Эмоциональные американские горки, на которых я побывала сегодня утром, слишком сильно терзают мои нервы, и в голове пульсирует колючая боль. Раздается первый звонок, и все начинают расходиться на первый урок, но я не могу сейчас пытаться слушать американскую историю. Просто… нет.
Вместо этого я направляюсь в медпункт. Одно из преимуществ моей странности — то, что медсестре сообщили, что у меня «бывают очень внезапные мигрени». Мне не нравится ложь, но когда у меня действительно возникает головная боль, это означает, что я могу получить таблетку сильного Напроксена, для которого нужен рецепт, вместо двух таблеток Тайленола, которые дают большинству детей.
Медсестра измеряет мне температуру и, хоть она и хмурится, глядя на термометр, но говорит, что у меня нормальная температура — это я могла бы предсказать и без каких-либо навыков Оракула — она разрешает мне лечь на последней свободной кровати и даёт мне поношенное, но мягкое одеяло, прежде чем потянуть за собой шторку для того, чтобы дать мне немного уединения.
Я должна сказать Сиерре, я знаю это. Но могу ли я сказать ей правду о предсказании, которое я видела с Мэтью, и скрыть, что я посоветовала ему быть осторожным? Что я нарушила строжайшее правило Оракулов? Никогда, ни при каких обстоятельствах не менять будущее. Она может так хорошо читать меня, я клянусь, она просто узнает.
Почему ты не сделала этого? Слова из текста проплывают через мою больную голову до тех пор, пока желудок не начинает болеть. Я должна понять это. Возможно, это был ещё один Оракул. Возможно, у него было такое же видение.
Я прищуриваюсь, и через маленькую щель между занавесками я вижу медсестру, сидящую перед компьютером. Я поворачиваюсь спиной к щели и осторожно вытаскиваю свой телефон. Я нахожу номер тёти, а затем набираю текст.
«Есть другие Оракулы в Колдуотер?»
Я нажала ОТПРАВИТЬ, прежде чем я могла подумать о последствиях того, что я только что сделала.
Мой телефон жужжит, и я сжимаю зубы от звука, надеясь, что никто его не услышит.
«Нет.»
Очень помогла, думаю я с сарказмом.
Я набираю ответ дрожащими пальцами.
«Ты уверена?»
Через некоторое время спустя:
«Совершенно. На 500 миль от нас нет семей.»
Оракулами могут быть не только женщины, но способности передаются генетически. Таким образом, Оракулы не появляются ни с того, ни с сего. Ген может пропускать поколение — даже два, а иногда и три, но всегда есть связь. И одно из заданий моей тети — отслеживать генеалогию для сестёр. Она знает лучше всех.
Из этого получается, что… Я имею в виду, что технически это может быть кто-то издалека, но если они знают обо мне и видят то, что я видела, я могу предположить, что они где-то рядом.
Так… Вероятно, не другой Оракул. Но тогда как…?
Мой телефон снова жужжит.
«А что?»
Я делаю гримасу и пытаюсь придумать разумный ответ.
«Я просто подумала, не стоит ли нам объединиться и поддерживать друг друга. Это всё.»
Я задерживаю дыхание и надеюсь, что её удовлетворит мой ответ. К счастью, я постоянно подхожу к Сиерре с вопросами об Оракулах, даже если она не всегда отвечает на них, что происходит довольно часто. Я не могу пойти к кому-то ещё, и кроме того, она знает больше об Оракулах, чем… Вероятно, кто-либо ещё на Земле. Серьёзно.
Перевернувшись снова, я возвращаюсь к другому сообщению. Не для того, чтобы прочитать. Я знаю, что там написано. Слова выжжены у меня в мозгу. Больше, чтобы убедить себя, что оно настоящее. Я обхватываю пальцами телефон и прижимаю его к груди, съеживаюсь и стискиваю свой ноющий живот, стараясь игнорировать медленно стихающий стук в голове.
Все думают, что хотят суперсилу. Быть волшебником, более важным и особенным, чем все остальные. Быть экстраординарным. Но на самом деле, это не так. Они не понимают. Я бы всё отдала, чтобы быть нормальной.
Глава 07
Несмотря на стресс, чувство вины, беспокойство и паранойю, мне удается проспать целую ночь без перерыва, прежде чем я узнаю, что Мэтью мёртв.
