равно не сможет, а потому остался на месте и повернулся к нам:
— Вы это видели?
— Нет. Да, — ответили мы хором и вразнобой.
— Извините, — сказал Николай, — у нас там паром отплывает.
— Да-да, — ошеломленно пробормотал абориген.
Мы побежали к пристани.
— Этим летним санкам лишь бы пошутить, — проворчал Николай, но голос у него был довольный.
У парома Бондин что-то горячо втолковывал морякам, которые, похоже, уже собирались убирать белую лесенку, как там ее, трап. Завидев нас, инспектор замахал нам руками. И подал билеты мужчине у трапа.
Мы побежали по лестнице наверх и через небольшую дверь зашли внутрь парома. В моем устаревшем представлении мы смогли бы зайти только на паром, но никак не внутрь.