Мама плачет на кухне, и страх сжимает моё сердце так сильно, что я почти уверена, что оно перестаёт биться на несколько секунд. Я не могу ничего с собой поделать, но во мне разгорается гнев, пока я смотрю новости. Что он мог сделать, чтобы его убили таким способом — остановился пописать на снег? Все были настороже, зачем он вышел из своей машины?
Я сказала ему быть осторожным. Этого было недостаточно. Я облажалась.
Я почти не прислушиваюсь к словам диктора, когда одна мысль пробралась в мою голову.
— Нам сообщили, что несовершеннолетний подросток, которого полиция опознала, но чьё имя нам не удалось узнать, был расстрелян из оружия, которое, хоть и зарегистрировано на имя отца, но на нём выгравировано имя мальчика. Пистолет остался на месте преступления и, надеюсь, станет ключом к разгадке личности убийцы.
Застрелили из своего же пистолета.
Колени не в силах удержать меня, и я падаю на стул, и в голове начинают бежать вопросы: «Почему у него был пистолет в машине? Он начал носить его из-за убийства Бетани? Или потому, что я сказала ему быть осторожным?»
Я чувствую сильную руку, сжимающую моё плечо, которая выталкивает меня в коридор, но ноги плохо двигаются, и я, спотыкаясь, и иду за Сиеррой. Едва скрывшись из поля маминого зрения, Сиерра смотрит на моё лицо, изучая меня. Мельком изучает. У меня нет сил, чтобы попытаться скрыть что-нибудь. Я просто оглядываюсь назад, слёзы текут по моим дрожащим щекам.
Сиерра выпрямляется, и кажется удовлетворенной.
— Это тебя удивило, — шепчет она, её ладонь поглаживает мои руки. Было бы лучше, если бы я не чувствовала себя виноватой.
Я киваю. Это правда. Я только начала верить, надеялась, что он будет жить. Что я изменила его судьбу. Я была удивлена.
— Ты этого не видела.
Я закрываю глаза и начинаю плакать. Она обнимает меня и притягивает к своей груди.
— Это всегда самое сложное, — она бормочет мне на ухо, когда её пальцы убирают мои волосы с влажного лица. — Видеть смерть невинных, сходить с ума, думая, что мы могли бы что-то предпринять, — она отступает и смотрит на меня сверху вниз. — Шарлотта, послушай. Ты ничего не могла сделать. Ни для него, ни для той девушки. Ты бы вызвала неконтролируемые последствия. Ты невиновна.
Невиновна? Я ничего… Если бы я ничего не сказала, Мэтью бы остался жив? Привела ли его предосторожность к такому результату? Невозможно знать наверняка. Но я приняла меры, и теперь, в некоторой степени, я несу ответственность. Я совсем не невиновна.
Но я киваю. Потому что я должна. Потому что она не отпустит меня, пока я это не сделаю, и мне нужно вернуться к новостям — услышать всё, что они могли бы обнаружить. Возможно, это моя личная пытка.
Когда я убегаю, Сиерра не останавливает меня, и я возвращаюсь обратно на кухню. Я ем хлопья, вкус которых не узнаю, на протяжении пяти минут и прислушиваюсь к новостям, и жажду обрывков информации, доказательств, которые могли бы оправдать меня.
Или приговорить меня.
Через час я съедаю едва ли половину миски и иду в свою комнату. Как можно быстрее я натягиваю вчерашние джинсы и рубашку, засунув босые ноги в ботинки. Я возвращаюсь в коридор, и менее чем через минуту направляюсь к входной двери.
Мама понимает мои намерения в ту же секунду, когда её опускает глаза на мои ботинки.
— Шарлота, нет. Сегодня ты не пойдёшь в школу.
Я игнорирую её и хватаю пальто с вешалки у входной двери. На кухне раздался треск, и я понимаю, что мама пытается маневрировать своей инвалидной коляской по узкому коридору. Я знаю, что я ужасная дочь потому, что воспользовалась её уязвимостью. Я открываю дверь, когда мои руки снимают пальто и проскальзывают в его тяжёлые рукава, затем дверь захлопывается.
Я преодолела почти пол квартала, пока не услышала, как мама добралась до крыльца и начала кричать моё имя, но я склонила голову и поспешила вперёд, поворачивая за первый попавшийся угол, чтобы скрыться от неё.
Она не будет преследовать меня в инвалидном кресле, она знает, что не догонит меня. Когда я вернусь домой, мне придётся несладко, но я должна была уйти оттуда, чтобы не задохнуться.
Я даже не думала о том, что направилась в сторону школы. «Угол», что я выбрала, вовсе не был углом, он оказался краем парковки. Теперь я прохожу через середину огромной площади белого снега. Если бы я была младше — более равнодушной, менее виноватой — я бы легла и сделала снежного ангела. Или бегала бы кругами, чувствуя головокружение от того, что я первая пройду по снежному одеялу идеальной белизны.
Вместо этого я стою посреди парковки, покрытой нетронутым снегом, за исключением единственной цепочки моих следов, которые обрываются на полпути.
Уже начались занятия. Но здесь никого нет. Ну, у входной двери стоит горстка машин, которые, вероятно, принадлежат учителям. Интересно, отменят ли школу снова.
Телефон звонит в моём кармане. Мама. Я смотрю на ярко освещённый экран, и он продолжает трезвонить, мне в голову приходит мысль, почему этот день отличается от того дня, когда они нашли Бетани. В то утро толпа собралась вокруг места преступления, и слова о том, кто был убит, просочились, как лесной пожар, как только Рейчел увидела те туфли.
Мэтью был убит в отдалённом районе. Даже тех немногих, которые оказались неподалеку, полиция держала подальше от места преступления.
Я единственная, кто знает имя жертвы.
Я могу представить с точность., что происходит сейчас в сотнях домов Колдуотера. Ученики отчаянно звонят друг другу, проверяя своих друзей один за другим. Я могу представить тексты сообщений.
«Ты в порядке? Напиши мне прямо сейчас!»
«Ты не ответил. Позвони мне в ту же секунду, когда получишь это сообщение.»
Или даже еще проще:
«Убит ещё один ребёнок. Пожалуйста, скажи, что это не ты.»
Единственный человек, который позвонил мне, это мама. И я не ответила.
Я набираю маме простое смс:
«Я в школе. Прости.»
И продвинулась вперёд. Я прошла половину лестницы, когда снова приходит сообщение.
— Прости, прости, прости, — бормочу я, снова вытаскивая телефон.
У меня в животе всё обрывается, когда я вижу, что это не от мамы, а с того же неизвестного номера, что и раньше. Я оглядываюсь, но никого не вижу.
Что глупо, потому что нет причин, по которым кто-то должен смотреть на меня, чтобы написать мне. Дрожащими руками я разблокировала свой телефон. Мои руки настолько холодные, что я с трудом справляюсь с этим, затем я прижимаюсь к углу лестничной площадки и заставляю глаза смотреть вниз на экран.
«Твоя попытка достойна восхищения, но это явно не сработало. Я могу показать тебе, как остановить это снова. Позвони мне, когда вконец отчаешься. Сделай это ради бедного мальчика. Пожалуйста.»
Я подавляю желание бросить телефон на землю, когда мои лёгкие затягивают воздух быстрыми, громкими вздохами.
Кто бы это ни был, он знает. Но, как много он знает? Он наблюдает за мной?
Они знают, что у меня было видение о Бетани, и что я пыталась предупредить Мэтью.
И что я потерпела неудачу.
Я спрятала свой телефон в карман и повернулась обратно к утреннему ветру. Я не была уверена, куда идти.
Я не могу идти домой. Я просто не могу. Я не готова. Не видеть маму или Сиерру. Я прохожу мимо школы, иду по тротуару, по совершенному белому полотну. Мои босые ноги начинают покалывать от холода в ботинках, но я не обращаю ни них внимания. В мозгу снова и снова крутятся вопросы и возможные варианты.
Через полчаса я три раза обошла один и тот же квартал, и больше нет свежего снега, по которому можно пройти. Собственная голова кажется мне ловушкой, и мой разум устает. Он перестает выдумывать дикие теории, сценарии где я виновата, и вместо этого фокусируется на двух картинах, которые стоят у меня перед глазами, даже когда я их закрываю: кровоточащий разрез на горле Бетани и отверстие в голове Мэтью.
И я понимаю, что не смогу жить с самой собой, если это произойдет снова.
Глава 08
Возвращаясь домой, я дрожу и чувствую, что пальцы на ногах замерзли. Я проделала длинный путь и не пришла в школу, поэтому, честно говоря, я не знаю, формально ли я прогуливаю или нет.
Думаю, я сегодня опустошена.
Я уверена, что выгляжу жалко, входя в парадную дверь и отправляясь прямо в кабинет мамы, чтобы извиниться. Но она бросает взгляд мне в лицо, и я знаю, что слова не понадобятся. Она помогает мне снять пальто и начинает снимать мои ботинки. Я бормочу, что мне жаль, и мы выходим в большую комнату, где я ложусь на диван, а мама массирует мне спину. Сколько я помню, она делала так, когда я болела.
Сегодня я болею не физически, а морально — это слово, которое я действительно сейчас поняла. В конце концов мама должна вернуться к работе. Уверяю её, что со мной всё будет в порядке. Я просто хочу уснуть.
Это абсолютно верно.
Но десять минут спустя, я слышу шаги в коридоре, и звон ключей, потом парадная дверь открывается и закрывается. Сердце бешено колотится, когда я тихо поднимаюсь с дивана, заглядываю в окно и вижу, как уезжает Сиерра.
Пальцы покалывает от страха и предвкушения, пока мой взгляд скользит по коридору.
Дверь её спальни закрыта, но это ничего не значит. Я думаю, что она не знает, что я дома.
Быстро взглянув в направлении угла, за которым мамин кабинет, я на цыпочках иду по коридору и кладу пальцы на дверную ручку. Я вздохнула, скрестила пальцы и попыталась.
Она не заперта.
Я понятия не имею сколько её не будет.
И если она поймает меня, то будет очень сильно злиться.
Но это возможность, которой я собираюсь воспользоваться. Я вхожу и оставляю дверь открытой на несколько дюймов, чтобы услышать, когда она вернётся. Как будто меня тянут магнитом, я иду прямо к древней копии «Восстановления сломанного будущего» и вытаскиваю её, чувствуя себя самой худшей племянницей в мире, даже когда мой разум говорит мне, что я полностью права. Почему мне не позволяют знать то же, что знает Сиерра?
Мне это нужно.
Сиерра сказала мне, что знание опасно, что у неё очень рискованное положение, как историк Сестёр. Но это звучит странно, как и все аргументы, которые люди приводят в пользу цензуры и запрета книг и прочего. Я тоже не согласна с этим.
Я знаю основные функции Сестринства — это поиск Оракулов, обучение их и защита их способами, которых я действительно не понимаю. Но, насколько я могу судить, главная цель, которую они преследуют, по крайней мере в моей жизни — скрыть все знания о Оракулах. И не только от мира, но и от самих Оракулов.
Прогоняя все мрачные мысли, я аккуратно открываю книгу. Название напечатано на кожаном чехле с золотым тиснением, но, к моему удивлению, книга написана от руки. Почерк на пожелтевших страницах полон петель и завитушек, и это не так уж круто, как кажется, для расшифровки потребуется время. Моё сердце бешено бьётся. Мне нужно несколько дней, по крайней мере, и очень подходящее время. Сиерра просто побежала за чашкой кофе в своё любимое местное кафе.
Я начинаю читать как можно быстрее, и я просмотрела меньше двух страниц, когда поняла, что я сглупила.
На моём телефоне есть камера.
Разве не так же украли последнюю книгу о Гарри Поттере?
Я вытаскиваю телефон из кармана и приседаю, чтобы положить книгу на пол. Фокус, делаю снимок, переворачиваю страницу. Снова, снова и снова. Моя концентрация настолько четкая, поскольку я продолжаю перелистывать книгу, бормотать себе под нос, когда у камеры телефона возникают проблемы с фокусировкой на некоторых страницах с неразборчивым почерком.
Когда звук открывающейся двери эхом отдается по коридорам, я настолько увлечена, что почти забываю, что это значит.
Сиерра. Дома.
Чёрт!
С острым сожалением я захлопываю книгу и запихиваю её обратно на место на книжной полке. Я слышу, как Сиерра здоровается с мамой, толкаю её дверь и закрываю её за собой как можно тише. Тихим шагом я иду по коридору и проскальзываю в спальню. Я считаю до пяти, а затем высовываю голову, будто я хочу поздороваться.